— Да? Наверно неплохой тогда художник, если Его высочество пользовался его услугами, — обрадовался я и кивнув мастерам, вышел на улицу, где и правда, рядом с целой телегой, загруженной разным барахлом, мялся пятидесятилетний мужчина.
Увидев меня, он очень удивился, но тем не менее низко поклонился.
— Ваше сиятельство, ваш капитан сказал мне, что вы ищете себе учителя, — сказал он.
— Да мастер, — вздохнул я, — у меня не очень получаются картины в цвете, я бы хотел, чтобы вы меня в этом подтянули.
Тут настала его очередь повторно удивляться.
— Ваше сиятельство имеет опыт в живописи? — поинтересовался он.
— Проще показать, чем рассказать, — я повернулся к Хансу, — принеси мои бумаги и уголь пожалуйста.
Тот отправил кого-то из своих солдат и вскоре всё было принесено, а я начав рисовать портрет самого художника, обратился к нему.
— Вы можете пока рассказать о себе мастер, чтобы я знал с кем имею дело.
— Конечно ваше сиятельство, — склонил он голову, начав рассказ, — меня зовут Пьетро да Милано, я из Ломбардии. Скульптор, архитектор и немного художник. Занимался работами в Милане, затем один мой знакомый представил мои работы Его высочеству и Альфонсо V позвал меня построить для него триумфальную арку в Неаполе, но к сожалению, после его смерти, его наследник Его высочество Фердинанд I охладел к этому проекту, так что я был вынужден покинуть Неаполь и отправился на родину, по пути остановился в Генуе, где меня наняли на роспись алтаря в центральном соборе. Его недавно начали ремонтировать.
— А-а-а, так это вы тот мастер, про которого мне говорили, — понял я, — это я оплатил ремонт.
— Да ваше сиятельство, я знаю, — улыбнулся он.
Я закончив его портрет, протянул его ему. Глаза мастера расширились, он поднял на меня изумлённый взгляд.
— Я уже видел эти рисунки в городе, ваше сиятельство, но даже подумать не мог, что их автор вы.
— А я не мог подумать, что неудачные рисунки, которые я выкидываю только чтобы развлечь себя, мои слуги продают на улице, — вздохнул я, — но ничего, этому я положил конец.
— Ваше сиятельство, — художник задумчиво посмотрел на меня, — вы можете тогда нарисовать что-то в цвете? Чтобы я понял ваш уровень? Пока, глядя на этот рисунок я не очень понимаю, чему я могу вас научить, а просто так брать деньги я не привык.
— Это весьма похвальное качество мастер, — покивал я, и показал на телегу рядом с ним, — здесь всё, что я просил купить?
— Даже больше, — улыбнулся он, — ваш капитан сказал, что для вас лучше купить больше, чем чего-то потом будет не хватать.
— Мой человек! — похвалил я Ханса, который скромно мне поклонился, но с довольной улыбкой на лице.
— Сделайте мне тогда грунт, краски, подготовьте холст, — распорядился я художнику, — после чего пообедаем с вами, и я попытаюсь, что-нибудь нарисовать.
Художник молча принялся за работу, а нам соорудили прямо на свежем воздухе стол и закуски, которые Марта с Камилла привезли на верфи вместе с едой для всех работников. Единственное, из-за чего мне были рады на верфях, так это завтраки и обеды, которые Марта готовила для меня и всех рабочих. За её стряпнёй, едва показывались они с Камиллой и вереницей телег с наготовленной едой, тут же бросая работу, стекались абсолютно все рабочие и мастера. Вот и сейчас, верфь на час вымерла, а на женщин привычно посыпались тысячи комплиментов, благодарностей и предложений прямо сейчас жениться. Они улыбались, говорили, что уже заняты и раздавали людям еду в уже разложенных порциях, в глиняной посуде, которая была подписанная для каждого работника и которую после того, как они поели и помыли за собой, увозили обратно в мой дом, чтобы на следующий день привезти опять. Работники верфи все до одного влюбились в Марту и Камиллу, когда увидели такое к себе отношение, не менявшееся уже вот какой месяц.
— Присаживайтесь мастер, — позвал я занятого Пьетро да Милано, — поедим, чем Бог послал.
Произнеся молитву над едой, я принялся есть, а Марта и Камилла накладывали мне и разрезали еду, подливая травяной настой.
— Хотите снова рисовать, синьор Иньиго? — Марта заинтересованно посмотрела на мольберт и холст, который подготавливал для меня художник, сидевший напротив и пробовавший потрясающего качества и вкуса еду, изумлённо вскидывая брови, пробуя сразу от всего по немного.
— Ханс сказал, синьор Пьетро хороший художник, — ответил я, активно работая челюстями, — почему бы мне не научиться новому, сама знаешь, я давно не рисовал в цвете.
— Да, синьор Иньиго, только молю вас, не рвите сразу картину, — молитвенно сложила она руки на груди, — дайте хотя бы одним глазком посмотреть на неё.
— Посмотрим, — отмахнулся и тут увидел, как недовольный мастер Вивальди, загруженный чертежами, идёт ругая всех, что опять побросали работу.
— Мастер Вивальди! — тут же закричал я и тот, завернул ко мне.
— Пообедайте с нами, — пригласил я его и в каком бы плохом настроении он ни был, устоять против стряпни Марты он не смог.
Вивальди отложил чертежи и сел рядом со мной, а Марта стала за ним ухаживать так же, как за мной.
— Ах, синьора Марта, — он протянул руку и дотронулся до её руки с ножом, — если бы я не был женат, я бы сразу же, едва попробовав вашу еду, тут же бы на вас женился.
— Синьор Вивальди, я слышу это от больше тысячи человек ежедневно, — улыбнулась женщина, отнимая у него свою руку, — вы лучше попробуйте утку, я сделала её по местному рецепту.
Мастер взял кусочек мяса, положил его в рот и зажмурился от удовольствия.
— Выйдите синьора Марта, хотя бы за моего младшего сына, — попросил он, — я не ел ничего вкуснее в своей жизни.
— Моё сердце уже отдано его сиятельству, — женщина улыбнулась мне, — он мой идеал мужчины.
На этом моменте я поперхнулся едой, закашлялся, а Камилла быстро протянула мне кубок с напитком.
— Вот это новости я узнаю за обедом, — выпив, просипел я.
— Чему вы удивляетесь, синьор Иньиго, — Камилла хитро улыбнулась, — с вами работают только те, кто перед вами преклоняется.
— Оставьте лесть, дорогие дамы, для своих мужей, — вздохнул я, поняв наконец, что надо мной подшучивают.
— Так мы вроде бы… — Марта удивлённо на меня посмотрела.
— Да я могу хоть завтра вас выдать замуж, обеих, если хотите, — я серьёзно на её посмотрел, — Камиллу за синьора Фелипе, он слишком скромен, чтобы попросить об этом напрямую, а тебя Марта за того швейцарца, которого я слишком часто вижу больше на кухне, чем на посту.
Моя повариха покраснела.
— У кого-то слишком длинный язык, — она зло посмотрела в сторону Ханса.
Камилла задумчиво на меня посмотрела.
— Вы серьёзно, синьор Иньиго? — спросила она.
— А ты хочешь? — удивился я, на что девушка просто кивнула.
— Ханс, позови пожалуйста синьора Фелипе, я видел его рядом с кораблём, — попросил я и вскоре рядом с нами появился рыцарь, доедавший свой обед.
— Что-то случилось, сеньор Иньиго? — поклонился он мне.
— Я выдаю замуж сеньориту Камиллу, — оповестил я его, — даю за неё приданое три тысячи флоринов.
Лицо рыцаря побледнело, сумма была такая, какую обычно давали за графиню не меньше, он потрясённо посмотрел на меня и затем перевёл взгляд на смущённую девушку.
— Я могу только порадоваться за сеньориту Камиллу, — глухо ответил он.
— Не понял, сеньор Фелипе, — трагично всплеснул я руками, — так вы за или против?
Он непонимающе посмотрел на меня, но тут к нему подошла девушка и взяла его руку в свою.
— Сеньор Иньиго, предлагает нам пожениться, — объяснила она ему на кастильском, на котором мы с ним только что разговаривали.
Глаза у рыцаря расширились от понимания.
— Тогда я за, сеньор Иньиго, — просто ответил он, а на его губах появилась улыбка.
— Определите дату, — улыбнулся я в ответ, — хочу погулять на вашей свадьбе до возвращения в Аликанте, поскольку вы сеньор Фелипе вряд ли вернётесь со мной до постройки хотя бы десяти кораблей.
— Вы даёте мне жену и сразу после свадьбы её отбираете? — вздохнул рыцарь, — это слишком жестоко сеньор Иньиго, даже для вас.
— Это значит сеньор Фелипе, что вам стоит поторопиться, — хмыкнул я, — выделю вам в нашем доме две комнаты, чтобы вы не ютились в одной.
Они поклонились мне и как были, держась за руки, так и отошли обсудить такое неожиданное изменение своей судьбы.
— Марта? — я повернулся к поварихе.
— Я подумаю, синьор Иньиго, — улыбнулась она мне.
Тут я перевёл взгляд на художника, который смотрел за происходящим с круглыми глазами.
— Ну что синьор Пьетро, за работу? — предложил я ему, на что он быстро закивал головой.
Мы подошли к мольберту и я взяв палитру, а также кисти, стал набрасывать море, док и корабль, который только строился. Мастер стоял сбоку и молча смотрел, за моей работой.
— Кто был вашим учителем, ваше сиятельство? — внезапно обратился он ко мне, — похоже на новую флорентийскую школу реализма, я уже встречал похожую технику.
— Вы правы мастер, меня учил фра Филиппо Липпи, — кивнул я, не отрываясь о работы.
— Могу определённо точно сказать вам, что если ваши рисунки углём мне вряд ли удастся превзойти самому, то с цветопередачей и работой с освещением я определённо смогу вам помочь.
— Значит, вы определённо точно наняты, сеньор Пьетро, — я повернулся к нему, откладывая кисти, — переезжайте в мой дом, так мы сэкономим нам обоим время.
— Буду вам благодарен ваше сиятельство, — художник мне низко поклонился, и показал на начало рисунка, — разрешите сразу покажу и объясню вам, что можно поправить?
— Конечно, — я приглашающе показал ему рукой на свой набросок.
— Дорогой ты слышал? — женщина всплеснула руками, — маркиз опять потряс всех, дав приданое за свою содержанку в размере трёх тысяч флоринов. Боже, он что деньги из воздуха достаёт? Как можно быть настолько богатым?
— Приезжие купцы дорогая, — вздохнул мужчина, сидящий напротив неё, — рассказали об источнике его богатств. Оказывается, что все квасцы, которые продаются по всей Европе, производятся на руднике, принадлежащем папе, а фамилии семей, которые контролируют процесс добычи и продажи думаю тебе многое скажут.
— Да? И кто же это? — удивилась женщина.
— Орсини, Колонна, Медичи, Борджиа и Мендоса, — перечислил супруг фамилии, которые не нуждались в особых представлениях, кроме последней.
— Так, я не поняла, если он маркиз, то его отец тогда герцог? — удивилась женщина.
— Вот тут вообще ничего не понятно дорогая, — отрицательно покачал головой супруг, — я узнавал, но Мендоса известны только в Кастилии, но не за её пределами. Единственный Мендоса, про которого знают за пределами Пиренейского полуострова — это наш маркиз.
— Вот бы пристроить так и наших дочерей, — вздохнула женщина, — с таким приданным, их расхватают, словно новенькие флорины.
— Слушай, — мужчина задумался, — ты же говорила, что ему понравилось Жюльетта?
— Ну по его лицу было видно, что он как минимум ею заинтересован, — кивнула женщина, — но с того самого вечера, он не предпринял ничего, в её направлении, так что возможно я ошиблась.
— Если он отдал свою содержанку замуж, — продолжил развивать идею, пришедшую ему в голову, мужчина, — ему ведь потребуется теперь новая женщина?
Супруга заинтересованно на него посмотрела.
— Предлагаешь предложить ему твою дочь на содержание, чтобы он дал хорошее приданое для наших дочерей?
— Почему нет, это обычная практика у богатых аристократов, — пожал плечами мужчина, которого тяготила дочь от первого брака, которую из-за её потемневшей кожи и небольшого приданного невозможно было никуда спихнуть, а также её брата-инвалида, с которым вообще непонятно было что делать. Он был прямой обузой для всех, кроме самой Жюльетты.
Женщина поднялась с места, обошла стол и обняла мужа.
— Дорогой, ты у меня гений! — поцеловала она его в макушку, — займись пожалуйста этим.
— Хорошо, только нам нужно согласовать сумму приданного, если он согласится, — довольно кивнул мужчина, — всё же родную дочь отдаю ему, не собаку.
— Конечно, будем биться с тобой за каждый флорин для наших крошек, — согласилась с ним женщина.