Всё-таки Виктория сильно приврала насчёт своих ребят – даже неугомонные Адам и Дени со временем утомились от шестерёнок, смазки и чертежей и отправились храпеть на гамаках. Успел вернуться паренёк, величаемый Стрижом, доложить о бесплодности своих метаний и пообещать, что после пересыпа продолжить работу.
Мы с дочерью отправились в её комнатёнку рассказывать друг другу бесконечные истории нашей длинной, медленной и немного бессмысленной жизни. Я рассказывал ей о своих близких, о тех, кого оставил на Альбионе, полагая, что их судьбы не должны быть унылыми и безнадёжными. Арика – девушка смышлёная, она совершает ошибки, но всегда это осознаёт и старается исправить.
Есть ещё и Истериан, но у него и вовсе дела идут в гору: он обзавёлся более успешным вправителем мозгов, чем я. Женитьба может стать тем волшебным событием, которое перевернёт безумного полукровку так, что умом вдруг станет выгодно пользоваться.
Истер, к слову, оказался выгодным объектом моих воспоминаний – я поделился с Викторией большей частью приключений, найденных сверхчувствительным местом напарника. Её забавляет. А я, глядя на всё спустя долгие годы, уже не желаю попусту скрипеть зубами и искать стену покрепче, чтоб от бессилия побиться об неё головой.
– Однажды он даже выскочил на улицу, – произнёс я, не отрываясь от шахматной доски. – Пришлось гоняться за ним, слава богу, далеко он не ушёл. Да и прохожих не оказалось – я, вообще, живу в тихом месте, соседей у меня мало.
– Я так и поняла, – хохотнула Виктория.
– Да, все за милю видят мою нелюдимость, только не понимают, что я не шучу.
– Ты просто очень занятен, вот к тебе и тянутся.
Да, как же я не подумал. Что это за человечество, которое стройными рядами маршируют к неприятностям? Правильно, а когда бы я воспользовался ружьецом, стал бы единственным виноватым…
– Так что стало с Истером?
– Поймал его. Правда, он бросился на меня, причём довольно неожиданно. Странно, что я в тот раз отделался только лишним беспокойством. Ладья на F5.
Виктория посадила меня играть в шахматы. Вообще-то мои достижения по части разноцветных фигурок ограничиваются знанием, как они должны ходить. Ещё я примерно знаю, как исполняется рокировка, знаю, что пешка может с ходу прыгать через клетку. Маловато, ведь собрать из этих основ стоящую композицию, умелую защиту – это не про меня.
Первые партии закономерно закончились проигрышем, но уже третью я взял, в четвёртой мы бодаемся на равных. Скорее всего, моя дочь тоже не маэстро, либо больно тонко поддаётся.
– И это не лечится? – настала её очередь теребить нос в раздумьях (а в раздумьях Виктория именно теребит нос).
– Нет, это же не алкоголизм.
– Спасибо, – с напускной детской обидой прокряхтела дочь. Выяснилось, что абсент – не только инструмент братания, но и любимый напиток Бестии, который она, не смущаясь, хлещет прямо из горла.
Одна из бутылок почти ею добита.
И пусть даже не думает делать это шуткой и обижено надувать губы. Я не одобряю, так что ей следует принять к сведению.
К несчастью, она только пропускает это мимо ушей:
– Но ведь это же опасно, – хлопает она глазами. – Сколько вы с Истерианом знакомы? Семь лет?
– Да, семь.
– И за это время ничего плохого не случалось?
Я откинулся на кресле, взял себя за подбородок и немного прикрыл рот. Изначально я подумывал не рассказывать этого дочери:
– Вообще-то, – чувствую себя неловко, поэтому перебиваю сам себя кашлем, – я столкнулся с ним в поисках твари, рвущей горожан в подворотнях. Погибло восемь человек. На самом деле, на его совести было всего двое.
– Не так много, – очевидно, Виктория ждала горы трупов.
– Ну да… Хорошо, что он мне попался – так бы мог пропасть, опуститься до кровожадной твари.
– А без тебя он теперь…
– Не думаю, он за годы излечился от легкомыслия. Тем более, что он женился пару дней назад. Её зовут Салли, она за ним присмотрит.
– Ага! – радостно воскликнула дочь, казалось бы, не слушая того, что я говорил. – Слон на B3!
– На B3, значит… Постой, а где мой ферзь?
– Я его давно съела, – с дешёвой невинностью заковырялась Виктория в кармане.
– Ты его съела в прошлой игре, в этой я берёг его! Ты жульничаешь что ли?
– Нет.
– Что значит «нет»? Я уличил тебя в мухлёвке, а тебе больше нечего сказать?
– Гляди, кто-то вернулся.
Я захлебнулся очередным обвинением, разглядев сквозь мутное стекло двоих бандитов. Не узнаю, кто это, но есть надежды, что они не отдохнуть пришли – оба вертят головами, ища Бестию.
Виктория резво подскочила, в очередной раз за секунду расправив ноги, казалось бы, завязанные в узел. Мне осталось только быстрее хватать шляпу и тащится вдогонку. А это непросто, потому что дочь предпочитает носиться со скоростью голодной волчицы. Да тут ещё и приходится протискиваться между хламом интерьеров подвала.
Верзила и блондин заметили предводительницу и заторопились навстречу. Их оживление не оставляет мне сомнений, что хоть какие-то крошки им наскрести удалось.
– Виктория, – довольно обнажил очернённые прогалинами ряды зубов здоровяк, – мы нашли Андре Ремапа!
– Где? – спросил я из-за плеча дочери. То, что я ввязываюсь в разговор, бандиту не понравилось – улыбка его куда-то делась.
– Дом на улице Могильной Мили[9]. Учёный снимает там комнату, не заметил, чтоб там торчали уши какого-то Монарха. Сидячая утка.
– Я нашёл место, где учёный собирается читать лекцию через неделю, – решил похвастать своими достижениями блондин. Он почесал шею, на которой я заметил белёсую странгуляционную борозду. – Если, конечно, сторож не врёт. Но он был достаточно трезвым.
Трезвый сторож в наше время – это почти святое существо, так что верить ему можно так же, как и самому Создателю.
Интересных новостей уже порядочно, чтоб рвануть без промедления на дело. Я уже кинулся искать свой подопытный пистолет. Взять беззащитного учёного – слишком лёгкий и полезный шаг, чтоб не сделать его прямо сейчас.
– Отлично, ребята. Паттер, можешь отдохнуть. Штиль, сейчас же отведёшь нас к Ремапу. Август?
– Я уже почти готов, – из-под горы набросков показалась рукоятка пистолета.
Поднявшись вслед за бандитами по лестнице, я заглянул под крышку на точные стрелки Ищейки. Утренние лучи, запоздалый осенний рассвет. Сейчас около восьми часов.
Пришлось долго идти по городу, тащится по оживлённым улицам (на Альбионе так рано не просыпаются), срезать через проулки, лишенные лоска фасадных частей Фанека.
Грязное небо с коричневыми облаками не скрывает всей силы солнца: лучи добираются до города частыми и толстыми столпами. Тепло, сухо, гораздо уютнее, чем в обделённом светом Гольхе.
Единственный минус – ветер. К утру на Фанек накинулось настоящее чудовище: оно гонит беспомощные тучки, как стая охотничьих собак лису, с головы прохожих сшибает шляпы, деревца трепет, ломая им ветви. Некоторых ураган валит с ног, причём невезучих джентльменов не заподозришь в злоупотреблении алкоголя.
Загорелый здоровяк успел нацепить цилиндр, якобы смягчающий образ грозного душегуба. Вытянутое лицо, горбатый нос и большие глаза, в которых я, сколько ни делал подходов, так не обнаруживал добродушия и радости меня видеть.
Не вспомню уже, но прыгали обниматься все десять преступников. Бугай с оксюморонным прозвищем Штиль, очевидно, лицемерил.
Неважно, на цепи у Виктории он сильно мне нервы не попортит. В любом случае, отловишь его и незаметно для остальных дашь по морде – жаловаться к атаманше не побежит.
Так не нравящийся мне Штиль привёл нас на восток, туда, где на воображаемой бутылке города должен находиться самый угол этикетки. От Божьей Иглы далековато, поэтому шедевры архитектуры остались позади. Здесь много однообразных зданий, скучных и неказистых, пусть даже чистых и ухоженных, какие не на всякой крупной улице Гольха попадаются.
Низкие, этажей на два или три, дома виляют, расползаются. Словно из свиней пытались выстроить ровный строй – как результат, улицы не имеют ничего общего с ровными линиями, перетекают друг в друга, пересекаются под самыми необычными углами.
Слава богу, нам нужна только улица Могильной Мили, а она в этом районе может похвастаться самым прямым туловищем.
Здоровяк привёл нас к нужному дому, но неожиданно провёл мимо, остановив нашу тройку возле мальчика, продающего газеты. Пока мы тянули время за выбором газет, из дома успела выйти и скрыться за поворотом полноватая женщина в простецком наряде. Штиль тотчас рванул к нужному зданию.
Впопыхах я успел взять себе свежий номер и сунуть мальцу монетку.
– Это хозяйка дома, – пояснил бандит. – Болтливая, шумная и вечно сующая нос во все дыры. Лучше держаться подальше.
Идя первым, он сильно согнулся, чтоб протиснуться в дверной проём. Мы попали в полутёмный коридор, усеянный дверьми по обе стороны. Комнаты заселены шумными жильцами, голоса заполняют дом неровным фоном. Под ногами нет ни половиков, ни ковров, стены уныло пусты, а из источников света в коридоре только окна.
Ветер свищет в щелях, как паровозный гудок, кажется, что тугой поток воздуха разворотит окно и начнёт вырывать кирпичи из кладки. А этот ураган способен.
Высокорослый головорез на секунду отвлёкся на особенно агрессивную брань за стеной и остановился, тяжело опустив ладонь на перила лестницы.
– Он там, живёт в первой комнате от лестницы слева. А там, – он кивнул на дрожащую под напором ветра дверь, – задняя дверь, ведёт во двор. У Андре там сарайчик, где он проводит некоторые опыты. Я проверю там, а вы ступайте в комнату.
– Отлично, Штиль, – дала добро Бестия.
Громила развернулся, ссутулился и двинул дальше по коридору, постоянно оборачиваясь на шумы за стенами. Мы с Викторией отправились наверх, стуча подошвами по голосистым ступеням.
На втором этаже оказалось всего четыре комнаты, зато предусматривается столик для времяпрепровождения у окна и первая в доме люстра. Дверь профессора Ремапа выкрашена в белый цвет и смотрится ладно, если бы не след от ладони торопыги, не дождавшегося просыхания краски.
Я постучался. Виктория сделала жест, предлагая мне самому разговаривать с учёным.
Он оказался дома, завозился после первых же ударов, но завозился – это очень правильное слово, потому как довольно долго он гремел, добираясь до двери.
Наконец, на пороге оказался высокий, аккуратно причёсанный джентльмен в годах.
– Слушаю, – прозвучал его глубокий голос с сомнением, словно наш визит его то ли напугал, то ли заинтриговал.
– Месье Ремап?
– Да, вы обратились по адресу.
– Я к Вам с предложением, касающимся Ваших последних работ, – попытался я состроить из себя этакого мецената.
Андре сощурился, пару секунд ушло на принятие решения, после чего его рука дёрнулась и зазвонила в колокольчик. Сразу после этих манипуляций перед нами с хлопком закрылась дверь!
Учёному удалось нас ошарашить: только переглянувшись, мы с дочерью додумались взять дверь штурмом. На лёгкие толчки она не откликается – пришлось мне от души лягнуть ногой и взять верх над добротной древесиной. Мы прыгнули в комнату, заставленную коробками, ящиками и столами, рой бумаги метается, поднятый ветром, ворвавшимся через открытое окно.
Ремап исчез!
– Быстрее! Быстрее!
Крик донёсся снизу, я выскочил обратно в коридор, чтоб увидеть бригаду из семи человек, повыскакивавших из комнат и готовящих револьверы. На меня показал пальцем самый ретивый из охранения учёного, поднятого звоном колокольчика.
Я отпрянул внутрь комнаты. Виктория уже наполовину высунулась из окна:
– Вон он! Давай скорее, пап!
– Там его охрана, – выкрикнул я в ответ, уже расстёгивая пуговицы пальто. – Я ими займусь.
– Хорошо.
Дочерь уговаривать не пришлось, как это обычно бывает с Истерианом, она выскочила на улицу, бросившись в погоню. Я же не глядя достал Напиток Саламандры. Вывалившись из-за косяка, я метнул стеклянный шар в гущу врагов – шестеро разбрелись по этажу врассыпную, но первый уже успел взобраться на пару ступеней и пригнулся. Шар лопнул за его спиной, отрезав пламенем остальных от лестницы, широкоплечий ловкач же бросился на меня, поднимая револьвер.
Первая пуля прошла левее, от второй я утёк в комнату, третья жахнула в стену, но (чего ни я, ни противник не ожидали) прошить тонкие доски не смогла.
Гад оказывается на пороге – мне ничего не стоит схватить его за запястье и направить дуло мимо. Резкий удар заставляет того расстаться с ненаглядным стволом, а мощный хук должен заставить расстаться с жизнью. Человеку кулак иоаннита должен раздробить челюсть, полчерепа и шею.
Тем удивительнее, что скотина отшатывается, вытряхивает из глаз искры и становится в стойку. Что ж ты за тварь.
Пока я недоумевал, выродок трижды метнул в меня тяжёлые кулаки, но все разы я ставил неуклюжие, но сносные блоки. Широкоплечий вдруг попёр на меня, протащил два ярда, но одним броском я отправил его на колени.
Пинок он блокировал, а вот удар в голову пришёлся точно и больно. Не давая гаду шанса подняться, я схватил его за плечи и всадил коленом в лицо. Удивительно, но тварина держится, даже выбрасывает кулак мне в печень и захватывает левую ногу.
Я извлекаю пистолет и прикладываю им неприятеля по голове – он прикрывает её рукой, приходится выцеливать метче. На ударе четвёртом крепыш бодает меня в живот и подсекает ногу, отчего я растягиваюсь перед негодяем. Тот бросается сверху, вяжет мою правую руку, но и левой я могу выбить из него дух – пузо его похоже на мешок с песком, и противнику больно.
А тут и мне прилетает в висок. Затем снова – гад ловко прикладывает меня локтем. Я изловчился впечатать ему точно в подбородок, хоть с левой удар и вышел не таким мощным. Предсказуемое повторение удара я принимаю на блок и резво добавляю в повреждённый подбородок с головы.
Дезориентация даёт мне секунды упереться в брюхо подонка ногой и спихнуть с себя, правда тот успевает зацепить пистолет и вырвать его у меня из рук.
Я вскакиваю, но мне не удалось даже понять, в какую сторону отлетело оружие: в этом бардаке совсем не поймёшь! Только зря распылил внимание и чуть не пропустил жёсткий удар в ухо. Приходится отскакивать от резвых ударов поганца, но внезапно за спиной оказывается коробка – я спотыкаюсь, падаю на неё и сминаю к чертям.
Сверху летят сложенные вместе руки, задержать которые удалось лишь в сантиметрах от лица. Из лежачего положения удаётся хорошенько дать противнику в бок, чтоб тот завалился на зычно громыхнувший стол.
Цепляюсь за ножку, дёргаю – коробка подо мной легко скользит по полу, так что я ловко вылетаю из-под замешкавшегося урода. Вскочив, я ещё раз швыряю того боком о стол, точно дав с ноги по плечу. Но тот терпит и знатно прописывает в живот, затем хватает меня, согнувшегося, за пальто и дёргает вниз, расшибая мне лицо о столешницу.
Мы оказываемся на коленях друг напротив друга, здоровяк пытается меня задушить, но я самыми ногтями подцепляю ящик в столе и с силой выдвигаю его в висок душителя. Тот падает, а я, напротив, поднимаюсь, беру внезапное оружие на ручку и наотмашь луплю неприятеля, рассыпая бумажное содержимое.
Но тут меня ослепляет вспышка! Я замечаю лишь поднимающуюся руку сволочи, с которой прыгает яркий свет! Мне этот приём знаком, потому как сам не раз ослеплял врагов узорами иоаннитов.
Монарх направил свою шавку сторожить учёного!
Приходится какое-то время махать ящиком наотмашь, но тот быстро разлетается в щепки, задевая стол. Всё также вслепую я швыряю метательный нож и сбрасываю с руки заклинание, звонящее на все лады. Но вот уже появляются очертания… а очертание вражьего кулака стремительно летит мне в голову.
Я падаю, как кувалдой зашибленный. Гнев даёт мне силы, и я вскакиваю готовым биться до последнего львом. Приходиться ещё получить по зубам, чтобы с третьей попытки выставить блок.
Ныряю по пулей летящим кулаком, перехватываю его левую, тут же бью локтем в лицо. Противник получает своё, сворачивается пополам и поворачивается ко мне спиной, держась за синяк. Я делаю шаг вперёд и вправо, прыгаю и со всей силы обрушиваю кулак сверху на затылок.
Упавший обрабатывается бестолковыми ударами по голове и плечам, но держится, даже приподнимается. Я несильно удивляюсь, когда он сгребает меня и начинает теснить. Моя задача – просто лупить без устали.
Лопатки касаются шкафа, здоровяк бессмысленно прижимает меня к нему, держа удары. Мне это не нравится, поэтому я ловко подрыгиваю, опираюсь на иоаннита и обеими ногами сильно толкаюсь от шкафа.
Мы с тварью кувыркаемся, разлетаемся по сторонам.
Неприятель сноровисто перекатился на живот и подскочил в воздух. Я чуть замешкался, но сделал чёткий полуоборот, заставив полу пальто ударить нападающего по лицу. Ткань ошарашила противника, так что он оказался не готов к тому, что я быстро подскочил и начал угощать того апперкотами.
Блоки не задались, поэтому широкоплечий просунул мне предплечье поперёк горла и оттолкнул на целый ярд.
Удар прямой ногой вышел у него до того медленным, что и паралитик увернулся бы. Ответным приёмом я показал, как это делается – гад отлетел и чуть не свалился. Я сразу же бросился вдогонку и дважды поразил соперника в голову.
А тот просто хватает меня за шиворот, дёргает и роняет вниз лицом. В попытке подняться получаю мощный пинок меж лопаток, а затем ещё по рёбрам. Эта скотина меня переворачивает, за что чуть не нарывается на прямой в челюсть, разбившийся о блок. Но и ему не выходит растоптать мою голову – я откатываюсь в сторону.
Поднимаясь, готовлю второй метательный нож, которым выдаётся момент воспользоваться, когда гад пытается поддать мне ногой по животу. Удар у него выходит, но я повисаю на голени и выгадываю мгновение всадить зазубренной стали в икру.
По самую рукоятку, неудивительно, что ты взвыл, как девица!
Орущая тварь отскакивает ярда на два, так что у меня где-то сутки, чтоб неторопливо подняться. Сволочь удосуживается взглянуть на меня лишь в момент, когда я уже вытираю грязь с подошвы об её лицо. Упавшего начинаю утюжить туфлями, уперевшись ладонями в столешницу одного из многих столов в комнате.
И тут гнида вычерчивает что-то безымянным пальцем: стол подскакивает на дюйм, его с него всё валится, бумага разлетается в клочья, а меня неплохо так отбрасывает.
По груди и животу словно пробежалась корова, я чувствую тупую боль в содружестве с нехваткой воздуха. Глаза вываливаются из орбит, норовя уйти по своим делам. Кажется, из меня льётся стон.
Широкоплечий иоаннит поднимается, хоть ему и самому досталось от собственного заклинания. Теперь он готовит ещё один Удар Палицей, но на этот раз вкладывает сил побольше. Пульсирующая светом ладонь тянется ко мне жаждущая высвободить убойной силы ударную волну.
Инстинкты помогают поскорее вскочить на ноги и заблокировать попытку коснуться меня заряженной ладонью. Я крепко стискиваю запястье и упираюсь в плечо иоанниту, мы начинаем бороться. Он слабо тыкает кулачком мне в бок, а я отвечаю в разы солиднее, метко боднув соперника в лицо. Пока тот не способен сопротивляться, я прыгаю ему за спину, перекидываю локоть ему через голову и вот уже тяну опасную руку к его собственному лицу.
Крепыш неплохо сопротивляется, наши руки сплетаются в дикие узлы вокруг пульсирующей кисти, но сдвинуть её не удаётся. Урод раскачивается, пытается вырваться и ударить меня затылком.
Но тут в потасовку вмешиваются остальные. Они как-то справились с огнём и прилетели поддержать товарища. Церемониться, впрочем, не их стиль, так как они дружно вскинули револьверы, намереваясь стрелять прямо сквозь разделяющего нас иоаннита. У меня в запасе уже жалкие мгновения, глаза падают на торчащий в икре нож, наступив на рукоятку и толкнув врага, я роняю того вперёд. Полетели первые пули, но гад подо мной уже приземляется на собственную руку, взрывая заклинание!
Шум, треск, волна крошит всё вокруг, тело иоаннита трясёт от чудовищного удара, достаётся и мне по ногам и локтям тем, что вырывается из-под громоздкой туши. Столб пыли доростает до потолка, уши закладывает. А тут ещё полы, сотрясаются, я чувствую, как заваливаюсь влево, но вот я уже верхом на поверженном противнике проваливаюсь сквозь дыру в полу!
Наперегонки с досками и всяким хламом мы приземляемся на кухне прямо меж двух длинных столов для готовки. Чёртово место для стряпни непозволительно здоровое для совсем небольшого дома. Разлетающиеся обломки попадают в посуду, поднимается звон и грохот.
– Он там!
– Не вижу!
– Стреляй!
Слава богу, большую часть ударов принял неприятель, так что я остался в состоянии стоять на ногах и даже уклоняться от выстрелов. Я выпрыгнул из пылевого облака, на карачках отскочил подальше и нырнул за один из столов. Ящики, набитые посудой делают укрытие более чем сносным.
Вражине, занявшей меня рукопашными боями, вполне могло хватить и Удара Палицей, но вслепую пущенные пули должны попасть в него, перечёркивая любые шансы.
А я так и не вернул пистолет. Без огнестрельного оружия много я против шестерых не потанцую. Они уже стучат каблуками по лестнице, несясь добивать меня – это слышно даже сквозь испуганные вопли постояльцев.
Я хреново вооружён, чёрный ход находится на другом конце большой кухни, а здесь у меня только маленькое окошко, брыкающееся на единственной щеколде под порывами ветра. Немного выглянув, я увидел дуло револьвера, тыкающего в меня через всю кухню. Отпрянув, я не дожидаюсь выстрела.
Неважные дела, Август…
И тут я натыкаюсь взглядом на пузатый мешок с мукой, стоящий прямо под окном. План не успел созреть, как я достал из ножен Серую Лисицу. Одним рискованным прыжком я добираюсь до окна, взваливаю на подоконник муку, вышибаю стекло и вспарываю мешок бронзовым лезвием. Ныряю обратно в укрытие под огнём сразу нескольких стволов.
А через мгновение меня с головы до ног накрывает густым мучным облаком. Бешенный вихрь врывается через маленькое окошко и подхватывает белый порошок, разгоняя его по кухне. Мешок достаточно вместительный, чтобы за считанные секунды встать завесой над кухней.
Ошарашенные противники начинают ругаться, мастерить на ходу новый план, а я наудачу посылаю Угольную Бабочку. Расправив лучи, она впивается в чьё-то тело, но быстро извлекается, сопровождаемая руганью. Я перекатываюсь за соседний стол и отправляюсь по проходу меж ним и стеной.
Плохо, что мне видно не лучше неприятелей, но вот я натыкаюсь на робко плетущегося в мучной завесе гада. Он смотрит куда-то выше меня, так что я, скрючившись, подбираюсь достаточно близко, чтобы совершить бросок. Первым делом хватаю револьвер, затем вонзаю нож в плечо, захватываю голову и прикладываю о шкафчики справа.
Бедняга размазывается о них, как яйцо о сковородку, безвольное тело падает на кафель.
Тут же на шум летят пули, идущие сильно мимо. Я обращаю внимание на вспышки, что совсем рядом, через стол. Всего пять выстрелов, после которых опустошается барабан, я перескакиваю через стол и с ходу бью гада локтем в висок, режу бок и с ноги отправляю стрелка на пол.
В рёве ветра всё случилось почти бесшумно, но на меня уже с подозрением таращится силуэт очередного выродка. Он двигается на меня по проходу, но я отвлекаю его, подхватив какую-то кастрюлю и метнув её в развешенный над столом половники и сковородки, что прямо за спиной неизвестного. Тот рефлекторно оборачивается, подставляя спину.
Я наношу несмертельную рану Лисицей, хватаю револьвер атакованного и им же ударяю по лицу несчастного. В барабане было три пули – все их я растратил, стреляя наугад.
Сухой щелчок, а за ним внезапная полоса боли по ноге! Это тварь, что я только что свалил, достала кинжал и неловко полоснула. Второй удар я не дал ему нанести, выбив пинком оружие и тотчас раздробив стопой кисть. Тварь завопила – в соседнем проходе застучали туфли готового к стрельбе противника. Реакции хватило нырнуть за стол, разделяющий нас, я схватил орущую тварь и легко швырнул её прямо на пули.
Летящее тело словило один выстрел, а затем смяло стрелка. Я сиганул следом, рубанул наотмашь по танцующему силуэту – Лисица всласть упивается кровью. Моя здоровенная ладонь накрывает вражью морду, удары ножом оставляют в теле обречённого шесть отверстий, после чего я впечатываю затылок мертвеца в кафельную стену.
Мучная завеса уже достаточно поредела, так что очередной враг уже бежит на меня с револьвером. Я пригинаюсь, одновременно хлещу скотине по глазам вспышкой на руке. Ослеплённый лупит пулями по потолку, я перебрасываю Серую Лисицу в левую руку и протыкаю врага десятью дюймами покрытой рунами бронзы. Ловлю роняемый револьвер и поддеваю убитого, усаживая его на стол.
Выброшенный барабан радует аж четырьмя патронами.
Я налегаю на нож, таща труп в сидячем положении по столешнице. Тот задевает головой висящую утварь и ловит пущенный в меня свинец. Выглядывая из-за щита, я прижимаю чудом оклемавшегося первого своего противника и раню в плечо его товарища.
Толчком сбрасываю порешечённого мертвеца с лезвия, что тот по инерции проезжает и брякается со стола. Своевременно заготовленный метательный нож прилетает точно в шею раненной сволочи, разве что та успевает дать предсмертный выстрел, прошедшийся мне по плечу.
Наплевав на рану, я прыгаю в центральный проход, где один из недобитков тянется к выроненному оружию. Стоящий на четвереньках поддонок получает клинком в бедро, я делаю рывок по дуге, от которого неприятеля подбрасывает и разворачивает в воздухе. Приземлившись на спину, он отделывается всего-то плотной зуботычиной.
Последний тип отчётливо стучит ботинками в соседнем переходе, мне достаточно достать из системы малогабаритное гарпунное ружьё, вогнать в верхнюю часть шкафчика и одним рывком опрокинуть его. Выдерживают и крючья, и тонкий трос – махина, роняя с полок специи и крупы, пришибает невовремя подскочившего гада.
Я хладнокровно выдираю короткий гарпун, сматываю трос, убираю совсем недавно законченное снаряжение и только после этого нахожу минутку добить выродка под завалом.
Собрать разбросанные метательные ножи было не лишним: далеко от дома стоит беречь каждый. К несчастью, Угольные Бабочки куда более одноразовые.
Перепуганные жители предпочитают затишью не верить и сидят безвылазно в комнатах. Глупец не скажет, что это мне на руку. Я специально оставил в живых одного из неожиданной бригады охранников учёного. Сейчас мне предстоит разжать пасть этой гниде.
Бедняга сильно ранен, нога его кровоточит, но рана даёт надежды отпраздновать ближайший Новый Год. Я взял падаль за грудки, усадил его, сильно прижав к ящикам стола. Пара пощёчин вернули негодяю сознание.
Тот не успел вволю попялить глаза, как в дюйме от его головы просвистел мой кулак – от треснувшего дерева пленный дёрнулся, как от выстрела пушки.
– Кто тебя сюда послал? – тряся сволочь, как шкодящего щенка, проорал я громче вопля ветра.
А недоумок только таращит глаза и неровно дышит.
– Отвечай! – ещё один удар, я задел гаду висок костяшками. – Кто тебя послал охранять Андре Ремапа?
– Я не скажу!
Надеюсь, получив в живот, он начнёт рассуждает более здраво.
– Отвечай, скот!
– Нет!
Ладно, бестолковый упрямец, для тебя не пожалею ещё одной Бабочки. Расправив складной сюрикен, я вогнал его в плечо языка и зафиксировал тому руки, чтоб и дёрнуться не смел. Осталось подождать, когда звёздочка раскалится добела…
Ровно в тот момент, как тварь начала шипеть от жгучей боли и пытаться стряхнуть Бабочку головой, я спросил снова:
– Так кто тебя послал?
– Я не скажу!
– Тогда жди. Эта штука обуглит тебе плечо, а потом мы её вставим в другое место… Так кто?
– Рамон, – заставил-таки невыносимый жар складно лепетать молчуна, – Рамон Бернадоте…
– Кто это? – по нарастающей отведывает моей ярости поганец.
– Он наш начальник… начальник охраны. Лично нас обучал… Я не знаю, кто нанял его и нас: нам велено не задавать вопросов!
– Зачем охранять Андре Ремапа? Зачем он вам?
Очередная волна боли скрутила языка в узел, но тот пошипел и собрался с силами:
– Нам велено не задавать вопросов. Сказали не докучать учёному, сидеть тихо и реагировать на колокольчик, и неважно, зачем Ремап в него позвонил. На этом всё, больше распоряжений не было. Пожалуйс…
– Сколько вы здесь?
– Четыре… четыре дня.
– Что среди вас делает иоаннит?
– Кто?
– Древний Орден! Иоаннит! Откуда он?
– Понятия не имею…
– Тот, первый, широкоплечий! Откуда он?
– Я не знаю, он с нами недолго, не больше двух недель. Я понятия не имел, кто он, остальные тоже.
– Отдыхай.
Рискуя обжечь пальцы, я вырвал Бабочку из раны и накормил неприятеля плотным хуком. Жаль, попалась шавка, в лучших традициях ничего не знающая. Всего одно имя, как и в случае с учёным, может закончиться ничем.
Я поднялся наверх – пришлось пройти мимо обугленного пятна, где воняет остатками Напитка Саламандры. А эти ребята славно потрудились: затушить горящую жидкость непросто.
Вот и снова комната Андре. Боже, ветер, наша драка с иоаннитом и, конечно же, дыра от заклинания превратили её в музей последствий войны. Бумаги не прекращают порхать, я случайно ловлю пару из них и убеждаюсь, что не понимаю ни строчки из записей и ни чёрточки из чертежей.
В коробках лежат какие-то механизмы, детали, много медной проволоки. Я бы, конечно, мог сделать ходок двадцать и перетащить всё в подвал банды… потом ещё трое суток, чтоб просто всё изучить.
К чертям!
Я начинаю выворачивать столы наизнанку, выбрасывать на пол непонятные документы и просто безделушки. У Андре нашлось всё, вплоть до ящиков, битком набитых тканями и нитками.
Никуда не делся и мой пистолет – валялся меж грязными сапогами.
Но у физика обнаружилась ненависть к коллекционированию корреспонденции: я не нашёл ни записки, ни письма.
Загромыхали сапоги где-то на первом этаже. Я выбежал навстречу, готовя огнестрельное оружие, но наткнулся всего-то на дочь с верным верзилой. Их, конечно, впечатлило, что я сотворил с обыкновенным домиком. Не сам, конечно, мне помогли.
А тыкать в них, пусть они больше смотрят на трупы, чем на грозное дуло, неприлично. Я убрал пистолет и двинулся к парочке, не скрывая своего недовольства. Первым делом я отметил, что в руках бандитов не вертится упирающийся профессор. Что ж надо было делать, чтоб не угнаться за великовозрастным умником?
Виктория, увидев меня, нервно рассмеялась:
– Ты как это… всё понимаю, но чтоб потолок…
– Где Ремап?
– Упустили, – пристыжено ответила дочь. – Не знаю, откуда у него такая прыть, но он скакал по переулкам, как заяц.
– Я не сразу понял, что происходит, – добавил Штиль, – спохватился, когда из окна выскочила Бестия. Бросился следом, мы долго за ним гнались, но он изловчился прыгнуть в экипаж и оторваться.
– Плохо, – скупо бросил я.
– Можно ещё…
– Пойдём давай отсюда, жандармы скоро нагрянут.
Мне не дали сделать и трёх шагов – довольно грубо в плечо толкнул амбал. Я обернулся к гневно раздувающему ноздри здоровяку.
– Ты как разговариваешь с Бестией? Чьим бы отцом ты ни был, с предводительницей так языком не вертят!
– Я вас сейчас выпору, ротозеи – не моргнув глазом, ответил я наглецу. – Ты бы и вовсе молчал. Идём отсюда.
– Слушай ты…
Тут я просто не выдержал и хлёстко дал выродку ладонью в кадык. Не покалечится, зато запомнит надолго. Он, насколько я понял, как раз с моментами касательно запоминания и рассуждения слаб.
– Я тебя, Штиль, могу бросить жандармам! Иди молча и не лезь со своими глупыми соображениями.
Виктория, что примечательно, не спорила.
В подвале мы сразу отправились подальше от банды, с которой у меня вскоре могут возникнуть проблемы. Виктория закрыла за мной дверь, на лице у неё словно лёд потрескался. Ей есть чему злиться, мне тоже, так что хлестать друг друга кипятком будем неистово.
– Давай сначала ты, – брякнул я, усаживаясь в кресло.
Что-то подсказывает мне, что на ногах я буду рвать и метать сверх меры. Хоть и есть за что.
– Что это ты устроил со Штилем? – скрестила она руки на груди.
– Я показал ему, что он неверно понял моё положение в банде. Точнее, что он вообще усмотрел меня в банде. Я пришёл сюда просить у тебя помощи, а не становиться твоим солдатом и отдавать тебе честь для этого.
– Ты же братался.
– Только чтоб на меня не смотрели, как на дерьмо, а не для того, чтоб мне все указывали, как я в их и твоей компании должен говорить.
Дочь закивала, правда, не было и намёка, что её удовлетворил ответ.
– Ясно.
– Не подумай, что я пытаюсь прибрать твою банду…
– Я так не думала.
– Виктория, не перебивай меня! Я хочу сказать, что попросил у тебя помощи, ты согласилась, так что мы в деле на равных правах. Братание – формальность, она не делает тебя главной, чтобы там твои ребята ни думали. Будут проблемы с дисциплиной – я готов их уладить.
– Опять будешь бить недовольных? – ехидно ввинтила в меня фразочку дочь.
– Что-то мне подсказало, что к другим аргументам он бы не прислушался, – разглядел я порезанную штанину.
– Он не идиот…
– Ну да, это называется тугодумием.
– Август! – вытянув руки по швам, подпрыгнула Виктория. – Не смей оскорблять моих ребят! Я их знаю дольше тебя.
– Это не имеет значения, – протянул я.
Виктория стоит передо мной, напоминая живую молнию. Она грозная и опасная, но что-то мне подсказывает, что в меня она не ударит.
– Ладно, теперь ты, – всплеснула она руками и заняла своё место.
– У меня всего одна придирка: как вы умудрились упустить профессора? На вас не навалились семеро – это был всего-то пожилой человек.
– Сама не знаю, – отчётливо слышится недовольство собой, Виктория даже отворачивается, не в силах смотреть кому-то в глаза после такого промаха. – Я от него не ожидала такого, он нёсся, как будто ему лет двадцать!
– Вспоминая того иоаннита, могу предположить, что наш учёный – уже не человек.
– Кто знает…
Долго Бестия не усидела без любимого зелёного снадобья. Предложила и мне стаканчик, но лакать алкоголь не привык.
Дочь я тут попусту не понимаю.
– Кстати, а что за иоаннит?
Пробка чпокнула в неповторимой тональности.
– Один из телохранителей Ремапа оказался членом нового Ордена. Выкормыш Монарха.
– Серьёзно? И ты с ним управился?
– Он оказался малоопытным, но заклинания уже знал мощные. Хорошо ещё, мне удалось впутать его в рукопашную. Думал, взять его языком, но парня убили. А остальные даже не подозревали, кто это такой.
Виктория опрокинула за воротник и вдруг припомнила что-то важное, принявшись тыкать в меня пальцем:
– Кстати, это были не телохранители. Точнее, не совсем.
– Не понимаю, – уронил я локти на колени.
– Ну, если бы их задачей было охранять Андре, то какого чёрта они вцепились в тебя клещами, а учёного бросили на произвол судьбы?
– Занятно… Может, непрофессионалы?
– Возможно, – Виктория неуклюже развела руки в стороны и захлопала ресницами. Да, у неё какая-то дурная привычка при употреблении абсента изображать из себя хмелеющую простушку. – Но что-то мне подсказывает, что это ближе к ловушке: Монарх был уверен, что учёный скроется, а целью было зарезать лезущих не в своё дело. Не исключено, что ждали конкретно тебя.
– А справься я с теми людьми, Монарх, как минимум, будет в курсе, что я объявился.
Пророкотав прозаичную мысль, я не смог пережить нахлынувшую досаду и от души приложил подлокотник. Рука соскользнула и задела стол в придачу – не терпящие капризов шахматные фигуры попрыгали на бок и покатились в укрытия.
Викторию в этой ситуации больше расстроила загубленная партия. Она поглядела то на хаос на доске, то на меня с выпученными глазами и полным ртом вонючего пойла.
Сглотнув, она достала из кармана ферзя и равнодушно бросила к остальным:
– Ладно, признаюсь, я его стащила.
Не то чтобы смешно, но настроение определённо улучшилось. Потеря элемента неожиданности – это очень плохо, но я только чудом добрался бы до Монарха, сохранив его.
Разве что следующий шаг сделать будет непросто.
Бестия думает примерно об этом же:
– Надо бы проверить ещё тот дом, поспрашивать насчёт Ремапа.
– А мне интересна та лекция, о которой упомянул твой молодчик.
– Паттер?
– Да, он самый. После случившегося её, по-хорошему, должны отменить, – как ни надейся, а поверить в то, что наивный физик явится, уже не выходит. – Он должен послать письмо – в идеале его надо перехватить.
– Так займёмся немедленно, – порывается дочь копать и копать под Монарха.
– Погоди, – окликнул я её, когда полупустая бутыль звякнула, возвращаясь к товаркам. – Одного мне удалось допросить: из полезного он назвал только имя Рамона Бернадоте. Знаешь о нём?
– Кто ж не знает? Самый завидный жених Каледонии, – дочь при этих словах аж расцвела, так что понятно, кто в строю вожделеющих дурочек не будет исключением. – Он – редкостный красавец, но известен не только этим. Его отец – ветеран войны с пиратами[10], от него Рамон научился мастерски фехтовать. Сейчас считается первой шпагой Каледонии. Уже лет одиннадцать у него своя школа: совместно с другими мастерами он обучает, как раз, охранников, телохранителей, порой проводит курсы у жандармов.
– Значит, люди в доме Ремапа – настоящие профессионалы, – задумчиво протянул я и провёл языком по зубам.
– Их могли просто нанять.
– Сомневаюсь, ведь направил их лично Рамон – не наниматель. А язык ещё и молчал, будто это страшная тайна. И ещё тот иоаннит… не просто так же он пришёл фехтованию подучиться.
– Значит, я займусь Бернадоте прямо сейчас. А ты отдохни.
– Я не устал, – попытался, было, я подняться.
– Нет, ты напряжён, как чёрт в упряжи. Этим я займусь одна.
И вот так собственная дочь уже указывает мне, словно и не было того разговора, кто здесь кого главнее. Наверно, начинает сильно бояться за своих парней.
Ведь верно: сквозь стекло я вижу, как она торопится увести Штиля подальше из подвала. Тот обращает всё в камень взглядом, косится на меня, словно его хилый умишка способен придумать для меня стоящую месть.
Видывали мы таких.
Выбора мне не оставили, но это не значит, что я не должен его делать. Я покорно вышел «проводить» дочь на дело, улыбался покорно. Выждал минут десять, большей частью в компании вездесущего Адама, а затем двинул в своё личное расследование. Благо, свои основы, подкреплённые уроками Салли, дают мне чёткое, насколько только возможно, представление, куда идти в случае, когда перед тобой маячат кирпичи тупика.
Хочешь выйти на след – ступай на рынок, там следов порядочно. На сей раз, правда, мне нужны не языкастые прохвосты, а что-то более приземлённое. Что именно, я выяснил не сразу – мне пришлось убить на это полтора часа. Зато я поел (с чем у банды Белой Бестии туго).
Но обо всём по порядку.
Сперва мне понадобилось заскочить в Собор Святого Бруно, где священник (уже, правда, незнакомый) согласился приглядеть за всем моим снаряжением. Банде я в этом вопросе не доверяют…
Затем представилась дивная возможность посетить один из берегов Божьей Иглы, на котором гордо, по-павлиньи, распустил хвост один из крупнейших и солиднейших ресторанов города. Бордовые цвета фасада и внутренней отделки способны доставить истинное удовольствие большинству представителей рода людского в равной степени как и вызвать омерзение у чудаков и просто людей с иным вкусом. Господи, я заговариваюсь…
По-моему, когда принимали моё продырявленное на плече пальто, гардеробщики почувствовали неладное. Но, учитывая, что на пиджаке не оказалось крови, как и на штанине, мне ничего не возразили, более того, я не заметил, чтоб кто-то откровенно пялился.
Выгляжу я грязновато, неухожено, но деньги-то плачу нормальные, поэтому меня компромиссом усадили в угол, почти спрятали за ветвистыми конструкциями перил. Заказ мой был прост – популярнейшие блюда в Каледонии. Подали мне безвкусную ерунду из креветок и зелени, а также омаров под кислым соусом (но это уже вкуснее).
За чаевыми официанту следовало обращаться к кому ещё, впрочем, не предполагаю, что здесь он ими обделён.
Радуясь, что совершил благотворный поход, я вернулся за снаряжением и двинул на рынок. По пути я решил изучить газету, прихваченную на улице Могильной Мили.
Пишут о спуске на воду нового парохода «Вечный Король», принадлежащего Кеннеру[11]. Пассажирское судно повышенного комфорта способно похвастаться огромным количеством кают класса люкс, оперным залом, несколькими ресторанами, библиотекой и прочими изысками, какие и на суше не всякий день увидишь. Судно уже готово принять пассажиров и совершит свой первый рейс уже через пару дней.
Разумеется, такое событие не могло остаться без внимания сильных мира сего, особенно тех, кто на короткой ноге с Кеннером. Далее идёт длинный список лишь самых громких имён пассажиров, отправляющихся в первое плавание на пароходе. Честно говоря, мне и половина ни о чём не говорит, разве что на борту окажутся короли Кеннера и Фламандии с супругами.
Суммы за билет называют такие, что, право слово, проще купить собсвенный пароход..
И в этом всё человечество: оно голодает, его треплют болезни, оно не знает, куда девать сирот, но исправно наскребает деньги на постройку здоровенной бесполезной елды, а также ещё более здоровенной и более бесполезной елды. Куда и, главное, зачем несётся мир? Куда он боится не успеть? Какого чёрта он так выпучивает глаза в истеричной попытке загнать самого себя?
Мне кажется, что ему жутко не хватает умения ходить. Ходить медленно, неторопливо, забывая про суету. Когда люди плюют на дырявые крыши и бегут любоваться новомодным, но, по существу, ненужным электричеством… не знаю, по-моему, это неправильно.
Будто только в безудержной скачке мы не замечаем проблем, что за спиной. Мы не убегаем от них, а только не видим.
Кто знает, наверно, что-то подобное приходит на ум мудрецам, твердящим, что мы обречены. Но, чтоб мне в рабство к обезьянам, не поспоришь.
На второй странице повествуют об обострении отношений… Да в гробы класть эти межнациональные распри! Все так жаждут чужой крови, что вспоминается эпоха гладиаторских боёв!
Дальше напоминают о грядущих Неделях Игр, что пройдут в столице Финдалии, что далеко на севере. Странно, ещё почти целый год, а кто-то напоминает… Недели Игр – это такой съезд людишек, тяготеющих к спорту, причём любителей, простых граждан, желающих посоревноваться с соседом или непонятным джентльменом с другого конца Континента в беге или швырянии диска.
Я не знаток, знаю лишь, что Недели Игр родом из древности, где их и похоронили, чтобы откопать десятилетие назад. Некий добрый и богатый деятель возродил интереснейшую забаву для тех, кто алчет быть быстрее, выше и сильнее. Многим нравится, в общем.
К слову сказать, три года назад праздник спорта проходил ни где-нибудь, а в Гольхе… Еле убедил Истериана, что на бокс ему идти не стоит. Хотя бы из соображения безопасности его соперников.
Но поганец всё равно уделал всех в плавании и успокоился… медаль благородно подарил тогдашней номер один в его сердце – Элеоноре.
Смотришь ты, а у меня, оказывается, вполне весёлая жизнь, даже есть о чём рассказать.
Затем ещё заметка о некоем Андриане Буало, который взял на себя обязанность сопровождать некий Крест Безымянного Святого в его странствиях по Континенту. Эта реликвия позаимствована у наморской[12] церкви и отправлена в большое путешествие, чтобы приобщить к его святости иностранных паломников. Вчера Крест прибыл в Каледонию.
Скучища.
Между прочим, я уже прибыл на рынок.
В Фанеке он такой же славный, насколько и тихий. Увы, это место не меняется во всех городах: здесь грязно, много воров, много нелегальных торговцев, много отравы на прилавках, толчея, крики и старые добрые дельцы, чуть ли не пихающие твоё лицо в свой товар.
Потребовалось немного времени, чтобы добраться до нужных рядов, миазмы от которых подсказывают дорогу лучше указателя. Для портового города в Фанеке предсказуемо много рыбы, много тварей о плавниках и жабрах. Понимаю, осмелиться ходить по воде на судах, но чтоб из этой воды ещё что-то вытаскивать… а потом это есть? Упаси боже, это ж чуждый нам мир, такой же параллельный, как и те, что за искрящимися порталами.
Удача металась, но встала под мои знамёна, так как лавок с искомыми ракообразными нашлось всего пятеро, да и те оказались близко друг к другу.
Я обошёл всех пятерых торговцев, отстегнул каждому из них, чтобы посговорчивее были. У всех я спросил всего лишь одно, а именно: «Кто в последние дни покупал у Вас большое количество омаров?». Что ж, не могу не назвать себя везунчиком – один из торгашей ответил:
– Ну, чёрт знает, зачем Вам это, месье… Да и что в Вашем понимании «большое количество»… Самую крупную покупку совершила одна пожилая женщина с пацаном. Не похоже, чтобы это был её внук, скорее, он у неё за носильщика. Выходит, оба прислуживают в богатом доме, не иначе. А почтенная дама много болтала, даже хвастаться начала, сказала что на званом вечере Пито будут какие-то музыканты… Дайте вспомнить, Эжен… а с ним некая Финнат или что-то вроде того.
– Эжен Бейси и Медея Фингнат? – вспомнил я известных пианиста и певицу.
– Да, месье, я почти уверен, что она называла эти имена.
– Благодарю, – скупо кинул я и удалился.
Монарх может строить из себя нищего, затворника и тихоню, но его подельники – лица высокого полёта, так что они обязательно наследят там, где роскошь, богатство и благополучие. И они точно будут жрать омаров в кислом соусе. Но это только догадки по заветам Салли Фер.
Если ищешь высокопоставленных заговорщиков, первым делом загляни на званые ужины.