Испытание золотом

Глава 23

2 декабря 1459 A . D ., Генуя, Генуэзская республика

Новость о смерти Козимино, сына Джованни Медичи и Джиневры дельи Алессандри, догнала меня уже в пути, я написал большое письмо со своими соболезнованиями и отправил его во Флоренцию. В этом, как и во многих других случаях, я старался не искажать ход истории, чтобы моё послезнание неожиданно не закончилось из-за изменений, которые я вношу фактом своей деятельности, ускоряя процессы, протекавшие раньше в реальной истории на год или два позже.

Например, история с теми же квасцами, слегка ускорилась, но пока, видя, как развиваются общие исторические события, я с облегчением понимал, что моё влияние на неё и правда минимальное, поэтому я и дальше собирался придерживаться своего принципа минимального вмешательства в ключевые события. Именно поэтому я не собирался не спасть тех, кто должен умереть, даже если это были близкие мне люди, не ускорять бум технологий, которые быстро разлетятся по всей Европе и могут прилететь ко мне обраткой, а лишь чуть-чуть, незаметно направлять то, что приносит мне прибыль. Благо предприятие по производству квасцов успешно работало, а с моими улучшениями технологического производства добычи этого ценного ресурса, давало выход продукта в шесть или наверно уже сейчас в семь раз больше, чем это было в реальной истории на текущее время, так что и деньги потекли по шести направлениям такие, что я только успевал получать благодарственные письма от всех семейств за покрытие их спроса квасцов, а также огромные суммы денег, которые Джованни Торнабуони отправлял им ежеквартально.

Основным продавцом квасцов был конечно Пий II, контракты государственного уровня по нашему договору шли только через него, но и остальные не отставали, присылая своих эмиссаров, когда нужно было заключить небольшие по общему объёму, но крайне выгодные для политического влияния сделки. Я никому не отказывал, поскольку дни владения рудником передо мной просто тикали, отбивая срок, когда весь этот золотой поток остановится, поскольку, познакомившись лично с кардиналом Пьетро Барбо, то есть будущим папой, а также глубже заглянув в историю его правления, сильно ограниченному Коллегией кардиналов, я на подсознательном уровне уже смирился с потерей Тольфского рудника после смерти Пия II. Рассчитывая только на своё производство, да и на Неаполитанские рудники, которые могли ещё долго давать мне руду, а чтобы Ферранте не начал взбрыкивать, я сейчас и направлялся в Геную, чтобы решить целых три свои проблемы, с помощью умирающей республики, находившейся сейчас под властью французов, и разрываемая к тому же изнутри внутренними противоречиями.

Там существовало на текущий момент целых три партии, которые боролись за власть: про-французская, по главе семьёй Фиески, про-миланская во главе с семьёй Адорно и про-арагонская во главе с семьями Фрегоза и Дориа.

И вот в эту банку с ядовитыми пауками я и собирался прыгнуть с разбегу, чтобы половить рыбку в мутной воде.

Прибытие сразу четырёх кораблей с арагонскими флагами не осталось незамеченным, но поскольку я не собирался привлекать к своему прибытию большого внимания, то никаких эпатажных взбрыков я не планировал, деньги в больших количествах не тратил, тихо и скромно снял сдающийся дом недалеко от порта, а для четырёх команд кораблей снял несколько домов поблизости, чтобы получилось кольцо охраны вокруг меня.

Поскольку часть команд всегда была на кораблях, то можно было не волноваться за их сохранность, а первый же выход в город подтвердил мои опасения, что Генуя была сейчас словно бочка с порохом, в любой момент готовая взлететь на воздух.

Самостоятельная передача республики под власть французов год назад, с надеждами, что те вернут Генуе былое величие, разбилось об айсберг реальности. Французы увеличили налоги, можно сказать задрали их в три раза по сравнению с тем, что было до этого и сейчас было очень опасно показываться во французской одежде на улицах города. С одного из окон тебя легко могли облить помоями, если не чем-то по вонючие.

Я же в своих флорентийских одеждах смотрелся здесь так пёстро и ярко, что люди просто удивлённо останавливались, смотря на мою повозку, а также молчаливых швейцарцев, которые меня сопровождали. Так, благодаря моде, перепутать меня с французом мог только слепой и вонючие подарки на крышу повозки мне, к счастью, не прилетали.

Сам город после моего прошлого приезда, стал ещё более неухоженным, грязным и серым. Грустные горожане, опустив головы быстро старались проходить по улицам, где было слишком много вооружённых людей, которые задирали друг друга при малейшем недовольстве, так что я прямо физически ощущал, как Генуя задыхается от внутренней и внешней вражды. Как раз то, что мне и было нужно.

Вскоре моя повозка остановилась у главного генуэзского собора Святого Лаврентия, где в этот момент происходила месса, к которой я и присоединился, ловя на себе массу косых взглядов, поскольку был тут серой вороной, или точнее ярким попугаем. Швейцарцы хоть и оставили оружие с теми, кто остался охранять повозку, но от этого менее воинственными не стали и их цветастые сюрко с кольчугами и шлемами сильно выбивались из общего фона простых мирских одежд остальным молящихся.

Наклонив голову и сложив руки, я стал молиться, как и все, а когда месса закончилась, и стали обносить прихожан подносом, куда люди жертвовали кто, что мог, я дождался, когда напротив меня остановится послушник с серебряным подносом, на котором лежало скромное количество монет и сделал знак Хансу. Который, не моргнув глазом достал большой кожаный мешок и открыв его, стал сыпать золотые флорины на поднос с таким звоном, что повернулись на этот звук вообще все. Лицо послушника стало краснеть от натуги, поскольку становилось тяжело держать поднос, поэтому к нему кинулись ещё двое, которые удержали блюдо от падения.

Золотой поток вскоре иссяк и большая гора золота, едва держащаяся, чтобы не рассыпаться, вводила в изумление всех, кто смотрел за тем, как послушники уносят моё пожертвование за алтарь. Вскоре оттуда поспешил ко мне навстречу человек, в одеждах архиепископа.

— Ваше сиятельство, рады видеть вас у нас в церкви, — с широкой улыбкой он поклонился мне, — прошу вас, следуйте за мной.

Кивнув, я пошёл в помещения собора и вскоре вольготно расположился на кресле в кабинете архиепископа.

— Ваше сиятельство, я ждал вас, — архиепископ сиял широкой улыбкой, — письмо из Арагона опередило вас на неделю, так что я с нетерпением ждал вашего прибытия.

— Ваше преосвященство, я рад знакомству с вами, — с улыбкой я склонил голову, — Его высочество Хуан высоко отозвался о вас, когда я спросил, с кем из славного города Генуи можно вести торговые дела.

— И не только торговые, — ещё шире улыбнулся он.

— Конечно, ваше преосвященство, — склонил я голову ниже, — я бы хотел поговорить об этом с вами и теми, кто вы думаете хочет для Генуи былой славы. Поскольку простите за прямоту, то, что я вижу сейчас, когда город попал под власть французов…

Я покачал головой и поцокал языком.

— Дож Пьетро ди Кампофрегозо подложил нам всем знатную свинью, — тяжело вздохнул священник, — то, что должно было стать спасением, стало ярмом.

— Тот, кто имел дела с французами раньше, — я пожал плечами, — непонятно на что рассчитывал.

— Боже, как вы правы ваше сиятельство, — вздохнул мой собеседник.

— Но, я для того и прибыл, чтобы протянуть руку помощи и надежды от Арагонской короны тем патриотам, которые ещё помнят, как флаг Генуи заставлял трепетать её врагов, — улыбкой змия-искусителя посмотрел я на архиепископа.

— А мы, истинные патриоты республики, несомненно, вас выслушаем, — тут же кивнул он, — как насчёт ужина в это воскресенье у меня в загородном доме, ваше сиятельство?

— Благодарю вас за приглашение, ваше преосвященство, я конечно же буду, — кивнул я и понимая, что слишком долгий разговор наедине привлечёт ненужное внимание, поэтому поднялся и поклонившись архиепископу Генуи, вышел обратно в собор, а оттуда в свою повозку.

Дни до встречи я провёл редко куда выходя, больше рассчитывая на слухи и сплетни, которые собирали солдаты Ханса в портовых кабаках и притонах, но когда настало воскресенье, я оделся во всё самое дорогое и повесив на себя максимум украшений, отправился на встречу с «патриотами» Генуи.

Их оказалось не так уж и много, пять родственников самого Паоло ди Фрегозо, и их союзников Дориа в количестве трёх мужчин.

Ужин и знакомства заняли пару часов, после чего мы переместились в отдельный кабинет, где я оказался под прицелом многочисленных взглядов.

— Ни для кого из нас не секрет, синьоры, — говорил я на тосканском итальянском, который здесь понимали все, хотя конечно разговорным был лигурийский вариант итальянского, — что для войны нужны деньги. Много денег, а потому, чтобы вы получили эти деньги на борьбу со своими врагами, и в то же время они не подумали, что корона Арагона вмешивается во внутренние дела Генуи, мы заключим с вами частный контракт на постройку большого количества кораблей, для маркиза Иньиго де Мендоса. В этом не будет ничего удивительного, генуэзские верфи, когда-то считались лучшими в Европе.

— К нашему большому сожалению, именно считались, синьор Иньиго, — горько заметил Бартоломео Дориа.

— Получив от меня задаток, вы соберёте на своих верфях всех, кто остался компетентен, — продолжил я, пожав плечами, — а позже возможно начтёте перекупать мастеров и из других городов и семей.

— Для этого кроме мастеров, нужны чертежи, синьор Иньиго, — вздохнул ещё кто-то из Дориа, — наши корабли сейчас проигрывают тем же португальским.

— Эту проблему я также могу помочь вам решить, синьоры, — улыбнулся я, — я прибыл на четырёх прекраснейших каравеллах, которые только год назад вышли из-под топоров португальских мастеров, так что всё, что вам нужно будет сделать, собрать самых опытных своих корабелов, которые разберут их до гвоздика, всё измерят, составят чертежи и уже по ним, начнут строить новые корабли, которые мне и нужны.

— Вы готовы пожертвовать ради этого своими кораблями, синьор Иньиго? — изумился архиепископ.

— Ваше преосвященство, — я наклонил голову, — судьба Генуи заботит всех, кто ненавидит французов и миланцев, так что если для того, чтобы республика снова возродилась, нужно пожертвовать кораблями, то поверьте мне, я это сделаю.

Лица всех генуэзцев, поддерживающих арагонскую партию, одухотворились, особенно оттого, что они и правда ненавидели всё, что было связано с Миланом и Парижем, это я узнал точно. Они бы Сарагосу и Неаполь ненавидели ровно также, но, к сожалению, тогда совсем оставшись без союзников, их бы быстро перерезали, и они это отлично понимали.

— Синьор Иньиго, а о каком количестве кораблей идёт речь, если мы всё это затеем? — поинтересовался у меня Бартоломео Дориа, который казался самым заинтересованным из своей семьи в моём предложении.

— Я не могу пока сказать, синьор Бартоломео, — улыбнулся я, — когда мы с вами определимся с ценой, за каждый новый корабль, а я надеюсь вы учтёте мой вклад в то, что Генуя весьма скоро снова станет великой, то вы будете выпускать для меня корабль за кораблём, получая за это плату.

От такого предложения, изменилось лицо даже у архиепископа, который вначале не выглядел заинтересованным.

— Синьор Иньиго, ну хотя бы примерно? — иронично заметил он.

— Давайте для начала вы построите для меня тридцать каравелл, — широко улыбнулся я.

Считать в этой комнате умели все, даже если взять строительство со скидкой, то меньше пятнадцати тысяч флоринов не мог стоить военный корабль, так что конечная сумма всех не только впечатлила, но ещё и изумила.

— Вы настолько богаты, синьор Иньиго? — удивлённо переспросил у меня архиепископ, — это огромные деньги!

— Оплата за каждый корабль будет сделана в рассрочку, — слегка обломил я их, — но с обязательной выплатой в течение семи лет, так что это поможет мне не обеднеть, разом выплачивая огромные суммы, а вам получать стабильный доход на протяжении длительного времени, согласитесь, никто лучше вам предложения чем я сейчас всё равно не сделает.

— К сожалению, всё что нам сейчас предлагают, это только повысить налоги, синьор Иньиго, — вздохнул архиепископ Фрегозо.

— Тогда поговорим о деталях? — поднял я бровь и вокруг меня сгрудились мужчины, когда я разложил подготовленные заранее графики, суммы и своё видение сроков постройки и выплат за корабли.