Империя Чугунного Неба

Глава 14. Чернильные видения

Дни текли медленно и тягуче, как капли масла по стеклу. Улисс лежал на потёртом диване, уставившись в чертёж. Тот самый, что когда-то казался ключом ко всем дверям Империи. Теперь линии на нём шевелились, а буквы расползались к краям, словно испуганные тараканы. Он водил угольком из Ветвистого Креста по полям, оставляя пометки, которые наутро уже не мог прочесть.

Гефест стоял у окна, его оптические линзы поймали отблеск Небесного Утёса в небе. Из комнаты Улисса был виден лишь край летающего острова, окружённый роем белых аэрокоптеров.

— Они проверяют клапаны? — спросил Гефест.

Улисс поднял голову.

— Заправляют очищенный эфир в аэростабилизатор Левеланта -Улисс посмотрел в окно, — Осцилляторы преобразуют его в когерентный поток. Это структурированное пространство, закольцованное в петлю.

Он щёлкнул пальцем по чертежу, оставляя угольную отметину.

— Древняя технология… Небесный Утёс не летает — он постоянно падает. А стабилизатор создаёт под ней искусственную сингулярность, искривляющую реальность. Отсюда и плавность, и стабильность.

Гефест хрустнул шарнирами.

— Он может упасть?

— Никто не знает… или не помнит!

Внезапный стук в дверь прервал его — резкий, навязчивый, словно долбил дятел. Улисс замер, затем бесшумно поднялся и подошёл к двери, прильнув к глазку.

За дверью стоял человек в потрёпанной мантии с вышитым символом поршневого штока на груди — вероятно, адепт какого-то мелкого техно-культа.

— Вижу, свет в глазке меняется! — прокричал он радостно, тыча пальцем в дверь. — Знаю, вы дома!

Улисс, сжав зубы от раздражения, рывком открыл дверь. Перед ним стоял удивительно упитанный для сектанта пожилой мужчина. Его седые волосы и борода были спутаны и неопрятны, а в волосах на подбородке застыли крошечные кусочки чего-то похожего на тушёнку.

— Вы уже ходили на еженедельное покаяние? — просипел мужчина, поправляя на носу кривые очки, заклеенные у основания изолентой.

— Мы ещё не согрешили на этой неделе, — сухо парировал Улисс, уже пытаясь прикрыть дверь.

— Но можно сходить авансом! — не отставал визитёр, уперев ладонь в дверь. — Вот, возьмите талончик! На этой неделе скидка на предоплаченное отпущение грехов! — И он сунул Улиссу в руки замусоленный, жирный листок, пахнущий луком.

Улисс, брезгливо поморщившись, отшатнулся, не отвечая и с силой захлопнул дверь.

Сектант постоял ещё с минуту, что-то неразборчиво пробормотал, а потом тяжело зашлёпал по лестничной площадке.

Улисс снова лег на диван и чернила на бумаге привычно поплыли у него перед глазами.

Ночью ему приснился кошмар. Его мать, улыбаясь, поворачивалась к нему — и её лицо начинало меняться, расплываясь и превращаясь в лицо Маргарет. Её пальцы были в чернилах, а в глазах горел тот самый зелёный огонь. "Технологии должны освобождать", — говорила она, но голос был материнским. Потом она начала таять, как воск, образуя ужасающую гибридную маску, пока всё не растворилось в чёрном эфире.

Он проснулся и увидел — чертёж висит в воздухе, капли тёмной жидкости стекают вниз и застывают, образуя странные фигуры... Он моргнул — видение исчезло.

— Ты не спал 37 часов, — констатировал Гефест.

Улисс протёр глаза. Чертёж снова лежал на месте.

Тишина в квартире сгустилась до состояния мазута. Семь дней он топил отчаяние в консервах и бесплодных записях. Семь ночей Гефест стоял на посту у окна, наблюдая, как огни гаснут и загораются. Консервы скопились на полу — пустые банки из-под "Инженерного рациона №3".

Иногда он брал уголёк в руку и чертил по стене, пытаясь восстановить формулы, но получались лишь бессмысленные линии.

— Ты не можешь прочитать схему? — Вопрос Гефеста повис в воздухе. Улисс вздрогнул.

— Она древнее Империи, Гефест...

— А твои друзья? Смогли бы? Если бы...

Тоска нахлынула — тяжёлая, густая, как дым. Улисс сжал угольный обломок так, что чёрная пыль въелась в кожу.

— Маргарет... — его голос треснул, как пересохшая кожа. — Она бы попыталась.

Он никогда не говорил о ней. Не смел.

— Она видела мир... иначе. — Пальцы сами собой вывели на стене знакомый контур — как будто профиль её лица. — Говорила, что технологии должны освобождать, а не заковывать в цепи.

Голос сорвался. Вспомнились её руки, испачканные в чернилах, как она прикусывала нижнюю губу, когда вычисления не сходились.

— Инквизиция дала ей выбор: назвать сообщников или взойти на эшафот. Она выбрала... — Ком в горле перекрыл дыхание. — А я... я даже не смог продолжить её работу.

Гефест слушал. Его оптические линзы то сужались, то расширялись.

Когда Улисс замолчал, Железноликий издал странный звук — не механический скрежет, а что-то похожее на вздох.

— Я не помню, сколько ухаживал за сухими розами. — Пауза. Шестерёнки перещёлкнули. — Пока не появился друг, который дал мне новую цель.

Латунная рука неловко протянулась, замерла в воздухе, затем опустилась на плечо Улисса. Тот поражённо смотрел на Гефеста, застыв в оцепенении. Внезапно до него дошло: перед ним не просто Железноликий. Перед ним — вопиющее нарушение всех догм Паровой Инквизиции. Кто-то (или что-то) научил его... подражать человеку. Или — что страшнее — он развил это качество самостоятельно. — Ты умеешь быть другом. Значит, сможешь и это.

За окном завыл гудок паровоза. А где-то начинался новый прекрасный день.