Из Загса - в драконье логово. Без права на пересмотр

Глава 7. Прозрение с опозданием на десять лет

Утро после Великого изгнания чемодана началось для Алисы неожиданно… благостно. Она открыла глаза, потянулась, и на губах у нее застыла сама собой легкая, непринужденная улыбка. В квартире царила тишина, но это была уже не гнетущая тишина ожидания и обиды, а тишина освобождения. Воздух казался чище, свет из окна — ярче. Вот оно что, — подумала она, вставая с кровати и щурясь от солнца, — настоящая свобода. Это… чудесно. Просто и гениально. Почему я не сделала этого раньше?

Она сладко потянулась, заставив мышцы порадоваться жизни без постоянного фонового стресса «Славиного присутствия», и направилась на кухню. Ритуал утреннего кофе обрел новый смысл. Не надо было гадать, выспался ли он, не надо было слышать его утреннее кряхтение. Кофеварка обещала ароматный эликсир пробуждения исключительно для нее.

Пока варился кофе, Алиса машинально взяла телефон, зашла в соцсети… и через минуту отложила его с легким недоумением. Не интересно. Сплетни, фейки, фотографии чужих завтраков — все это казалось вдруг таким мелким, таким неважным по сравнению с ощущением легкости внутри. Она откинулась на спинку стула, глядя в окно на просыпающийся двор, и позволила мыслям течь свободно. Что теперь? Как жить дальше? Вопросы звучали не пугающе, а… интригующе. Как чистый лист. Планы на выходные? Да хоть спать до обеда! Хоть поехать куда-то одной! Хоть купить ту самую дурацкую вазу, которую Славик всегда называл «безвкусной»! Мир был ее устрицей, и она наконец-то решила его открыть.

Кофе был готов. Алиса налила его в любимую большую чашку, вдыхая бодрящий аромат — да, это был ее спасительный эликсир, эликсир новой жизни. Она выпила его с наслаждением, затем быстро и энергично привела себя в порядок. Одевалась тщательнее обычного — не для кого-то, а для себя. Сегодня был рабочий день в ЗАГСе, а впереди — те самые выходные, на которые она уже мысленно набрасывала планы, окрашенные в яркие, независимые цвета.

С легкой душой и легкой походкой Алиса вышла из квартиры, спустилась по лестнице и толкнула тяжелую дверь подъезда. Утренний воздух ударил в лицо свежестью. Она сделала шаг на улицу, нацеливаясь на путь к работе… и замерла.

На лавочке у подъезда, под все еще висящим позорным баннером с блестками и светящимися черепами (который она в утренней эйфории даже не заметила), сидел… Славик. Вид у него был помятый, невыспавшийся, но при этом нарочито скорректированный. И в руках он держал букет. Букет белых роз. Огромный, дорогой, нелепый в этой обстановке утренней помойки и ее баннера-обвинения.

Он заметил ее, как только дверь открылась. И вскочил с лавочки с такой прытью, словно на нее села оса. Запыхавшийся, с лихорадочным блеском в глазах, он подбежал и сунул цветы ей прямо в руки.

— Алис! Прости меня! — выпалил он, глотая слова. — Я все осознал! Я дурак, слепой, бесчувственный болван!

Голос его дрожал, а глаза… О, эти глаза! Они смотрели на нее с таким нарочитым, вымученным раскаянием, с такой «щенячьей» мольбой, что это было почти карикатурно. Тот самый взгляд, который раньше растапливал ее сердце, теперь вызвал лишь волну раздражения.

Алиса закатила глаза. Раздраженно цокнула языком. — Ну, Господи, — произнесла она с ледяным сарказмом, оглядывая его с ног до головы, — ну хоть бы раз пластинку сменил! Всегда один и тот же текст! «Прости, дурак, больше не буду». Надоело, знаешь ли. Как дешевый сериал на повторе. — Она попыталась пройти мимо, отстраняя букет, который он все еще тыкал ей в грудь.

Но Славик не отставал. Он засеменил рядом, продолжая свое покаянное шествие. — Ну честное слово! Ну прости меня! Больше такого не повторится! Я клянусь! — он хватал ее за рукав, мешая идти. Алиса уже готова была швырнуть розы ему под ноги, как вдруг он сделал паузу, залез в карман джинсов… и достал маленькую красную бархатную коробочку.

Алиса остановилась как вкопанная. Сердце на мгновение замерло, потом забилось с бешеной силой, но не от радости, а от чистейшего, немыслимого изумления. Ее мозг отказался обрабатывать информацию. Коробочка… такая знакомая по тысячам фильмов и потаенных мечтаний прошлых лет.

Славик, видя ее реакцию, попытался придать своему лицу выражение торжественности. Получилось как-то криво и неубедительно, словно он репетировал перед зеркалом, но забыл половину мимики. Он щелкнул коробочкой. Внутри, на черном бархате, тускло поблескивало кольцо. Не огромный бриллиант, но вполне приличное, с камешком. Он опустился на одно колено, прямо на асфальт возле подъездной лужи. Голос его сорвался на фальцет:

— Алиса… выйдешь за меня?

Алиса стояла, не двигаясь. Рот ее был открыт от немого шока. Она смотрела то на кольцо, то на его лицо с нарисованной надеждой, то на дурацкий букет белых роз в своей руке, то на баннер с черепами над его головой. В голове бушевал ураган противоречий.

Столько лет. Столько лет она ждала этого момента. Мечтала, намекала, злилась, плакала в подушку. Ждала, когда он «созреет», когда поймет, когда сделает этот шаг. Десять лет ожидания, обид, компромиссов, напоминаний о годовщинах, которые он забывал.

А теперь? Теперь, когда она его буквально вышвырнула из своей жизни вместе с носками? Теперь, когда она впервые за десятилетие вздохнула полной грудью и почувствовала вкус свободы? Теперь он «все осознал»? Теперь он достает кольцо?!

— Вот это поворот — прошептала она сама себе, и в ее голосе не было ни капли восторга. Была лишь горькая, до коликов смешная, нелепая ирония. Ирония жизни била по мозгам полновесным тараном. Он «прозрел» ровно в тот момент, когда она перестала ждать и смотреть в его сторону. Когда его место в ее жизни заняла… пустота, которая оказалась куда ценнее его присутствия.

Она посмотрела на кольцо. Оно сверкало глупо и навязчиво. Посмотрела на его колено, уже промокающее в утренней сырости асфальта. Посмотрела на баннер над ним: «...ДЕНЬ, КОТОРЫЙ ТЫ ВЫБРАЛ ДРУЗЕЙ ВМЕСТО ЛЮБВИ...». Ирония была настолько густой, что ею можно было резать.

Славик замер в ожидании, его «щенячьи» глаза широко распахнуты. Весь двор, казалось, затаил дыхание: пенсионерки у подъезда, парень, выгуливающий собаку, почтальон. Даже светящиеся черепа на баннере как будто подмигнули Алисе.

Алиса медленно закрыла рот. Потом глубоко вздохнула. Улыбка, появившаяся на ее губах, не имела ничего общего с радостью или умилением. Это была улыбка человека, понявшего всю абсурдность картины мироздания в данный конкретный момент.

Ответ висел в воздухе. И он точно не был тем, о чем Славик мечтал, стоя на коленях в луже у подъезда под баннером с его позором.