Я стоял ошеломлённый, всё ещё ощущая тепло губ Ярославы. Княжна прижималась ко мне, её пальцы зарылись в мои волосы, и я чувствовал, как дрожит её тело — то ли от возбуждения, то ли от волнения. Когда она на мгновение отстранилась, чтобы перевести дыхание, я попытался собраться с мыслями.
— Ярослава, подожди, — выдохнул я, придерживая её за плечи. — Я весь в крови и грязи после той заварушки. Дай мне хотя бы умыться…
Она посмотрела на меня с удивлением, потом рассмеялась — звонко, искренне, запрокинув голову. Медно-рыжие волосы рассыпались по плечам, в глазах плясали искорки веселья.
— Прохор, ты серьёзно? — она покачала головой, не переставая улыбаться. — Мы оба воины. Мы живём и умираем на поле боя. Думаешь, меня может испугать немного крови? Или грязи?
Княжна провела пальцем по засохшей царапине на моей щеке, потом показала испачканный кровью палец.
— Видишь? Всё ещё жива. К тому же, — её голос стал тише, интимнее, — разве не символично? Мы только что вместе прошли через ад, вытащили людей из лап этих мерзавцев. И теперь… теперь мы празднуем жизнь. По-моему, очень подходящий момент.
— Но я хотел, чтобы наш первый раз был… — я запнулся, подбирая слова.
— Идеальным? — подсказала Ярослава с лёгкой иронией. — С розовыми лепестками на шёлковых простынях? Прохор, я не изнеженная барышня из столицы. Никогда ею не была. Даже когда жила во дворце, отец учил меня драться, а не вышивать крестиком.
Она прижалась ко мне теснее, и я почувствовал жар её тела сквозь тонкую ткань рубашки.
— К тому же, — шепнула она мне на ухо, — я никогда не была излишне брезгливой девицей.
Я хмыкнул, признавая её правоту. Мои руки скользнули по её талии, проникая под одежду. Ярослава нетерпеливо помогла мне, стягивая рубашку, и вскоре мы оба забыли о крови, грязи и всём остальном мире.
Темнота спальни укрыла нас милосердным покровом. Я держал Ярославу в объятиях, ощущая абсолютное, почти забытое счастье. Не просто физическое удовлетворение — это было нечто большее. Рядом со мной лежала женщина, которая понимала меня без слов. Воин, прошедший через потери и боль, но не сломавшийся. Душа, созвучная моей собственной.
— Ай! Прохор, у тебя рана открылась, — вдруг воскликнула Ярослава, заметив тёмное пятно на простыне.
— Ты же сказала, что не боишься крови, — парировал я с усмешкой.
— Не боюсь, но портить постельное бельё — это уже вандализм, — фыркнула она, прижимая к ране край простыни.
Время текло незаметно, растворяясь в прикосновениях и шёпоте. В какой-то момент Ярослава простонала:
— Ох, Прохор, пощади… Дай отдохнуть хоть немного.
— Настоящий воин не просит пощады, — поддразнил я, целуя её в плечо. — Не так ли, Бешеная Волчица?
— Ах так! — возмутилась она, и в следующий миг я оказался на спине, а княжна сидела верхом, прижимая мои запястья к подушке. — Посмотрим, кто первый запросит пощады, маркграф!
Утреннее солнце било в окна, когда я наконец выбрался из постели, оставив Ярославу досыпать. Спустившись вниз, нашёл старого слугу, уже хлопочущего по хозяйству.
— Захар, будь добр, растопи баню, — распорядился я. — И подготовь чистую одежду для меня и княжны Засекиной.
Старый слуга кивнул с абсолютно невозмутимым видом, словно находить в доме воеводы по утрам женщин было обычным делом. Впрочем, Захар наверняка видал и не такое, когда этим телом управлял покойный Прохор Платонов.
Через час мы с Ярославой парились в бане, смывая следы вчерашней битвы и ночных утех. Княжна блаженно откинулась на полке, подставляя лицо горячему пару.
— Знаешь, — сказала она лениво, — я почти забыла, каково это — просто расслабиться. Без мыслей о контрактах, тренировках, снабжении…
— Наслаждайся моментом, — посоветовал я, плеская водой на раскалённые камни. — В нашей жизни, увы, таких возможностей слишком много не бывает.
— Вот уж не говори…
В предбаннике, попивая холодный квас, я решил перейти к деловым вопросам:
— Ярослава, сколько я должен за услуги Северных Волков? Штурм хорошо укреплённой базы — это серьёзная работа.
Она смутилась, опустив взгляд на деревянную кружку в своих руках.
— Прохор, я… — княжна замолчала, явно борясь сама с собой. — Чёрт, это сложно. С одной стороны, я не хочу брать с тебя деньги. Особенно после… после этой ночи. Но с другой — мне нужно восполнять припасы и платить людям. Они рисковали жизнями, трое моих бойцов всё ещё восстанавливаются после ранений.
— Я понимаю, — кивнул я. — Потому и спрашиваю. Назови сумму. Честную, рыночную. Без скидок «для своих».
Ярослава помолчала, прикидывая в уме.
— Пять тысяч рублей, — наконец сказала она. — Там был серьёзный риск, противник превосходил числом. Это стандартные расценки для операций такого уровня без моей доли. Себе ни возьму ни копейки.
— А за растопленную баню и квас вычтешь? — спросил я с серьёзным видом.
Ярослава расхохоталась:
— Прохор, ты же не из торгового сословия! Хотя постой… Платонов, Платонов… полная форма Платенберг, да?
— Какая ты догадливая.
Отсмеявшись, я протянул ей руку для рукопожатия.
— Получишь перевод сегодня же.
— Спасибо, — она пожала мою ладонь, потом неожиданно дёрнула меня на себя и поцеловала. — За понимание.
Выйдя из бани, я направился осматривать Угрюм. Первым встретился Илья Бутурлин, спешащий на утреннюю тренировку. Молодой дворянин окинул меня взглядом, и уголки его губ дрогнули в понимающей улыбке.
— Доброе утро, Прохор. Прекрасный день, не правда ли?
— И тебе доброго, Илья. Да, день действительно хорош.
Мы обменялись взглядами мужчин, которые всё понимают без слов. С его стороны не прозвучало никаких пошлых комментариев или подмигиваний — просто молчаливое одобрение. Что, теперь весь Угрюм в курсе?..
У кузницы столкнулся с Борисом. Начальник дружины осматривал новую партию оружия, но, увидев меня, отложил клинок.
— Воевода, ты как? После вчерашнего штурма все целы?
— Все в порядке, Борис. Среди наших убитых нет, результат превзошёл ожидания.
Собеседник кивнул, и я заметил, как его взгляд скользнул по моей шее, где вероятно остался след от поцелуев Ярославы. Но Борис лишь хмыкнул и вернулся к осмотру оружия. Тоже понял, но промолчал из уважения.
В главном доме Захар накрывал поздний завтрак. Старый слуга двигался с обычной неторопливой основательностью, но я уловил довольные нотки в его голосе, когда он доложил:
— Стол на двоих готов, барин. Княжна Ярослава Фёдоровна уже спустилась.
Через полчаса возле школы я наткнулся на Голицыну. Девушка выглядела явно не в духе — брови сдвинуты, губы поджаты. Увидев меня, она отвернулась с демонстративным равнодушием.
— Доброе утро, Василиса.
— Утро, — буркнула она, не поворачивая головы.
Я не стал развивать эту тему. Понимал, что Василисе, возможно, непросто видеть моё сближение с Ярославой — девушка молода, и чувства в этом возрасте особенно остры. Но я всегда старался быть с ней честным, никогда не давал повода думать, что между нами может быть нечто большее, чем дружба и наставничество. Со временем она поймёт, что так лучше для всех.
Зато Белозёрова, встреченная у алхимичесакой лаборатории, выглядела вполне довольной жизнью. Она оживлённо беседовала с Тимуром Черкасским, стоя к нему ближе, чем требовали приличия. Заметив меня, гидромантка помахала рукой:
— Прохор! Как прошла операция?
— Всё прошло успешно, Полина. Спасибо за беспокойство.
Она улыбнулась и вернулась к разговору с пиромантом, положив руку ему на предплечье. Что ж, похоже, девушка наконец-то переключила своё внимание на более подходящий объект.
В кабинете меня ждала стопка документов, но не успел я взяться за первый отчёт, как зазвонил магофон. На экране высветилось имя управляющего магазином в Москве.
— Слушаю, Артём.
— Прохор Игнатьевич, доброе утро! У меня отличные новости!
— Давай без прелюдий, — попросил я, откидываясь в кресле.
— Пятнадцать минут назад люди князя Голицына доставили в наш московский магазин всё украденное оружие! — голос управляющего звенел от возбуждения. — Представляете? Принесли, извинились за недоразумение и сказали, что следственные мероприятия завершены!
— Интересно, — я усмехнулся. — И что, прямо всё до последнего клинка?
— Абсолютно всё! Я трижды пересчитал по описи.
— Отлично. Верни всё на витрины, Артём. И удвой охрану на всякий случай.
— Уже сделано, Прохор Игнатьевич!
Отключившись, я задумался. Значит, князь Голицын выполнил своё обещание. Демидовы, похоже, получили недвусмысленный сигнал от князя Московского Бастиона: в его владениях подобные выходки недопустимы. Возвращение оружия — это демонстрация власти Дмитрия Валерьяновича, который не потерпит беспредела в элитном торговом центре. Впрочем, меня это устраивало. Князь защитил свои инвестиции и репутацию Золотых Врат, я получил товар обратно без кровопролития. Выиграли все, кроме Демидовых, которым пришлось проглотить унижение. Небольшая, но приятная победа.
Ближе к полудню Захар доложил о прибытии гостей, которым я назначил одно и то же время для встречи. Трое местных дворян изволили пожаловать для знакомства с новым маркграфом.
Я неспешно спустился во двор, где меня уже ждали визитёры. Двое мужчин средних лет спешились со своих коней, а пожилая дама с трудом выбиралась из потрёпанного автомобиля, за рулём которого сидел пожилой шофёр. Видимо, единственная из троих могла позволить себе самоходный транспорт, пусть и подержанный.
— Боярин Кологривов Пётр Андреевич, — представился первый, коренастый мужчина с окладистой бородой. — Мои земли граничат с вашими на севере.
— Боярин Толбузин Михаил Львович, — кивнул второй, худощавый дворянин с нервным тиком в левом глазу. — Владею деревнями к востоку отсюда.
— Боярыня Селезнёва Марфа Игоревна, — величественно произнесла дама, поправляя потёртую лисью горжетку, для которой было слишком жарко в такую погоду. — Мои владения с западной стороны.
Я жестом пригласил их в дом воеводы. За чаем началась осторожная дипломатическая игра — гости прощупывали почву, пытаясь понять, что за человек новый маркграф.
— Признаться, мы были… ошеломлены новостью, — начал Толбузин, нервно теребя усы. — Марка Угрюм? И переход под юрисдикцию Сергиева Посада? Князь Сабуров, должно быть, в ярости.
— Князь Сабуров должен винить только своего предшественника, — ответил я, отпивая чай. — Где тот был во время Гона? Где была обещанная защита?
— Но мы-то остаёмся его подданными, — заметила Селезнёва, сжав морщинистые пальцы на ручке чашки. — Присяга князю…
— Присяга работает в обе стороны, — перебил я. — Вассал обязан служить сюзерену, но и сюзерен обязан защищать вассала. Это основа феодального договора, известная ещё со времён империи.
Кологривов задумчиво кивнул:
— Вы правы в теории, но на практике…
— На практике князь Сабуров бросил вас. Сколько раз вы просили помощи во время Гона? Сколько раз получали отказ? — я наклонился вперёд. — Или, может, он прислал войска? Магов? Хотя бы патроны?
Толбузин опустил взгляд:
— Ничего. Мы получили письмо, что княжеские силы заняты защитой более приоритетных территорий.
— Вот именно. Сюзерен, не выполняющий своих обязательств, не имеет права на верность вассала. Я не предлагаю вам измену — я предлагаю восстановить справедливость.
— Но если мы перейдём под вашу власть… — начала Селезнёва.
— Никто не посмеет вас упрекнуть. Вы всего лишь уйдёте под защиту того, кто готов вас защищать, — твёрдо сказал я.
— А вы сможете? Защитить нас… — сглотнув добавил, Толбузин, и его нервный тик стал ещё отчётливее, будто он изо всех сил подмигивал мне.
— Угрюм уже доказал свою силу, — просто ответил я. — Ни одна деревня под моей властью не пала во время Гона. В Угрюме не погиб ни один мирный житель. Могут ли сказать о себе такое же земли князя Сабурова?
Кологривов горько усмехнулся:
— Я потерял две деревни из пяти. Триста душ погибло.
— У меня — три из семи, — тихо добавил Толбузин. — Младший сын погиб…
Что ж, по крайней мере причина его нервной реакции стала понятна.
— И князь даже не прислал соболезнований, не так ли Михаил Львович?.. — фыркнула Селезнёва.
Тот печально покачал головой и добавил:
— Только требование заплатить налог в полном объёме, несмотря на потери.
— А я предлагаю вам реальную защиту. Общие патрули, современное оружие, обученные маги. И главное — я буду здесь, рядом, а не в далёком Владимире за крепкими стенами.
Бояре переглянулись.
— Юридически вы правы, — медленно произнёс Кологривов. — Если сюзерен не выполняет обязательств, вассальная присяга теряет силу.
— Именно так я аргументировал свой переход под власть князя Оболенского, — кивнул я. — Прецедент создан.
Толбузин внезапно решительно стукнул кулаком по столу:
— К чёрту Сабурова и к чёрту Владимир! Они нас предали первыми. Я готов принести присягу вам, Прохор Игнатьевич.
— Михаил Львович… — начала было Селезнёва.
— Что, Марфа Игоревна? Будем и дальше платить налоги тому, кто оставил нас умирать? — боярин покачал головой. — Нет уж. Маркграф прав — это не измена, это восстановление справедливости.
Кологривов и Селезнёва молчали, обдумывая.
— Нам нужно время, — наконец сказала боярыня.
— Думайте сколько хотите, — кивнул я, — но помните — время работает против вас. Каждый день без нормальной защиты, без поддержки, без торговых связей ослабляет ваши земли. Сабуров не станет вам помогать, это уже ясно. А я не буду ждать вечно — у меня достаточно дел и без расширения Марки. Это предложение продиктовано не необходимостью, а возможностью создать сильное объединение к взаимной выгоде.
После отъезда гостей я направился в школу, где меня ждал Леонид Карпов. Седобородый профессор выглядел довольным.
— Прохор Игнатьевич, рад доложить — программа обучения полностью внедрена. Дети занимаются с энтузиазмом, взрослые… ну, взрослым сложнее, но продвигаются.
— Отлично. Что с графиком поглощения Эссенции для наших магов?
Профессор достал записи:
— Всё идёт по расписанию. И у меня великолепные новости — восемь человек достигли порога! Зарецкий, Арсеньев, Соболева, Ольтевская-Сиверс, Вельский, Кронгельм, Сомова и Вершинин накопили достаточно энергии для перехода в ранг Мастера. Им осталось только пройти Стихийное погружение.
— Впечатляет. Быстрее, чем я рассчитывал.
— Но я настоял, чтобы все желающие сначала получили ваше личное одобрение, — добавил Карпов. — Стихийное погружение — смертельно опасный ритуал. Статистика неутешительна…
— Мудро, Леонид Борисович. Я поговорю с каждым лично, оценю их готовность.
— Отлично. Подскажите, есть ли новости насчёт лицензии от Академического совета?
— Недавно получил их ответ на мой запрос, — я усмехнулся. — Полтораста тысяч рублей различных сборов, двенадцать преподавателей-аристократов ранга Магистр, максимум двадцать пять процентов простолюдинов среди учеников, двести часов обязательного изучения аристократических манер…
— Это же открытое издевательство! — возмутился Карпов.
— Конечно. Они выставили заведомо невыполнимые условия. Но теперь, когда основные дела Марки улажены, я могу заняться Академическим советом вплотную. У меня есть несколько идей, как сделать их жизнь интереснее…
Что-то в моём взгляде заставило собеседника поёжиться.
После обеда я провёл очередной ритуал поглощения Эссенции. Используя 18 малых кристаллов, увеличил свой резерв на 206 капель. Итоговый результат — 1127 капель магической энергии, что почти вплотную приблизило меня к третьей ступени Мастера. Внушительный запас, который пригодится в предстоящих битвах — как магических, так и политических.
К вечеру, когда я провёл персональное занятие со своим учеником Егором, посмотрел на то, как ведётся работа с освобождёнными пленниками и решил ещё несколько административных вопросов, настало время снова встряхнуть Содружество.
Я расположился перед магофоном в своём кабинете. Проверил, что в кадр попадает стена с картой Пограничья — пусть зрители видели, о каких землях идёт речь. Глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. То, что я собирался сделать, было прямым вызовом всей академической системе русских княжеств. Вот и замечательно.
— Добрый день, уважаемые подданные Содружества, — начал я, глядя прямо в объектив. — Меня зовут Прохор Платонов, маркграф Угрюмский. Сегодня я хочу поделиться с вами одним занимательным электронным письмом, которое получил от Академического совета в ответ на запрос о лицензировании нашей школы магии.
Я развернул к камере скрижаль с открытым письмом.
— Позвольте зачитать некоторые «обязательные условия», выдвинутые уважаемым Академическим советом. Первое — пятьдесят тысяч рублей ежегодных лицензионных сборов. Плюс сто тысяч страховки от «магических инцидентов». Сто пятьдесят тысяч в год — за эти деньги можно содержать небольшой город. Хорошие аппетиты у господ академиков, не так ли?..
Прокрутил письмо дальше.
— Но это только начало. Географические требования — школа должна находиться не ближе ста километров от существующих академий, но и не дальше пятидесяти километров от «культурного центра». — Я усмехнулся. — Угрюм находится в шестидесяти километрах от Владимира. Уже слишком далеко от «культурного центра». Но даже если бы мы были ближе, во Владимире есть своя академия. Получается замкнутый круг — рядом с городом нельзя из-за существующих академий, далеко от города нельзя из-за отсутствия «культурного центра». В Пограничье это условие невыполнимо по определению. Математический парадокс, достойный лучших умов Академического совета.
Перелистнул страницу, чувствуя нарастающий гнев.
— Но и это только цветочки. Вот ягодки — максимум двадцать пять процентов простолюдинов среди учащихся. Каждый простолюдин должен иметь поручительство от аристократа и пройти двести часов обязательного изучения аристократических манер. — Я помолчал, давая зрителям осознать абсурд. — То есть талантливый ребёнок кузнеца должен сначала научиться правильно держать вилку для устриц, прежде чем изучать магию? И найти аристократа, который за него поручится?
Отложил папку в сторону, наклонился к камере.
— Господа из Академического совета считают, что магический талант определяется родословной, а не способностями. Что благородная кровь делает человека лучшим магом. Что ж, если официальная система отказывается учить талантливых людей из-за их происхождения — Угрюмская академия займёт эту нишу. И вот что я готов предложить.
Я выпрямился, говоря чётко и размеренно и начал загибать пальцы:
— Первое. Мы предлагаем места всем лицензированным преподавателям, готовым переехать в Пограничье. Зарплата — вдвое выше вашей текущей. Жильё предоставляется. Второе. Учреждается стипендиальный фонд для талантливых студентов, желающих начать или продолжить обучение в Угрюме, независимо от происхождения. Бедность и отсутствие титула не должны быть препятствием для изучения магии. Третье. Марка Угрюм готова спонсировать любые магические исследования, которые Академический совет считает «недостойными» или «ненужными». Единственное условие — они должны вестись в Угрюме.
Сделал паузу перед главным:
— И четвёртое. Я вызываю любого представителя Академического совета на публичные дебаты. Пусть объяснят народу Содружества, почему аристократ без капли магического дара имеет больше прав на обучение, чем талантливый простолюдин. Пусть обоснуют свои теории о «природном превосходстве благородных» научными фактами, а не выдумками.
Я встал, подошёл ближе к артефакту.
— Академический совет боится не конкуренции. Они боятся правды — что магия не признаёт сословных границ. Что сын крестьянина может стать сильнее потомственного аристократа. Наша академия это докажет. И я обещаю — каждый талантливый ребёнок, которому вы отказали из-за его происхождения, найдёт место в Угрюме. Мы создадим новое поколение магов, которые изменит Содружество. Поколение, которое сметёт ваши предрассудки вместе с вашими привилегиями. С вашей бумажкой или без неё — не имеет значения. Будущее не спрашивает разрешения у прошлого.
Выключив запись, я ощутил, как губы сами собой расползаются в улыбке.
Я только что объявил войну системе, существующей столетиями.
Революции начинаются с одной искры.
И мой горящий факел уже летит прямо в их пороховой погреб.