Из Загса - в драконье логово. Без права на пересмотр

Глава 3

Звонок в дверь — резкий, настойчивый — вырвал Алису из омута странного спокойствия, в котором она утонула. Она моргнула, удивленно оглядев комнату. Сколько она просидела так, в кресле, слушая тишину и крамольные мысли о бегстве? Часы показывали почти десять. Время текло, как сироп, когда решаешь судьбу отношений.

Быстрым, почти автоматным движением она поднялась, отряхнувшись от остатков созерцательного ступора, и подошла к двери. Открыла.

За порогом стоял молодой парень-курьер, державший свернутый в рулон баннер и увесистую коробку. Он выглядел так же устало, как будто развозил не заказы, а собственные нереализованные амбиции.

— Ваш заказ, баннер с… украшением, — пробормотал он, заглядывая в накладную с выражением человека, видевшего всякое, но блестки и светящиеся черепа все равно вызывали легкий диссонанс.

Алиса поблагодарила, расплатилась, щедро добавив на чай — месть требует финансирования, и пожелала ему доброго вечера с такой неестественной бодростью, что парень на секунду задержался, словно ожидая подвоха. Дверь закрылась. Алиса осталась наедине с орудием своей публичной казни Славиной репутации.

Теперь главный тактический вопрос: где развернуть знамя позора? Увидеть его, только зайдя в квартиру? Банально. Слишком интимно, не та публичность. Нет, нужно место стратегическое. У подъезда. Чтобы он, подходя с утренней головной болью и чувством вины размером с КамАЗ, увидел свое предательство за три квартала. Чтобы соседи, выгуливающие собак и идущие за хлебом, прочитали и прониклись. Чтобы даже почтальон запомнил дату. Идеально!

Улыбка, на этот раз искренне злорадная, озарила ее лицо. Мысль о всеобщем осуждении Славика согрела душу куда эффективнее, чем утренний кофе. Она порылась в кладовке и вытащила складную стойку для рекламных объявлений — наследие прошлой попытки продать старый диван. Пригодилась! — торжествующе прошептала она, будто найдя Святой Грааль мести.

Выкатить все это хозяйство на улицу было несложно. А вот водрузить баннер размером с парусник на хлипкую стойку под ночным ветерком, пытавшимся унести и баннер, и ее остатки самообладания — задача для циркачей. Алиса пыхтела, кряхтела, ворчала на непослушные завязки и пыталась придушить порывами ветра блестящую фольгу. Баннер норовил свернуться обратно в рулон, как улитка, испугавшаяся собственной дерзости. Светящиеся черепа на гирлянде зловеще поблескивали в свете фонаря, словно подбадривая: Давай, Алиска, ты сможешь! Отомсти!

Наконец, после десяти минут эпической битвы, баннер был водружен. Он развернулся во всей своей ослепительной, розово-блестящей, черепно-украшенной красе. Текст «СЛАВА! ПОЗДРАВЛЯЮ С НАШЕЙ 10-ЛЕТНЕЙ ГОДОВЩИНОЙ! 04.09.2025 — ДЕНЬ, КОТОРЫЙ ТЫ ВЫБРАЛ ДРУЗЕЙ ВМЕСТО ЛЮБВИ. ЛЮБЯЩАЯ АЛИСА» сиял, как неоновый вызов всему мужскому безразличию. Алиса отступила на шаг, запыхавшаяся, с растрепанными волосами, но с чувством глубокого удовлетворения. Она встала перед своим творением, сложила руки на груди и… громко похлопала сама себе. Не просто похлопала, а с чувством, с толком, с расстановкой, как артисту, завершившему гениальный спектакль.

— Браво, Алиса! — провозгласила она шепотом, но с пафосом. — Оскар за лучшую визуализацию мужской недальновидности! Гениально! Просто, со вкусом, и с блестками!

Она представила, как Слава, бледный как мел, читает этот текст под сочувствующими (или злорадными) взглядами соседей, и ее душа запела арию торжества. Теперь можно спать. Или хотя бы попытаться.

И впервые за долгие месяцы (может, даже годы?) ожиданий и разочарований, Алиса уснула сном младенца. Не просто младенца, а младенца, только что отомстившего за отобранную погремушку. Глубоко, без сновидений, под аккомпанемент тихого жужжания светящихся черепов за окном.

Утро. Ровно 6:00. Будильник не прозвучал — Алиса проснулась сама, словно внутренний хронометр мести был заведен на это время. Она потянулась… и осознала: место рядом было пусто и холодно. Славик так и не вернулся.

Удивления — ноль. Разве что легкое презрительное фырканье. Классика жанра, — подумала она, вставая. — Ушел в себя на почве чувства вины? Или просто продолжил «серьезный повод» до победного? Явится дня через два, с цветами дешевле газеты и глазами виноватого щенка, которого только что выдрали за прогул урока. Мысль об этом спектакле вызвала не боль, а лишь усталое раздражение. Она спокойно отправилась в ванную приводить себя в порядок. Сегодня рабочий день, а в ЗАГСе внешний вид — это святое, даже если внутри все разбито вдребезги.

За завтраком она наслаждалась ароматным кофе и машинально листала ленту соцсетей. Глаза искали свежие следы Славиного «загула во имя свободы друга». Но тишина. Ни новых фото, ни сторис, ни даже глупого мема. Либо спит мертвецки, либо… — мысль оборвалась. Неважно. Пустота была предпочтительнее его лица.

Допив кофе, Алиса собралась. Выходя из подъезда, она бросила взгляд на свое ночное творение. Эффект превзошел ожидания. Ранние пташки — пенсионерка с авоськой, остановилась как вкопанная, читая текст и бросая сочувствующие (и одновременно жадные до сплетен) взгляды на окна Алисы. Сосед-автолюбитетель, выходя к машине, споткнулся, уставившись на баннер, и чуть не выронил ключи. Двое подростков тыкали пальцами и хихикали. План работал! Публичный позор был запущен, как хорошо смазанный механизм. Алиса позволила себе довольную, почти что солнечную улыбку и бодро зашагала на работу. Утро начиналось не так уж плохо.

Подходя к знакомому зданию ЗАГСа, Алиса мысленно сморщилась. Сейчас будет Маша. Энерджайзер в юбке, ходячий вопросительный знак и мастер непрошеных советов. Маша, которая вчера поздравляла ее заранее с предложением руки и сердца. Как встретить этот шквал? Соврать? Буркнуть что-то про «чудесный романтический вечер со Славиком»? Ха! Слишком много чести этому…

Алиса решительно рванула дверь и вошла в холл с видом человека, готового к бою. В своем кабинете она неспешно сняла пальто, повесила его и села за стол, открывая график церемоний.

— Отлично, всего одна — в обед. Можно немного передохнуть и…

БАМ!

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался ураган по имени Маша. Ни «привет», ни «здравствуй» — сразу в лоб, глаза сияющие азартом охотника за сплетнями:

— Ну что?! — выпалила Маша, с порога бросаясь к столу. — Рассказывай! Где ОНО? Кольцо?! — И прежде чем Алиса успела моргнуть, Маша схватила ее руку и стала судорожно разглядывать пальцы. Не обнаружив вожделенного блеска, ее лицо сначала изобразило недоумение, затем разочарование, а потом — живой интерес к драме. — А… а что вчера было-то? — спросила она, опуская руку Алисы, но не отпуская ее взглядом.

Алиса вздохнула, театрально закатив глаза. — Было то, что ты и предсказывала, оракул, — сказала она сухо. — Славик благополучно забыл про нашу годовщину, как забывают пароль от почты. Предпочел отметить в баре с друзьями. До утра. По «серьезному поводу». Так что, да, Маш, ты была права. Снимаю шляпу перед твоим знанием мужской натуры.

Лицо Маши выразило целую гамму чувств: от торжества («Я же говорила!») до искреннего (хотя и немного сладковатого) сочувствия. Она обняла Алису за плечи с такой силой, что та чуть не поперхнулась.

— Ах он, тугодум! Глаза у него для красоты, что ли? Мозги у мужчин — это же как кеш-бэк: есть вроде бы, но воспользоваться ими правильно могут единицы! — провозгласила Маша с пафосом трагедии. — Не горюй, солнышко! Рыбку без головы не жарят, а мужика без мозгов — не берут в серьезные отношения! Он сам себя в рейтинге женихов опустил ниже плинтуса! Теперь ты королева, а он — так, придворный шут! — Ее «утешение» было похоже на сладкий сироп, приправленный осколками стекла — вроде приятно, но есть опасно.

Маша отступила, окинув подругу оценивающим взглядом. — И что теперь будешь делать? — спросила она с хищным блеском в глазах.

— Пока… устроила ему небольшую публичную демонстрацию его забывчивости, — уклончиво ответила Алиса, мысленно представляя Славу перед баннером. — А там… посмотрим. Может, он сам догадается, что к чему. А может… — она не договорила, но в ее глазах промелькнула тень тех самых утренних мыслей о бегстве.

Маша улыбнулась загадочно и одобрительно, как жрица, благословляющая жертвоприношение. — Действуй! — бросила она на прощание и вылетела из кабинета так же стремительно, как и появилась.

Алиса осталась одна. В тишине кабинета эхо Машиных слов быстро рассеялось. Она взяла в руки распечатку текста бракосочетания — тот самый, где говорилось о верности, поддержке в горе и радости, и о памяти важных дат. Ирония ситуации висела в воздухе густым туманом. Она глубоко вздохнула и начала тихо, монотонно, как заведенная, повторять слова, ставшие для нее сегодня горькой мантрой:

Дорогие новобрачные! Сегодня вы делаете самый важный шаг в вашей жизни… объединяя свои судьбы в радости и печали, в здравии и в болезни… и помня о днях, значимых для вашего союза… Последнюю фразу она произнесла с особой, ледяной четкостью. Каждое слово отдавалось эхом в ее собственной, треснувшей вдребезги, «значимой дате». План мести висел на стойке у подъезда, фальшивый сертификат на тату ждал своего часа, а она здесь, в храме брачных уз, повторяла заклинания о вечной любви. Абсурд? Да. Сатира? Самая что ни на есть жизненная. И Алиса повторяла свою мантру, глядя в окно, за которым разворачивался совсем другой, непарадный сюжет ее собственной любовной повести.