Из Загса - в драконье логово. Без права на пересмотр

Глава 16. Опоздание как искусство

Спускаясь по широкой каменной лестнице, Алиса чувствовала себя не столько новобрачной, сколько разведчиком, идущим на первое задание. Она не совсем понимала, что именно произойдет, но была готова ко всему. Главное — знать слабые места противника. А по словам Мари, у Кайна их было два: патологическая нетерпимость к опозданиям и самовлюбленность, достойная индюка, готовящегося к брачным танцам.

Самовлюбленный индюк, — с усмешкой подумала она, переступая с одной ступеньки на другую. — Как же я десять лет со Славиком-то прожила? Он был просто цыпленком по сравнению с этим экземпляром. — Мысль о Славике на мгновение вызвала легкую грусть, но она тут же отогнала ее прочь. Сейчас не время.

Она изрядно опаздывала. Намеренно. Медленно выбирала платье (хотя выбор был сделан за минуту), еще медленнее причесывалась, растягивая каждое движение. Все шло по плану.

Подходя к массивным дубовым дверям, ведущим в столовую-гостиную, она услышала за ними гул голосов — бурное обсуждение чего-то очень интересного. Вероятно, политики, завоеваний или, на худой конец, достоинств нового сокола для охоты. Она на секунду замерла, собираясь с духом, как актер перед выходом на сцену. Шоу должно продолжаться.

Затем она расправила плечи, слегка приподняла подбородок — достаточно, чтобы выглядеть надменной, но не настолько, чтобы сойти за полную дуру — и вошла. И постаралась изо всех сил изобразить на лице безмятежную, даже слегка сонную улыбку, будто она только что сошла с небес, а не пришла позавтракать.

Зал был именно таким, каким она его и представляла: длинный стол, уставленный яствами, которые пахли хоть и странно, но аппетитно. И люди. Много людей. В центре стола, словно паук в паутине, восседал Кайн. По одну сторону от него сидели его «друзья» — такие же угрюмые, бородатые мужчины в дорогих, но мрачных одеждах, с лицами, высеченными из гранита и вечного недовольства. По другую сторону — дамы. Яркие, как попугаи, украшенные драгоценностями и смотрящие на все с томной отстраненностью.

Когда Алиса вошла, все стихло. Абсолютно. Был слышен лишь треск поленьев в гигантском камине. Десятки пар глаз устремились на нее. И эти взгляды можно было разделить на три категории:

1. Шок дам. Их глаза вышли из состояния томной полудремы и округлились до размера блюдец. Они смотрели на ее строгое, глубокое декольте и отсутствие горчичных буфов с таким ужасом, будто она вошла в чем мать родила. Они себе такого позволить не могли. Их лица кричали: «Какая вульгарность! Какая дерзость!»

2. Откровенное любопытство мужчин. Взгляды его «друзей», скользнув по ее лицу, тут же опустились ниже, задержались на линии бедер, на талии, на том самом декольте. В их каменных лицах на мгновение промелькнуло что-то живое, оценивающее, хищное. Один даже невольно облизнулся.

3. И его взгляд. Кайна. Он изображал ледяное, абсолютное безразличие. Он даже не повернул голову, продолжая смотреть куда-то в пространство перед собой. Но Алиса-то видела! Видела, как напряглись его скулы, как сжались пальцы, лежавшие на столе. Он был похож на статую, внутри которой начинают рваться пружины.

Ага, конечно, безразличие, — мысленно фыркнула Алиса. — Сейчас ты у меня забеспокоишься.

Она непринужденно прошла несколько шагов вперед, ее бархатное платье мягко шуршало по каменному полу. — Прошу прощения за опоздание, — произнесла она своим самым мелодичным, слегка ленивым голосом. — Никак не могла определиться с нарядом. — Она бросила на Кайна быстрый, хитрющий взгляд, полный невинного кокетства, который на самом деле был аккуратно упакованным оскорблением.

Ее глаза скользнули по столу в поисках свободного места. И она с радостью обнаружила, что единственный свободный стул находится на самом дальнем конце стола, прямо напротив Кайна. Тем лучше для меня. Чем дальше от индюка, тем целее перья.

Она направилась туда. По пути один из мужчин — тот самый, что облизнулся, — резко подскочил, чтобы подвинуть ей стул. Он уставился на нее так, будто видел женщину впервые в жизни. — Позвольте, леди Изабель, — просипел он, не отрывая от нее восторженного взгляда.

Алиса мило улыбнулась ему, как звезда благодарному фанату. — Благодарю вас. Очень любезно. — Ох, чувствую тяжело мне с этим сухарем Кайном будет, — пронеслось у нее в голове, пока она устраивалась на стуле. — Я думала, в то время все мужчины были благородными рыцарями на белых конях. Ан нет, такие же Славики, только в бриджах и с мечами. Инстинкты те же.

Все присутствующие, немного помолчав, снова принялись за трапезу и неловкие беседы, но атмосфера была уже совсем другой. Теперь все украдкой поглядывали на нее и на Кайна, ожидая продолжения спектакля.

И только сейчас Алиса заметила, что сам «сухарь» перестал делать вид, что ее не существует. Он сверлил ее взглядом. Не отрываясь. Его глаза, темные и бездонные, были прикованы к ней с такой интенсивностью, что, казалось, могли прожечь дыру в бархате ее платья. В них читалось не просто раздражение. Читалось недоумение, ярость и… какое-то странное, пристальное изучение. Будто он видел ее впервые и пытался разгадать загадку.

Алиса же, в свою очередь, лишь улыбалась. Мило и непринужденно отвечала на вопросы соседа справа (который, краснея, спросил, не из далекой ли она страны, раз у нее такой… своеобразный вкус), пробовала странную еду (что-то вроде острой тушеной дичи) и делала вид, что не замечает испепеляющего взгляда своего «супруга». Она знала, что это его бесит больше всего. Абсолютное игнорирование его гнева было самым мощным оружием.

Смотри, смотри, индюк, — мысленно напевала она, откусывая от куска хлеба. — Ч ем дольше ты смотришь, тем меньше времени у тебя остается на твою самовлюбленную позу. Давай, покажи всем, какой ты вспыльчивый. Сорвись. Мне только того и надо.

Она поймала его взгляд и, не моргнув, подняла бокал с темным вином в его сторону с той самой безмятежной улыбкой. Не в знак примирения. А в знак тоста. Тоста за начало войны. Холодной, изящной, но войны.

Уголок губы Кайна дрогнул. Пальцы сжали нож так, что костяшки побелели. Гроза собиралась, и Алиса с наслаждением ловила каждый ее предвестник. Завтрак обещал быть гораздо интереснее, чем она предполагала.