30 сребреников – 4. Испытание морем

Глава 29

12 декабря 1457 A . D ., дорога к графству Аликанте, королевство Арагон

Повозка, в которой ехали две молодые, красивые девушки, внезапно остановилась прямо посреди леса.

Появившееся в окошке лицо Паулы, было крайне недовольным.

— Капитан! Почему мы встали⁇ — обратилась она к главному швейцарцу.

Тот показал жестом своим офицерам подойти и встал с ними напротив дверцы.

— Я хочу пересмотреть условия найма, сеньорита Паула, — с лёгкой улыбкой ответил он, — мы тут подумали, и решили, что две тысячи флоринов слишком низкая цена для этой весьма дальней и опасной поездки.

Внутри повозки кто-то испуганно вскрикнул, затем дверца открылась и по ступенькам на землю спустилась миниатюрная девушка, одетая в дорожное платье. Она подошла к главе наёмников и оказалась ему ниже груди, так что пришлось смотреть на него снизу вверх.

— А почему вы об этом сказали сейчас, а не тогда, когда мы вас нанимали? — спокойно спросила она.

— Нам показалось, что это пустынное и безлюдное место, прекрасно для того, чтобы пересмотреть наш договор, — посмеиваясь ответил он, а сдвинувшиеся офицеры подсказали девушке, что они не шутят.

— И сколько вы хотите теперь? — процедила Паула.

— Пять тысяч флоринов. Причём понимая, что вы будете очень недовольны нами по прибытии, мы готовы принять у вас их не деньгами, а драгоценностями, — продолжая улыбаться, ответил швейцарец.

— Паула, давай заплатим им, у нас есть золото! — послушался испуганный голос из повозки, который заставил наёмников вокруг рассмеяться и потянуться к оружию.

— Заткнись дура! — зло прошипела Паула в сторону Вилены.

— Видите, сеньорита Паула, — обратился к ней капитан, — даже ваша подруга хочет нам заплатить.

— В принципе мы можем вам даже сделать скидку в двести флоринов, если каждая из вас будет с нами мила, — предложил один из офицеров, сально посмотрев на открытые ключицы девушки.

— Даже триста, — смеясь в голос, продолжил другой.

Паула поняла, что дело дрянь, они с Виленой так старались быстро и тайно покинуть Неаполь, что наняли едва ли не первый попавшийся отряд швейцарцев. Толком не позаботившись о сопровождении мужчинами и теперь похоже расплачивались за свою невнимательность и спешку. Девушка взяла себя в руки и прищурила глаза, сделав шаг вперёд, едва не упираясь лбом в чужой живот.

— У меня к вам встречное предложение, сеньоры, — холодно предложила она, — чтобы я забыла ваши весьма гадкие слова в наш адрес и не пожаловалась на вас по прибытии своему любовнику, вы сделаете нам двадцатипроцентную скидку за эту поездку.

Наёмники ошалели от такой наглости. Один было сделал шаг вперёд и поднял на девушку руку, но более осторожный капитан остановил его.

— Вы ведь понимаете, сеньорита Паула, — спокойно сказал он, — чтобы вам пожаловаться на нас, вам нужно сначала добраться до Аликанте.

— Значит, как хорошо, что я отправила туда гонца перед тем, как тронулась в путь с вами, — Паула спокойно посмотрела на гиганта перед собой.

— С ним я оповестила своего любимого графа, что выезжаю, а также подробно описала вас и ваших офицеров, чтобы он знал, какие доблестные воины сопровождают меня в пути, — иронично завершила она свой блеф.

— Аликанте… граф… — лицо швейцарца стало внезапно бледнеть, — а случайно не о графе Иньиго де Мендоса мы сейчас говорим с вами, сеньорита Паула?

— Посмотрите на меня, сеньор капитан, — девушка подняла подбородок, показывая себя во всей красе, — стала бы я отдаваться кому-то ещё, кроме моего любимого Иньигушки?

— Думаю нет, сеньорита Паула, — сглотнул он ком в горле, поскольку это имя он слышал не раз и не понаслышке. Последний раз имя графа упоминали совсем недавно, когда они проезжали Валенсию. В таверне, где они остановились, все только и обсуждали, как появление на центральной площади города целой пирамиды из отрубленных голов иудеев и мудехар, причём каждой из них в рот положили по золотому флорину, показывая этим, что это неслучайные жертвы разбойников.

Жители были настолько перепуганы этой страшной инсталляцией, в том числе и городская стража, что только слуги рода Борха смогли убрать отрубленные головы, причём сделали это с такими довольными улыбками, что ещё больше напугали всех вокруг.

Как слышал капитан, наиболее вероятным предположением появления этих голов было то, что среди убитых были главы родов иудеев и мудехар, бизнес которых разрушил тот самый граф Иньиго де Мендоса, и они якобы во всеуслышание поклялись ему отомстить за это. Так что имя этого страшного графа, капитан швейцарцев слышал везде, начиная от Неаполя и дальше, где они проезжали и многие говорили, что, завидев этого человека, лучшее что можно сделать, это бежать от него, как можно дальше.

— Сеньорита Паула, — капитан наёмников натянуто улыбнулся, — вы, надеюсь не приняли за чистую монету мою шутку, про повышение оплаты?

Девушка холодно улыбнулась, поворачиваясь и возвращаясь к повозке.

— Даю вам слово капитан, что вы вспомните об этом разговоре, как только мы въедем на земли графа, — сказала она.

И эти её слова вспомнили все, даже те недовольные офицеры наёмников, которые высказывали своему капитану за малодушие, проявленное с этой девкой, которая была у них почти в руках.

Рты всех закрылись и не открывались до самого конца поездки, поскольку деревья с сотнями уже обветшалых скелетов на них, встречали путников сразу, как только повозки съезжали с грунтовой дороги и начали катиться по нормальной каменной, а красивые указатели на каменных столбах показывали название графства, а также сколько дневных переходов оставалось до города Аликанте и других ближайших городов.

Стучавшие на ветру костяшки висельников говорили лучше любых слов о владельце этих земель, и ранее мало верующий капитан теперь каждый вечер молился и благодарил бога, который заставил его проявить осторожность в отношении путешествующих в одиночестве девушек, вначале показавшихся такой лёгкой добычей.

16 декабря 1457 A . D ., Гвадалахара, королевство Кастилии и Леона

Взбудоражив стражу на воротах, мой отряд втянулся в город, который я никак не мог назвать своим домом. Просто не поворачивался это сделать язык. Я легче мог произнести Рим, Аликанте, и даже Неаполь с Флоренцией, чем этот небольшой, удалённый от больших событий город, к тому же не бывший личной вотчиной рода, а лишь пожалованный короной в управление. Как я отлично знал, милость королей и пап была слишком мимолётна, чтобы рассчитывать на то, что останешься здесь навсегда, так что для личных владений я планировал купить себе что-то в Тоскане. Обязательно с замком для защиты и сохранения богатств, виноградниками, ну и конечно построить собор побольше и покрасивши, чтобы пускать гостям и соседям алмазную пыль в глаза.

Вскоре показались знакомые стены и ограда, а также я увидел дядю, который вышел меня встретить. Кроме него не было больше никого рядом.

— Иньиго! Наконец-то! — епископ, радостно улыбаясь, приветствовал меня, пока мою тушку выносили из повозки.

— Что с дедушкой, дядя? — с беспокойством спросил я, — он всегда меня встречал.

Священник сразу погрустнел.

— Он в постели Иньиго, не смог встать, хотя очень хотел, — ответил епископ Калаорры.

— Проводите меня к нему? — запереживал я.

— Да, идём, он будет рад тебя видеть, — кивнул епископ и пошёл справа от Бернарда.

— Что с ним? Как он? Нужно ли что? — засыпал я родственника вопросами.

— Иньиго, ты ничего не можешь сделать, — покачал головой дядя, — им занимается лучший лекарь, это просто старость.

Я тяжело вздохнул и прекратил его донимать, решив всё увидеть сам. Дядя оказался прав, с бледным лицом и кожей похожей на пергамент, передо мной на кровати лежал не глава рода, а медленно угасающий старик.

— Ему пускают кровь? — поинтересовался я, зная местных коновалов, у которых на всё был один ответ.

— Конечно! Доктор говорит, что это позволяет запустить новые силы в теле больного, — ответил дядя, пока меня садили на кровать к дедушке, который при виде меня слабо улыбнулся.

— Дайте этому коновалу пинок под зад, и чтобы я больше не видел его у дедушки, — рыкнул я, — найдите того, кто не будет убивать и так слабый организм постоянными кровопусканиями.

Оба мужчины переглянулись.

— Ты заодно и доктором заделался, мой дорогой? — тихо поинтересовался дон Иньиго, — я рад что ты меня навестил, до того, как я перемещусь на тот свет.

— Скорее палачом дедушка, — я взял его слабую руку, и положив палец на вену, померил пульс, затем поднёс ладонь к его губам, чтобы ощутить его дыхание. Всё было едва-едва, не дотягивая даже до средних показателей.

— Надо было ехать со мной дедушка, — проворчал я, заботливо убирая его руку под одеяло, — съездили бы со мной во Флоренцию. Красивые знойные девушки, много хорошего вина и солнца, было бы вам точно на пользу.

Дядя Педро закашлялся, а старик улыбнулся.

— Может ещё успею, — тихо посмеялся он, — теперь, когда меня лечишь ты. Но иди отдохни с дороги, а вечером поговорим с тобой подольше, хочу услышать о твоих приключениях.

Я кивнул и зашедший в комнату Бернард, поднял меня на руки. Мы не успели пройти десяти шагов, как появился отец.

— Иньиго, почему слуги сказали, что ты приказал не пускать к отцу доктора! — сразу набросился он на меня с обвинениями, — хочешь, чтобы он быстрее умер? Такова твоя благодарность к нему?

— Он своими кровопусканиями, его медленно убивает, отец, — не поддался я на провокацию, — поэтому я сам поищу того, кто продлит его дни.

— Считаешь себя самым умным? — изумился он, — что всё знаешь?

— Так оно и есть, — спокойно согласился я, вызвав у него ещё больший гнев.

— Иньиго, Диего, — дядя, стоявший рядом со мной, поморщился, — хватит! Ещё дон Иньиго услышит и ещё больше расстроится!

Мы оба нахмурились и замолчали.

— В любом случае, пусть отца посмотрит доктор, что найдёт Иньиго, — миролюбиво заключил епископ, — всегда полезно иметь на проблему и другой взгляд.

— Спасибо дядя, — я благодарно посмотрел на священника, а отец недовольно фыркнув, повернулся и пошёл к себе.

— Страшусь того дня, когда дон Иньиго покинет этот мир, — вздохнул дядя и перекрестившись, обратился ко мне, — отдохнёшь? Я распоряжусь, чтобы тебе подготовили комнаты.

— Нет, проедусь по городу, сам поищу врача, — я покачал головой, — а вы пока не пускайте других коновалов к дедушке, нынешнего хватило за глаза.

Епископ хмыкнул и кивнул.

— Ты хочешь, чтобы я прямой дорогой в ад помчался? — хмыкнул дедушка, когда я вернулся с врачом, замотанным в арабские одежды и с тюрбаном на голове.

— Этот мне показался самым разумным, — вздохнул я, обращаясь к врачу, — осмотрите дедушку.

Тот низко поклонился дону Иньиго, поскольку, живя в городе точно знал, кто перед ним, и поставив свою сумку на прикроватный столик, стал доставать инструменты, заинтересовавшие меня.

— Что вы за такой продвинутый доктор? — удивился я, увидев многое того, чего я не видел никогда у врачей здесь раньше, — оттуда это?

Я показал ему на инструменты: подобие стетоскопа, только в виде металлической трубки, разные зажимы, скальпели и прочие инструменты.

— Имел раньше практику в Османской империи, ваше сиятельство, — ответил он с сильным акцентом, — но вынужден был оттуда бежать.

— Убили пациента? — весело поинтересовался дедушка, смотря, как тот греет в руках инструменты, прежде чем их прикладывать к его коже.

— Не смог сохранить ребёнка при родах, ваше сиятельство, — вздохнул он, — там выбор был между ним и матерью, и я выбрал мать, которая сможет родить ещё. Её муж моего выбора не понял, ему был нужен наследник.

— Нехристи, что с них взять, — дедушка покивал головой, а я смотря за работой доктора с удивлением понимал, что да, он явно пользовал людей знатных и понимает в науке лечения, поскольку его руки мелькали и он разговаривая с нами, тем не менее быстро обследовал пациента.

— Вам нельзя больше делать кровопускания, ваше сиятельство, — закончив, он стал складывать инструменты обратно в сумку, — вы слишком слабы.

— Я им о том же говорил! — обрадовался я, что у него совпало со мной мнение, — он уже едва дышит!

Доктор удивлённо посмотрел на меня.

— Всё верно ваше сиятельство, пульс едва прощупывается и слабое дыхание, — ответил он.

— В общем доктор, закрывайте пока свою практику в городе и переезжайте сюда, во дворец, — тоном, не терпящим возражения, приказал я, — если поставите дедушку на ноги, я заплачу вам тысячу флоринов.

— Иньиго! — ахнул дон Иньиго, а лицо врача побелело.

— Вы согласны? — я не обращая внимание на дедушку, который ругал меня за транжирство, общался только с врачом.

— Я не могу дать гарантий, ваше сиятельство, — испугался он, — это огромные деньги для меня.

— Я сам присмотрю, чтобы вы всё делали правильно! — отрезал я, — отправлю с вами Бартоло, закончите дела в городе, предупредите семью, возьмите нужные вещи и переезжайте к нам во дворец, если чего-то будет не хватать, скажите моему секретарю, он вам всё купит по пути.

— Благодарю вас, ваше сиятельство, — поклонился турок. — конечно, я согласен.

Позвав парня, я отдал ему приказы, и он пошёл с доктором на улицу, чтобы проводить его до дома и ним же вернуться обратно.

— Зачем столько много ему пообещал? Я прошлому платил двадцать флоринов, и он был счастлив, — проворчал глава рода.

— Я и вижу, что только он и был счастлив, — проворчал я, — ладно, попрошу пока дядю, чтобы нашёл комнаты рядом с вашими для доктора и вернусь.

— Спасибо Иньиго, — дедушка улыбнулся, — в этом доме с твоим появлением, снова закипела сила молодости. Если отец будет возмущаться, скажешь, что я разрешил. Этот твой врач мне самому понравился больше прошлого.

Я позвал Бернарда и отправился на поиски дяди, найдя его у отца.

— По какому праву, ты распоряжаешься в этом доме? — сеньор Диего резко переключился с него на меня, когда меня поднесли ближе.

— Дедушка разрешил, — зашёл я сразу с козырей, и он, зло посмотрев на меня, проглотил свои следующие слова.

— Если дон Иньиго умрёт из-за твоего доктора, тебя ждут последствия, — бросил он и ушёл.

— Дядя помогите мне пожалуйста, — попросил я тяжело вздохнувшего священника, — нужно устроить врача, и чтобы не я приказал об этом. А то моё слово вызывает здесь один сплошной негатив.

— Конечно, идём Иньиго, — быстро согласился он и перекрестился.

Всего три дня потребовалось новому врачу, чтобы дон Иньиго набрался сил. Правильно питаясь и отдыхая, а также делая короткие прогулки по коридору пользуясь поддержкой доктора, он встал с кровати. Так что родственники, уже было готовящие хоронить дедушку с удивлением кланялись, когда он пусть и ещё не совсем в форме, но уже страшно довольный мной и доктором, сидел у фонтана и опустив руку на струю воды смотрел, как она хочет улизнуть от него.

— Твой отец, — тихо сказал он, поворачиваясь ко мне, — мне жаль это осознавать и уходить с этим грузом на сердце, но он не хочет примирения, он требует от тебя покорности.

— Её не будет дедушка и вы это прекрасно понимаете, — я пожал плечами, принимая этот факт, как данность, — у меня свои дела, свои тайны, и он не заставит меня делать то, что не вписывается в мои устремления.

— Он станет главой рода Иньиго, после моей смерти, — старик помрачнел, — ты будешь обязан ему подчиниться или будешь изгнан.

— Попрошу усыновить меня Козимо Медичи, — я спокойно пожал плечами, хотя сердце тревожно вздрогнуло, от таких новостей. Мне бы, конечно, не сильно хотелось изгнания из рода.

— Ты зря так спокоен, — он покачал головой, — хотя конечно тебя это изгнание коснётся в меньшей мере, ты титульный арагонский дворянин, большее всего это ударит по самому роду.

— У меня встречное предложение дедушка, — задумчиво сообщил я, — пока вы живы, давайте предложим посчитать сеньору Диего, сколько он потратил на моё содержание за всю мою жизнь. Я выплачу ему всю эту сумму целиком, и мы навсегда забудем друг о друге. Обещаю никогда больше не приезжать в Гвадалахару и не просить у него помощи.

Дедушка чуть осел и грустно покачал головой.

— Хорошо, я спрошу у него, — наконец сказал он, — почему-то думаю, что он согласится.

Дон Иньиго оказался прав, отец, который был очень зол на меня, за самоуправство в доме и вызов, который я ему бросал своим поведением, насчитал какие-то баснословные тридцать тысяч золотых и радостно заявил, что навсегда оставит меня в покое, если получит эти деньги.

Деньги были огромные, а все мои богатства сейчас были пущены в оборот раскручивающегося бизнеса ломбардов и банков, так что свободной наличности осталось крайне мало. Поскольку бизнес только набирал обороты, то доходы от него были пока весьма скромны на фоне огромных трат, которые мне приходилось делать, чтобы пускать алмазную пыль в глаза всем, с кем я встречался, для поддержания своего статуса богача. Так что мало по малу, все мои средства, полученные от продажи индульгенций, а также от сделки с Альфонсо V в Неаполе и доходы с Аликанте, когда я конфисковал себе всё имущество дворян, занимавшихся работорговлей, стремительно таяли.

Поэтому заявленные отцом тридцать тысяч сейчас для меня были огромными деньгами, почти на пределе моих текущих возможностей, но взвесив на невидимых весах свободу и отсутствие ко мне претензий со стороны будущего главы рода, я молча выписал вексель и передал его дедушке, когда он вернулся с положительным ответом от сеньора Диего и его жены.

— Также пусть подпишет отказ от всех претензий и расписку в получении денег, — включил я в себе банкира, и протянул ещё два свитка, — чтобы потом после вашей смерти, он внезапно не передумал.

— Хорошо Иньиго, — дедушка был мрачным всё это время, — я уже не удивляюсь тому, откуда у тебя такие деньги, но побуду между вами курьером, только чтобы вы перестали ругаться и раскалывать наш род ещё сильнее.

Больше, чем дедушка, удивился сам сеньор Диего, когда ему вручили всю запрошенную им сумму, не став даже торговаться и спорить. Он тоже молча подписал расписку о получении денег, а также обязательство, что я теперь «свободный художник» и он не будет привлекать меня к делам рода, а также требовать подчинения. Отныне я просто номинально числюсь у Мендоса, без изгнания из рода, и поэтому не могу вести свои дела, прикрываясь именем рода. Я специально сгустил краски, чтобы он подписал, не внося свои правки в документ, а уже вечером приказал своим помощникам готовиться к отъезду.

Следующим утром я простился только с дядей и дедушкой, которые вышли меня проводить. Никто из родных больше этого не сделал, страшась гнева сеньора Диего.

— Доктора далеко не отпускайте дедушка, — напутствовал я старика так, будто он был ребёнком, — я не смогу быстро приехать, если с вами опять что-то случится.

— Слушаюсь, дон Иньиго, — издеваясь надо мной, поклонился глава рода с лёгкой улыбкой на губах.

— Дядя, ну хотя бы вы за ним присмотрите, — пожаловался я епископу, который стоял рядом с нами, тоже с улыбкой.

— Слушаюсь, дон Иньиго, — тоже низко поклонился он мне, подхватывая игру дедушки, таким образом обращаясь ко мне так, будто это я был главой рода.

— Всё, люблю вас и обещаю писать! — помахал я рукой, пряча слёзы в глазах.

Почему-то внутри меня при взгляде на старика было твёрдое убеждение, что я вижу его в последний раз. Так что сев в повозку, я ещё долго махал им рукой, пока наконец две уменьшающиеся фигурки не скрылись за поворотом следующего квартала.