30 сребреников – 4. Испытание морем

Глава 14

Под вечер, когда я решал в чём ехать к архиепископу, в дом вернулся Бернард, одетый в робу послушника. В таком виде его Алонсо и привёл ко мне.

— Решил завязать с наемничеством Бернард? — удивился я, увидев его в таком виде.

— Вам бы всё шутить, сеньор Иньиго, — скривился он, — нет, пришлось сделать вид, что я хочу стать монахом и эти дни жить в монастыре.

— А-а-а, — тут до меня стало доходить, — не в том ли, где сейчас живёт архиепископ?

— В том, сеньор Иньиго, — довольно кивнул швейцарец, — я узнал, что вы приезжаете, так что решил заканчивать это представление и поделиться с вами тем, что я узнал там.

— С радостью тебя выслушаю, — обрадовался я, показывая ему на стул.

— Антонин Пьероци в первую очередь аскет, синьор Иньиго, — начал швейцарец, — ведёт абсолютно простую жизнь даже в качестве архиепископа, продолжая следовать доминиканскому правилу о бедности, в его келье только стол со стулом, кровать и больше ничего. Также имеет отличную репутацию богослова и помогал в качестве папского посланника на Флорентийском соборе. Завоевал всенародное уважение и любовь, своей энергией и деньгами в борьбе с последствиями чумы и землетрясения во Флоренции в 1448 и 1453 годах. Постоянно живёт в своей епархии, и ежегодно посещает каждый приход и монастырь Флорентийской республики пешком.

Когда Бернард закончил перечислять достоинства моего нового знакомого, то я задумался, сколько в свете новых данных, похоже нужно было менять как свою линию поведения при ужине, так и одежду, в которой я собирался поехать.

— Моя доминиканская роба при нас? — обратился я к Алонсо, который тоже слушал рассказ Бернарда.

— Конечно, сеньор Иньиго, — ответил управляющий, — я всегда весь ваш гардероб вожу с собой.

— Отлично, поеду в ней, — решил я, — переодеваемся.

Алонсо отправился за одеждой, а швейцарец стал помогать снимать с меня то, что я уже успел надеть.

— Рана не беспокоит, сеньор Иньиго? — поинтересовался он, показывая на мой бок.

— Прошу врача дома Медичи осматривать её каждый день, говорит, всё заживает, беспокоиться не о чем.

— Хвала господу, — облегчённо вздохнул швейцарец.

Вернувшийся Алонсо раскрыл завёрнутую в ткань робу, которая была чиста, но не отглажена.

— Сейчас прикажу слугам погладить, — увидел он то же, что и я.

— Нет Алонсо, в таком виде само то, — остановил его я, — одевайте меня.

Давно я не был в этой одежде, так что было слегка непривычно, но благо что я не сильно подрос с тех пор, так что она сидела на мне так же идеально, как и тогда, когда мне её подарили. Даже горб и тот скрылся под широкими одеяниями монашеской робы.

Алонсо поднёс мне венецианское зеркало, подарок от спасённого мной в Риме купца.

— Мне кажется идеально для этой встречи, — надел я на правую руку свои простые деревянные чётки с крестом и посмотрел на отражение. Уродливое лицо также не сильно изменилось, так что любоваться я долго не стал, закончив на этом свой вечерний туалет.

Мой внешний вид, когда меня выносили из дворца в повозку, привлёк всеобщее внимание и я представлял себе, какой шквал вопросов на меня обрушится, когда я вернусь, а пока мы погрузились и поехали к монастырю, который как мне сказал по пути Бернард, лишь недавно восстановили после землетрясения и всё конечно на деньги Козимо Медичи.

Подъехав к монастырю, швейцарца мы оставили в повозке, поскольку его тут знали, а меня Алонсо внёс внутрь сам. Пока он спрашивал дорогу и нёс меня к нужной келье, я осматривался по сторонам, везде замечая герб Медичи, как явное напоминание того, кто оплатил ремонт. В принципе я понимал Козимо, если не напоминать о добрых делах, которые ты делаешь, то о них быстро забудут.

Монахи в монастыре с любопытством посматривали на меня, но никто не подошёл, видимо опасаясь воинственного вида Алонсо, одетого явно не по местной моде. Наконец мы подошли к нужной комнате.

— Добрый вечер, ваше преосвященство, — поздоровался я, как младший в церковной иерархии.

Увидев на мне доминиканскую робу, явно неновую, архиепископ сильно удивился.

— Прошу брат, устраивайся, — показал он мне на кровать, поскольку, как и говорил Бернард, внутри кроме крайне скудного набора мебели ничего не было.

Алонсо усадив меня на кровать, с поклоном вышел, а я ощутил на себе удивлённый и внимательный взгляд священника.

— Вот уж не думал, что мы состоим с тобой брат в одном ордене, — сказал он.

— Не хочу вас обманывать, ваше преосвященство, — отрицательно покачал я головой, — эта одежда, подарок моего учителя, кардинала Хуана де Торквемада, я просто посчитал уместным надеть её при поездке в монастырь, чтобы не смущать братьев своей более дорогой одеждой мирянина.

— Я хочу скорее выслушать вашу историю брат, — удивлённо покачал головой маленький и сухонький священник, — уверен, она необыкновенная.

Мне ничего не осталось, как перекреститься и начать рассказ, который выдался довольно долгим несмотря на то, что я очень много сокращал в своих живописаниях. Архиепископ очень внимательно слушал, не перебивал лишь изредка крестился и удивлённо восклицал, когда я говорил о Риме.

— Брат, — он со слезами на глазах, покачал головой, когда я наконец закончил, рассказав, что приехал во Флоренцию, чтобы прочитать Ефремов кодекс, — это самая необычная история жизни, которую я слышал.

— Пути Господни неисповедимы, ваше преосвященство, — пожал я плечами, — я принимаю всё, как есть.

— Меня заинтересовало ваше ученичество у кардинала Виссариона Никейского, — он перешёл на древнегреческий, — я с ним, к сожалению, лично не знаком, но виделся на Соборах и испытываю к нему личную симпатию, как блестящему учёному.

— О, если хотите, я напишу ему о вас, ваше преосвященство, — тут же предложил я, — вы можете познакомиться и продолжить переписку уже без меня. Поскольку вы правы, кардинал удивительный учёный и богослов, вам точно будет о чём с ним поговорить.

— Я буду тебе только благодарен, брат мой, — тут же согласился он на моё предложение, — ты ещё упомянул епископа Энеа Пикколомини, с которым познакомился при отъезде из Рима.

Я кивнул.

— Мы провели с ним незабываемую ночь, переводя труды Каллистрата.

— Мы с епископом друзья, — спокойно сказал он, — уже длительное время состоим в переписке, — если ты говоришь он весьма неласково встретил тебя в Риме, то я могу ему написать, что познакомился с тобой во Флоренции и удивлён, что ты вызвал у него негативное отношение.

— Если вас не затруднит ваше преосвященство, я бы тоже был вам благодарен, — склонил я голову, — я всё время тянусь к знаниям, а знакомства с такими гуманистами, как его преосвященство и вы, только расширяют мой кругозор.

— Так и есть брат, — согласился со мной Антонин, заинтересованно посмотрев на меня, — странно только то, что мне говорили, что тебя пригласил во Флоренцию лично Козимо Медичи.

Я тут же понял, что это крючок, нужно было говорить только правду.

— Так и есть, ваше преосвященство, — спокойно ответил я, — я просил у него продать мне кодекс, но он был заинтересован в другом моём деле, поэтому и пригласил меня к себе.

— Могу я узнать, что это за дело? — осторожно поинтересовался он.

— Конечно, я хочу открыть в Арагоне и Кастилии ломбарды, которые не будут взымать те проценты с бедных христиан, какие сейчас с них дерут иудеи и мудехары. Синьор Козимо заинтересовался этим и предложил открыть такие же во Флоренции.

— Ломбарды без процентов? — удивился он, — как такое возможно?

— Я консультировался с епископами из рода Борха, — не моргнув и глазом приплёл я их к делу, — и они отправили запрос в Рим, чтобы в папской канцелярии оценили правильность и нужность для церковной паствы таких ломбардов, так что по факту я жду ответ от папы, прежде чем начать это дело. Я мечтаю, как настоящий христианин, чтобы моё дело приносило пользу обществу.

Архиепископ изумлённо на меня посмотрел, поскольку такого он явно не ожидал.

— Ты думаешь папа разрешит такие ломбарды? — удивлённо поинтересовался он, — на всех Соборах мы клеймим ростовщиков и банкиров за проценты, которые они дерут с народа.

— Я не буду брать никаких процентов ваше преосвященство, только тот минимум, который нужен для выплаты сотрудникам и поддержания здания, в котором будет ломбард.

— «Ну правда, после двадцати-тридцати процентов, которые дерут все местные ростовщики, мои шесть можно считать необходимым мизером, — подумал я про себя, поскольку всё так и было в реальности».

— И сколько этот мизер? — подозрительно спросил он, думая, что я начну увиливать.

— Всего шесть процентов, ваше преосвященство, — ответил я тут же и добавил, — я хотел сделать вообще один, но пришлось добавить, поскольку придётся платить ещё налоги в корону в размере пяти процентов. Король согласился предоставить мне лицензию на эту деятельность только на этих условиях.

— Могу я посмотреть завтра ваши документы и договора? — заинтересовался он.

— Конечно я пришлю своего управляющего, если вам так интересно ваше преосвященство, — согласился я, не очень понимая зачем ему это.

— Хочу посоветоваться со своими знакомыми, — объяснил он, — если это и правда так, как вы говорите, такие ломбарды пригодятся и здесь у нас во Флоренции.

— Ваше преосвященство, — я, чтобы не выдать свою радость, замахал руками, — чтобы ваши банкиры и ростовщики пустили на рынок чужака с другой страны? Забудьте об этом!

— И всё же, — упрямо вздохнул он, — я имею некий авторитет в городе, так что можно попробовать.

— Конечно, ваше преосвященство, — тут же согласился я, — в любом случае нужно ждать письмо от папы, так что я никуда не тороплюсь.

— И это весьма похвально, что ты брат, так ответственно подошёл к делу, — согласился он со мной, — а теперь предлагаю нам помолиться.

Мы перешли на латынь и ещё долгих два часа молились, прежде чем я смог наконец покинуть монастырь и поехать домой. Во дворце Медичи все давно спали, кроме одного человека, который зашёл ко мне сразу, как только я вернулся.

— Он сам предложил мне открыть во Флоренции «правильные» ломбарды, синьор Козимо, — сказал я, пока Алонсо снимал с меня доминиканскую робу, — но потребовал показать ему банковские документы и договора с заёмщиками, сказал, что покажет их своим знакомым.

— Я позабочусь о том, чтобы они не сильно пристально в них вглядывались, — банкир с хищной улыбкой кивнул в ответ на мою, даже не высказанную просьбу.

— Если всё пройдёт успешно синьор Козимо, то порученное вами дело о разрешении ломбардов архиепископом будет выполнено само по себе, — хмыкнул я.

— Не само по себе, — Медичи показал на мою робу, — вы всё верно взвесили, оценили и поехали на переговоры во всеоружии. Ваш наёмник работал в его монастыре несколько дней, узнавая для вас информацию, что ещё больше вызвало к вам уважение синьор Иньиго. Вы тот, с кем я по-прежнему хочу вести совместные дела, и вы каждым своим поступком только это подтверждаете.

— Значит, вам синьор Козимо нужно только позаботиться о том, чтобы архиепископу дали нужное нам заключение о ломбардах, — склонил я голову от этой небольшой лести.

— Не отправляйте документы с утра, дайте мне время хотя бы до обеда, — согласился он.

Раскланявшись друг другу, мы пожелали спокойной ночи и расстались до утра только для того, чтобы узнать, что документы никуда отправлять не нужно. Архиепископ приехал ко мне сам, лично, радостно потрясая копией буллы, привезённой гонцом из Рима ранним утром и называлась она «Inter Multiplices», подписанная папой Каликстом III и в ней осуждалась деятельность ростовщиков, банкиров и ломбардов… кроме тех, которые соответствовали всему тому объёмному перечню пунктов, которые я сам же и составил, отправляя письмо Родриго Борджиа через его родственников.

Как выиграть в тендере, если в нём участвуют множество участников? Конечно же договориться с тем, кто его организовал за небольшой откат, чтобы в перечень всех параметров будущего заказа было включено множество условий, которым будет соответствовать только один участник, то есть ты сам. Нехитрая придумка из будущего весьма хорошо зашла в XV веке и смотря на счастливое лицо архиепископа, я понимал, что дело наконец сдвинулось с мёртвой точки. Мне осталось только доделать новый шифр, прочитать кодекс, а также обширную библиотеку самого Медичи, к которой мне дали доступ по первой же моей просьбе, и можно было возвращаться в Валенсию, а оттуда сразу в Аликанте, а затем Кастилию.

Тяжело вздохнув, только представив себе, сколько километров мне придётся вскоре преодолеть, я стал поддакивать архиепископу, что конечно же, я согласен открыть «христианские» ломбарды и во Флоренции, как только открою их у себя на родине. Полностью довольный и счастливый он ушёл от меня, считая, я чуть ли не святой, поскольку я сам показал ему документы с уставом моего ломбарда, в котором самым «чудесным» образом все пункты совпали с теми, которые были написаны в булле от папы.

Ещё более счастливым оказался Козимо Медичи, который зашёл следом за архиепископом и прочитал копию буллы, которую мне оставил священник. Банкиру не нужно было показывать никакие документы, так как он и так прекрасно знал, что там было написано.

— И во сколько вам обошлась эта булла, синьор Иньиго? — кого-кого, а его точно было не провести по поводу подобных совпадений.

— Всего каких-то пятнадцать тысяч флоринов, синьор Козимо, — пожал я плечами и добавил, — вложенные в нужные руки, в нужное время.

— Это, самое важное замечание, синьор Иньиго, — улыбнулся мне он, — теперь у вас точно развязаны руки.

— Начну с Валенсии, — мирно согласился я с ним, — и теми, ко там перешёл мне дорогу.

Он от моих слов вздрогнул и простился, сославшись на большое количество дел.