Империя Чугунного Неба

Глава 13. Чистые врата

Грязь городских окраин осталась позади, словно плохой сон, но её призрачный запах, въевшийся в кожу и одежду, напоминал о себе с каждым шагом.

Улисс стоял перед высокими коваными воротами. За ними начиналась Чистая зона, где воздух пах не гарью и потом, а искусственной лавандой, где тротуары отдраивали до блеска щелочными растворами, а за пятно на мантии полагался штраф, сопоставимый с месячным заработком разнорабочего.

Погружённый в свои мысли, он уже протягивал руку к знакомому скрытому рычагу на опоре ворот, когда из-за тени вышли две фигуры в пурпурных мантиях. Он вздрогнул и отшатнулся.

Инквизиторы!

Раньше здесь никогда не было охраны — лишь автоматическая система пропуска, которую он давно обошёл. Новые правила. Новые порядки. Империя закручивала гайки. Облава? Кто-то предупредил их?

Один из инквизиторов поднял руку в перчатке из тонкой кожи. Жест был плавен и неумолим.

— Стой, чадо хаоса! Твоя скверна предшествует тебе, — голос прозвучал мерно и зычно. — Почему оскверняешь врата Чистоты своим недостойным видом?

Внутри все сжалось в комок. Инквизиторы не интересовались формальностями — они искали ересь.

— Я слуга дома Вейтов, — сквозь зубы произнес Улисс, — и следую по делам своего господина.

Инквизиторы переглянулись.

— Это лишь слова. Ты несёшь на себе печать беспорядка. Твоя плоть осквернена механической скверной, — его высокомерный взгляд упал на протез Улисса.

— Мне нужно попасть домой, — упрямо повторил Улисс.

— Гигиенический регламент, неумолим! Но я милостив сегодня! Ты можешь пройти через грязные врата! — в голосе инквизитора появились нотки раздражения, а не религиозного рвения.

Улисс сжал кулак. Грязные ворота — это четыре часа пути вдоль трущобного отстойника, где даже патрули Железноликих не появлялись, а воровские шайки обдирали до нитки.

За спиной Улисса раздался скрежет. Гефест вышел из тени, его латунное лицо тускло блестело под коптящими фонарями. Капюшон съехал.

— Протокол идентификации завершён, — голос Железноликого прозвучал неестественно громко, разрезая тишину. — Данный гражданин внесён в реестр жителей Верхнего Города. Отказ в свободном доступе лицу, находящемуся на спецзадании, является нарушением параграфа 14-U «Уложения о чистых зонах».

Оба инквизитора синхронно повернули головы к Железноликому. Их позы стали ещё более напряженными.

— Это твоя рухлядь? «Несанкционированный механизм?» —спросил тот, что помолчаливей, и его рука потянулась к оружию под мантией.

— Мой помощник. Частная собственность дома Вейтов.

— А разрешение на него… есть? — уже без прежнего пафоса, почти по-деловому спросил первый инквизитор.

Гефест наклонил голову, его линзы сузились, сфокусировавшись на инквизиторе.

— Мои сертификаты соответствия зарегистрированы в Палате мер и весов. Ваши действия могут быть квалифицированы как самоуправство. А дом Вейтов не любит, когда трогают его собственность.

Тишина затянулась. Инквизиторы переглянулись. В их позах угасла былая уверенность.

— Черт возьми, Вейты... — тихо, почти по-человечески выругался второй, отпуская рукоять оружия. — Вечно у них эти "особые поручения". Ладно, слушай сюда, — его голос стал совсем обыденным. — Проходи. Но чтобы я не видел тебя здесь снова в таком виде. И чтоб твое ведро не шумело.

Первый инквизитор резко выдохнул, сломленный не страхом, а грузом будущих разбирательств.

— Да, да, проходи. И чтобы я тоже больше тебя не видел. Если от твоей вони хоть один Чистый чихнёт — штраф и принудительная мойка. И… мы найдем тебя.

Ворота со скрипом разошлись, открывая путь в другой мир. Улисс вошел, чувствуя на спине уже не фанатичный, а просто обиженные и уставшие взгляды.

За воротами мир вдыхался по-другому. Воздух был приторным. Он облеплял горло, и хотелось откашляться. Белый камень мостовых слепил глаза, а деревья в бронзовых кадках стояли слишком уж идеально, словно бутафорские. Листья их лоснились, будто натёртые маслом. Вся эта картина кричала о вылизанном, выхолощенном порядке, о том, как Империя сапогом придавила дикую, живую землю и натянула на неё стальной саван. Их главный козырь — безопасность в обмен на свободу. Сделка с дьяволом, где тебе дают предсказуемость, а взамен забирают душу.

Улисс шёл, и его запылённые ботинки оставляли на ослепительном мраморе грязные пятна. Он смотрел на них с каким-то мрачным удовольствием — вот она, капля. Единственное что-то живое и настоящее.

Рядом грузно ступал Гефест. Его поступь заставляла звенеть хрусталь в витринах дорогих кафе, и Улиссу почему-то казалось, что он слышит, как скулят от этой вибрации тонкие нервы здешних жителей. Из-под капюшона мигали два жёлтых глаза-фонаря. Они были здесь бельмом на глазу, костью в горле. Живым укором всей этой стерильной красоте.

Люди расступались, как волны перед ржавыми баржами. Женщины в платьях с медными нитями вжимали головы в плечи, а мужчины в сюртуках с паровыми клапанами демонстративно переходили на другую сторону, делая вид, что рассматривают витрины. Здесь не пахло потом. Здесь пахло деньгами и парфюмом.

Где-то играл оркестрион — идеально, бездушно. Его латунные лёгкие изрыгали мелодию, в которой не было ни одной фальшивой ноты, и от этого было тошно. Но всё это — и музыка, и блеск — меркло перед Небесным Утёсом. Он висел в небесной дымке, чудовищный сплав стали и камня, опутанный мостами-артериями. От него исходил тихий, низкочастотный гул, который чувствовался не ушами, а костями. Гимн абсолютной власти.

Кто-то уже шептался, вызывая патруль. Но Улисс уже видел впереди знакомые, ворота в Цеховой квартал. Эти ворота никогда не охраняли. Они просто отсекали ещё один мир от другого.

Он провёл рукой по шершавому, холодному металлу, нашёл пальцами залысины и царапины, оставленные тысячами таких же, как он. Рычаги поддались с сонным, усталым щелчком. Он дёрнул за трос.

Механизм скрипнул, застонал, и тьма Района приняла их в себя.

Тишина здесь была иной — не отсутствием звука, а его густотой. Она состояла из скрежета шестерёнок, пара, вырывающегося из клапанов, и далёкого гула из чрева Нижнего города. Чугунные башни впивались в брюхо коптящего неба. Фонари мигали, как уставшие, воспалённые глаза.

Ночные механики, молчаливые и угрюмые, как ночные птицы, копошились у своих машин, прикладывая к трубам ладони, слушая их металлический пульс. Это и была настоящая Империя — не парадная, а та, что дышит, потеет и чинит сама себя вопреки всем догмам.

Его дом был похож на старого, упрямого зверя, залёгшего в квартале. Пятиэтажная громада из клинкерного кирпича. У его подножия кто-то высадил бунтарский цветник из колёс и шестерёнок, сваренных в причудливые, сумасшедшие скульптуры.

Дверь поддалась со знакомым, тоскливым скрипом.

Квартира встретила их ощущением одиночества. Прихожая была узкой, Гефест едва втиснулся, задев головой светильник. Всё было на своих местах: потрёпанная карта магистралей, запотевшее зеркало, в котором его лицо расплывалось призраком. Посередине — старый кованый стол, утонувший в бумагах. На столе — стакан, на дне которого засохшая кофейная гуща.

Он прошёл в спальню. На стене висел карандашный портрет. Девушка улыбалась.

Улисс сбросил плащ. Он был дома.

Эта квартира была его скорлупой. Местом, где он пытался остаться человеком. Но даже здесь, в тишине, ему чудился тихий, настойчивый шепот за стенами. Кто-то переговаривался между собой.