Искусство войны

Глава 17

День был в самом разгаре, когда Бакфорд все же решил меня побеспокоить. Эмили успела укутаться в шкуру, заменяющую нам одеяло, когда матерчатая дверь распахнулась, впустив в шатер солнечный свет.

— Прошу прощения, ваше высочество, но нам необходимо выдвигаться, если мы хотим выехать из этого леса до наступления темноты, — он очень старательно делал вид, что не замечает баронессу, выглядывающую из-под одеяла. Словно кроме меня, в шатре никого больше не было, так зачем же пялиться на разобранную кровать?

— Бакфорд, мой верный Бакфорд, — я встал, совершенно не стесняясь своей наготы, ее уже столько раз лицезрели, что прятаться было полным идиотизмом, и со вкусом потянулся, разминая немного затекшие за ночь мышцы. — Я могу попенять тебя только то, что ты разбудил меня слишком поздно. Но сейчас я бодр и полон сил, и хочу немного размяться с мечом, пока вы будете готовиться к отъезду. — Говоря эту высокопарную, но так необходимую при общении с Бакфордом чушь, я одевался. Надев то самое исподнее, которое валялось там, куда его ночью зашвырнул, и оставил всю остальную одежду пока висеть на складном стуле и лишь обулся, потому что ходить босиком по голой земле не собирался. Затем, подняв плащ Эмили с пола, я протянул его Бакфорду. — Позаботься о баронессе.

Он степенно кивнул, давая понять, что принял правила игры, и что баронесса действительно существует, и находится тут в шатре, совершенно обнаженная, под шкурой, заменяющей одеяло, и о ней, естественно, нужно позаботиться. А кому, как не верному слуге это делать? Я же подошел к своей импровизированной постели, поцеловал красную как помидор Эмили в лоб, подхватил перевязь с оружием и вышел из шатра. Я понимаю ее, всего лишь скромная провинциалка, она понятия не имеет, что за традиции процветают при каждом дворе. Там такие пробуждения в присутствие слуг высокородного любовника считается нормой. Да половина из придворных дам даже не пытались бы скрывать свою наготу. От кого скрывать-то? Слуги же — это нечто вроде мебели. А ее муж не просто козел, он еще и дегенерат. Это надо додуматься отослать жену не просто погостить к родственнице, а ко двору Генриха. А что если бы случилось чудо, и даже не встретив меня по дороге, она умудрилась бы доехать? Бросить эту святую невинность прямо в клетку с тиграми, это он замечательно придумал. Надо полагать, долго стоял перед зеркалом, размышляя, какого именно размера рога ему будут больше к лицу, и, судя по всему, решил, что слишком больших рогов — не бывает, поэтому, вперед, дорогая, обеспечь своего муженька этим весьма развесистым украшением. Надеюсь, тетка у нее не слишком грымза и позаботится о девочке, потому что я точно не смогу этого сделать, у меня будет полно других дел. Максимум, на что я буду способен — это представить баронессу королю. Она и так приедет с изрядно подпорченной репутацией, даже, если бы сегодняшней ночи не было. Но она была, и намерен был продолжать ее развращать до тех пор, пока мы не прибудем на место.

— Я полагаю, что Эмили не зря вчера жутко смущаясь просила меня помочь ей в одном очень деликатном деле, — я уже подходил к краю поляны, где рыцари уже вовсю шуршали, собирая лагерь, а Конор метался между ними больше мешая, чем помогая, когда меня остановил голос Криспин.

— И что же баронесса просила у тебя такого деликатного? — я лениво обернулся, любуясь тем, что было так прекрасно продемонстрированно окружающим в весьма откровенном лифе ее платья.

— О, она всего лишь спросила, — Криспин подошла ко мне вплотную и наклонилась так, что я просто не мог на пытаться коситься на ее прелести. Голос лекарки упал до интимного полушепота, от которого у меня по спине пробежали толпы мурашек. — Она всего лишь спросила, нет ли у меня какого-нибудь зелья для того, чтобы не зачать случайно нежданное дитя.

— Вот как, — надо же умная девочка. А чего тогда я полночи изгалялся, делая так, чтобы мое семя не попало на плодородную почву? Неужели сложно было сказать? Или же… — А у тебя ничего подобного не было?

— Разумеется, было, — фыркнула Криспин. — Дитя должно быть желанным и разумеется зачатым в законном браке.

— Разумеется, — я кивнул.

— Полагая, что она не зря выпила вчера зелье и ей нужно будет приготовить еще?

— Это не твое дело, дорогая, — я улыбнулся, подхватив Криспин за подбородок, немного приподняв ее голову. Как же я был сейчас раздражен, кто бы знал. — Но, думаю, что на всякий случай приготовь еще.

После этого я скрылся за кустами, подгоняемый низким вибрирующим смехом этой ведьмы.

— Тебе не угодить, — голос Эвы не стал неожиданностью. Я больше удивлялся тому, что она так долго молчала и никак не комментировала произошедшее между мною и Эмили.

— Я как идиот старался изо всех сил себя контролировать, а, оказывается, можно было просто получать удовольствие, — я принялся разминать связки, отмечая, что сексуальные упражнения явно пошли мне на пользу. Я теперь гораздо лучше чувствовал свое тело, лучше контролировал движения и даже мог попробовать заняться чем-то более сложным, чем разминка, вот только у меня не было времени.

— Кстати о старании, ты не лукавил, ты действительно хорош, — голос Эвы звучал задумчиво. — Даже, жаль, что у нас ничего не получилось.

— У нас получилось бы все просто отлично, если бы ты не пыталась меня в процессе убить.

— Надо же, какие мы нежные и ранимые, — она фыркнула. — Что касается девочки, она так наивна, что наблюдать за тем, как ты с ней возишься — отдельный вид удовольствия.

— Ты же обещала не подсматривать, — я закончил разминаться и поднял с земли ножны. Извлек меч и задумался. На отработку ударов действительно нет времени, но можно попробовать стойки, описанные в трактате Йоханнеса Лихтенаура. Они были хороши тем, что из одной можно было легко перетечь в другую не сбиваясь с ритма.

— Я лгала, — Эва рассмеялась. — Да не злись на девочку. Я сомневаюсь, что ей вообще объяснили о том, что для рождения ребенка самого соития недостаточно, необходимо еще и кое-что получить от мужчины, кроме удовольствия, естественно.

— Угу, естественно.

Я поднял меч над головой уперев правую руку в гарду, а левую положив на навершие, чтобы при резком ударе можно было использовать ее в качестве рычага. Это была высокая горизонтальная «указывающая» стойка, или как называл ее сам Лихтенаур — «Бык». Постояв в этой стойке и минуту, я сделал резкий выпад вперед, словно проталкивая меч левой рукой. Шаг, поворот, медленно, чтобы прочувствовать каждое движение, перехожу в срединный «закрытый плуг». Из этой позиции хорошо защищаться, отражать удары, но можно и наносить, например, поперечный с разворотом корпуса. Шаг, и меч уходит вверх в «высокую крышу». И сразу же яростный удар сверху вниз и наискосок, напоминающий удар гнева. Шаг назад, левую ногу не приставляю, меч опущен так, что кончик почти касается земли. Плечи опущены, и создается ложное ощущение полной открытости. Позиция «глупец», но это название относится не к тому, кто атакует из этой позиции, а к тому, кто по причине неопытности не принял ее на свой счет. А теперь все повторить, только быстрее. И еще разок.

— Прочувствуй магию, впусти ее в себя, — жаркий шепот опалил обнаженные нервы. На этот раз мне не пришлось даже прилагать усилий, чтобы ощутить, как побежали по венам огненные струи чего-то, что еще пока было мне не понятно. — Молодец, а теперь напитай этим огнем клинок, пусти по нему свой огонь.

Огонь, горевший в ладонях требовал выхода, и я, подчиняясь ведущему меня голосу ведьмы, направил его в рукоять меча. При этом я не прекращал двигаться по этой небольшой полянке, которую выбрал себе для занятий. На моменте перехода в «крышу» я заметил, как лезвие меча окутало самое настоящее пламя. И снова я едва не потерял концентрацию, но все же выполнил условный удар. Вот только я отвлекся, и удар пришелся прямо по растущему неподалеку кусту. Ветки, на которые опустился меч, заполыхали — и те, что валялись на земле мертвыми обломками, и те, что все еще были связаны с родительским кустом.

— Как мне его потушить? — я остановился, тяжело дыша беспомощно глядя на то, как разгорается пламя.

— Водой.

— Я серьезно, — мне конечно все равно, и этот лес давно пора спалить к чертовой матери, вот только это будет не слишком удачный старт в предстоящих переговорах с королем Генрихом.

— Я тоже.

— А то, что я вызвал огонь, не означает, что я являюсь огненным магом?

— Ты что, идиот? — хороший вопрос, но не объясняет мне ровным счетом ничего. — Это означает, что ты стихийный маг. Сти-хий-ный. А раз ты сумел воззвать к огню, то сейчас самое время попытаться потушить его водой.

— И что мне делать?!

— Во-первых, успокоиться. — Ну, это она хорошо сказала, особенно, учитывая, что огонь все больше разрастался. — А, во-вторых, представь себе, что ты испытываешь нечто, противоположное тому, что ты испытал, когда тебе откликнулся огонь.

Я закрыл глаза и честно попытался вызвать в себе ощущение прохлады. Это было сделать проблематично, особенно стоя возле разрастающегося пожара. Глубоко вдохнув и выдохнув, я снова попытался представить себе…

Белый сияющий на солнце песок, так приятно греет обнаженные ступни. А набегающая волны, приносит ощущение свежести, и контраста. Я иду по самой границе между пляжем и лениво перекатывающимися волнами величественного моря. Я на отдыхе и меня ничего не беспокоит. Я иду, чтобы выбрать себе место, где можно позагорать, периодически окунаясь в прозрачную воду. Мимо проходит девушка так откровенно одетая, что те лоскутки на ее теле совершенно ничего не скрывают. Это даже не интересно, но довольно привлекательно. Девушка заходит в воду. Я бросаю небольшую сумку, которую держу в руках на песок подальше от воды. Туда же летит снятая через голову широкая бесформенная рубаха, и я бегу за девушкой с разбега влетая в манящие воды…

Плюх! Я стоял на полянке перед залитым водой дымящимся кустом и вытирал воду с лица. Волосы, рубашка, штаны — все было насквозь мокрым.

— Когда я предлагала обратиться к воде, я вовсе не предлагала тебе поливать ею все вокруг, — проворчала Эва. — Но, с другой стороны, это хорошо. Ты уже почувствовал сродство с двумя стихиями. Теперь можно понемногу разучивать заклинания.

— Знаешь, драгоценная, учитель из тебя очень хреновый. Еще хуже, чем обольстительница!

Я вогнал меч в ножны и пошел переодеваться и ехать уже отсюда. На поляне все уже было почти готово к выдвижению. Оставались небольшие доделки. Мимо меня пробежал Мозес, неся свернутый шатер в телегу. Он удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— Бакфорд!

— Да, ваше высочество, — он материализовался передо мною за считаные секунды.

— У меня еще осталось что-нибудь сухое и чистое?

— Ну… — протянул слуга и задумался, затем кивнул. — Найдем, ваше высочество. Только, постарайтесь обойтись без переодеваний до того момента, пока я не смогу привести одежду вашего высочества в приличное состояние.

— Видишь ли, Бакфорд, — я с остервенением стащил мокрые шмотки, которые весьма неприятно липли к телу, — как раз этого я не могу тебе обещать, но я очень сильно постараюсь.

Переодевшись, я подошел к уже оседланному коню и вскочил в седло. С каждым разом у меня получалось все лучше и лучше. Принц был великолепным наездником и тело быстро наверстывало упущенное, вспоминая привычные движения.

— Ваше высочество, вы не позавтракали, — ко мне подошел мрачный Гастингс.

— По дороге поем. Все равно, пока мы едем по лесу, сильно не разгонишься.

Капитан кивнул и махнул рукой командуя выдвижение. Я не вмешивался. В этих делах должен быть один командир, чтобы подчиненные не путались. Ночью все эти приключения так вывели меня из себя, что я едва дров не наломал. Ко мне подбежал Бакфорд, протягивая нехитрый завтрак, состоящий из хлеба, сыра и вяленного мяса, а также фляжку с водой. Я бросил взгляд на телегу, в которой расположилась Криспин и, спрятавшийся за ней, Конор. Через мгновение к ним присоединился Бакфорд, и наш маленький караван тронулся в путь.

Гастингсу словно передалось мое настроение, потому что он всего один раз за весь день скомандовал привал, во время которого все немного размяли ноги и посетили местные кусты, по принципу «мальчики-налево, девочки-направо». После этого короткого перерыва я подъехал к Эмили, которая всю дорогу предпочитала проводить в дамском седле, а не развалившись на телеге. Мне даже смотреть на нее было страшно. Как они ездят вот так боком, да еще и многим мужикам могут фору дать. И как у нас вообще дамское седло оказалось?

— Не поделитесь секретом, Эмили, вам удобно ехать вот так? — я указал на ее посадку.

— Да, вполне, — она пожала точеными плечиками и смущенно улыбнулась.

— Хм, — я задумчиво окинул ее взглядом. — А откуда у меня вообще такая интересная вещь взялась? Не подскажите?

— Подскажу, — она кивнула. — Когда нас схватили, эти жуткие дикари раскурочили карету, но некоторые вещи они не тронули. То ли слишком торопились, то ли не знали, для чего они предназначены. Ваши доблестные рыцари, ваше высочество, когда нас искали, забрали съехавший с креплений сундук с моей одеждой, а также это седло, справедливо полагая, что когда они нас найдут, то мне придется ехать верхом.

— Вы, наверное, хотели сказать, «если найдут», — я покосился на сжавшего кулаки Гастингса, который невольно прислушивался к нашей беседе. — Но оставим эту скользкую тему. Ответьте мне лучше, а вы зачем его с собой тащили?

— Я всегда могла захотеть проехаться, вы же видели, моя лошадка бежала заводной, — я поморщился, вообще-то на этот нюанс я особо не обратил внимания, он был мне не слишком интересен. Но такая расхлябанность не доведет до добра, нужно уже собраться и прекратить ворон ловить. А Эмили между тем продолжала. — К тому же это седло очень дорогое, вся насечка выполнена с полноценным серебром. Так что в случае нужды, я всегда могу его продать, — последнюю фразу она произнесла очень тихо, потупившись и покраснев. Ох уж эта благородная бедность. — А почему вас заинтересовал этот вопрос, ваше высочество?

Я задумался, а действительно, почему? Потому что мне скучно? Или потому что в отсутствии полноценного источника информации может пригодиться любой, потому что именно в таких, словно бы ничего не значащих беседах можно почерпнуть драгоценную информацию. Вот, например, я узнал, не прибегая ни к каким ужимкам, что серебро здесь весьма цениться, если даже седло с насечкой этого благородного металла может вполне обеспечить одну баронессу на некоторое время. Но не говорить же об этом девушке, которая стала моей любовницей?

— Просто так, — наконец ответил я. — Мне действительно это было интересно. Да и чтобы поддержать разговор. Ведь довольно утомительно просто молча ехать, вы не находите?

Находила Эмили это или нет, осталось не известным, потому что именно в этот момент дорога вильнула, и мы выкатились на широкий, хорошо утоптанный тракт.

Как только это знаменательное событие произошло, все выдохнули с таким облегчением, что меня едва ветром не сдуло. Сразу же стало возможным пустить лошадей не слишком быстрой рысью, чтобы не утруждать животных, но и не плестись, глотая пыль, оставляемую более быстрыми путниками. Посланный вперед Мозес с Гайдом, молодым рыцарем с открытым благородным и очень породистым лицом, должны остановиться в первой же встреченной по дороге таверне и снять всем нам номера, чтобы мы, приехав, не теряли время на ненужные формальности.

Сейчас, когда скорость передвижения увеличилась мне стало не до разговоров. Более того, я даже не размышлял и не пытался разговорить явно обидевшуюся на меня Эву. Я жадно осматривал окрестности, стараясь запомнить как можно больше нюансов.

Постоялый двор встретился нам примерно через пару километров. Гастингс скомандовал привал, и мы радостной толпой завалились на довольно большую расчищенную площадку. Как только мы въехали в гостеприимно распахнутые ворота, к нам бросились мальчишки-конюхи, явно предупрежденные заранее и ожидающие гостей. Я соскочил с коня и кинул поводья в руки подбежавшему мальчику.

— Осторожнее с ним, он не любит чужаков, — предупредил я юного конюха, но тот улыбнулся щербатой улыбкой и потрепал коня по шее.

— Да, ваша милость, не беспокойтесь, я с любой скотинкой лажу.

— Это хорошо, — кивнул я рассеянно, не отрывая взгляда с кареты, стоящей возле дверей таверны. Из дома в этот момент вышли удивительно знакомые блондинистые дамы, которых я видел на другом постоялом дворе, но мы тогда уехали гораздо раньше, чем они тронулись в путь. — Вот это ни хрена себе мы путь сократили, — вырвалось у меня, пока я старательно улыбался обеим махнувшим мне руками как давнему знакомому дамам. Наклонив голову, обозначив поклон, я направился к входу в дом бормоча про себя. — Если кто-нибудь даже заикнется о том, что где-нибудь по дороге можно немного срезать — убью!