Следующая неделя показалась Эйслинн почти нормальной: с Сетом у них все снова было хорошо, Кинан не давил на нее, и при Дворе все вроде бы было спокойно. Она не могла больше не замечать Кинана, и слишком долго находиться вдали от него становилось почти физически болезненно. Поэтому Эйслинн решила просто притвориться, что неловкости последних недель никогда не существовало. Последнюю пару дней ей, возможно, и удавалось избегать оставаться наедине с ним, но несколько недвусмысленных взглядов, когда она вовлекала Куина или Тэвиша в ненужный разговор… ладно, возможно, было еще несколько отчетливых моментов, когда ей внезапно требовалось общество Летних девушек. Кинан притворялся, будто не замечает, что она избегает его. Он просто ждал, а она прикрывалась своими фейри, как щитом. Ей нравилось их общество, особенно компания Элизы, но это не объясняло того, что ей вдруг хотелось пуститься в пляс в парке, когда Кинан оказывался слишком близко.
Совершенно ясно. Все всё понимали, но никто не говорил об этом. Кроме Кинана и Сета, никто не мог спокойно находится рядом с ней. Но она была их Королевой, и это давало ей право на личную жизнь, в которую никто не вмешивался.
Однако весь Двор видел, что что-то происходит. Это беспокоит их. Она обещала себе, что станет хорошей Королевой. Расстраивать подданных — это не то, что должна делать хорошая королева.
Эйслинн постучала в дверь кабинета, рука ее слегка дрожала.
— Кинан? — Она открыла дверь. — Ты не занят?
Ее карты были разложены на кофейном столике перед Кинаном. Где-то тихо играла музыка — один из ее старых дисков, Poe’s Haunted. Она нашла его однажды вместе с Сетом в магазине «Музыка на любой случай».
Кинан взглянул на нее, а потом глянул за ее плечо.
— Где твоя кавалерия?
— Дала им выходной. — Эйслинн закрыла дверь. — Я подумала, что мы могли бы побыть вместе… поговорить.
— Ясно. — Он снова перевел взгляд на карты. — Хорошая идея, но мы не станем углубляться так далеко в пустыню.
— Почему? — Эйслинн не стала вдаваться в детали, почему он сменил тему. Она не знала, хочет ли об этом говорить, но придется.
— Там живет Рика. Она была одной из Зимних Девушек. — Кинан нахмурился. — Очень похожа на Дон. У нас с ней есть противоречия.
— Ты так говоришь, словно есть чему удивляться. — Эйслинн стояла рядом с диваном, ближе к Кинану, чем следовало бы, но она не собиралась позволять этому взять над собой верх.
— Так и есть. — Кинан откинулся на спинку дивана, вытянул ноги, положив их на столик, и скрестил руки на груди. — Они ведут себя так, будто я собираюсь причинить им зло. Я никогда не хотел зла… никому, кроме Бейры и Ириала.
— И они должны просто забыть и простить? — Эйслинн месяцами избегала этой темы. Она избегала многих тем, но рано или поздно им придется во всем разобраться. Вечность — чертовски долгое время, чтобы копить все в себе. — Мы все многое потеряли, когда ты выбрал…
— Мы? — перебил он.
— Что? — Она отодвинула стул и села.
— Ты сказала: «Мы все многое потеряли». Ты считаешь себя одной из Летних и Зимних Девушек.
— Нет, я… — Она умолкла и покраснела. — Я так сказала?
Он кивнул.
— Я одна из них. Мы, все, кого ты выбрал, лишились многого. — Она склонила голову, так что волосы закрыли ее лицо. — Но я приобрела и кое-что удивительное. Правда.
Выражение его лица было непривычно непроницаемым.
— Но?
— Но это тяжело. Быть такой. Клянусь, я понятия не имею, как со всем этим справиться. Бабушка умрет. Сет… — Она осеклась, не в силах даже произнести такое. — Я потеряю всех. Я буду жить, а они умрут.
Кинан поднял руку, словно хотел дотронуться до нее, но потом опустил.
— Знаю.
Эйслинн несколько раз вздохнула, чтобы успокоиться.
— Тяжело из-за этого не злиться. То, что ты выбрал меня, означает, что я потеряю людей, которых люблю. Я буду рядом, буду наблюдать, как они стареют и умирают.
— Это означает, что и я теряю ту, которую люблю. Лишь Дония будет в моей жизни, пока твое сердце не со мной, — возразил Кинан.
— Не надо. — Эйслинн сжалась, услышав, как небрежно он это произнес. — Это нечестно… по отношению ко всем.
— Знаю. — Он был спокоен, как обычно. Солнце поднималось в оазисе, который она видела в его глазах. — Я никогда не хотел, чтобы все случилось так, как случилось. Бейра и Ириал связали мои силы, отняли их. Что мне было делать? Дать Лету погибнуть? Позволить, чтобы земля замерзла, а все смертные и Летние фейри умерли?
— Нет. — Разумом она понимала, что он прав. Эйслинн знала, что у него не было большого выбора, но ей все равно было больно. Логика не рассеивала ни печаль, ни страх, ничего. Она только нашла Сета, и вот он уже уплывает из ее рук. Он умрет. Она думала об этом, и хотя не могла признаться вслух, но думала об этом не единожды. Годы, столетия спустя она все еще будет существовать, а он станет прахом в земле. Как я могу не злиться? Если бы она не была фейри, ее бы не ждало будущее без Сета.
— Как бы ты поступила, Эйслинн? Ты бы позволила Двору умереть? Если бы Ириал отнял твои силы, ты бы и внимания не обратила и позволила бы человечеству и своему Двору ослабеть и погибнуть?
В глазах Кинана она видела угасающую звезду, темную сферу со слабой пульсацией мерцающего света. Молча глядя ему в глаза, она заметила крошечные звездочки вокруг умирающего солнца; они уже были безжизненными в растущей пустоте. Она не предполагала, что когда-нибудь полюбит Двор. Если бы Кинан несколько месяцев назад сказал ей, что так случится, она бы не поверила. Однако с того момента, как она стала Королевой, Эйслинн отчаянно стремилась защитить членов Двора. Летний Двор должен стать сильнее. Ради этого она стремилась использовать весь свой малый опыт и знания политики и правления. Она старалась постепенно свести на нет тот дисбаланс, который до сих пор вносил Двор Донии. Ее Двор, ее фейри, благополучие мира — это не просто ее выбор. Она верила в это. И испытывая те чувства, которые владели ею теперь, разве она бы поступила по-другому на месте Кинана? Позволила бы Элизе умереть? Смогла бы наблюдать, как львята замерзнут до смерти?
— Нет. Не позволила бы, — признала Эйслинн.
— Даже не думай, будто я хотел, чтобы такое случилось с Летними или Зимними девушками. — Он подался вперед и посмотрел ей в глаза. — Я провел больше времени, казня себя за то, что сделал, чем ты можешь себе представить. Я хотел, — он смотрел на нее, и в глазах его появились новые звезды, едва мерцающие в пустоте, — чтобы каждая из них была тобой. И когда оказывалось, что это не так, я знал, что обрекаю их на медленную смерть, если не найду тебя.
Эйслинн молчала. Ему было столько же лет, сколько и мне, когда все это началось. Когда пришлось делать такой выбор. И надеяться.
— Я бы вернул им смертность, если бы мог, но даже это не возместит того, что они потеряли. — Кинан принялся перебирать бумаги на столе. — Даже если бы я мог снова сделать их смертными, я бы не захотел рисковать и предлагать тебе подобное. Потому что боюсь, что тогда проклятие Бейры оживет, и я все равно останусь с чувством вины оттого, что отнял смертность у той, которая меня спасла. Ты спасла меня, а я не могу сделать тебя счастливой!
— Я не…
— Ты несчастна. И из-за этого у нас такие отношения.
— С этим мы разберемся, — прошептала Эйслинн. — У нас вечность впереди, так? — Она попыталась говорить как можно беззаботнее, чтобы успокоить Кинана. Ей хотелось совсем не такого разговора, но именно он был им сейчас столь необходим.
— Так. — Он снова принял неподвижную позу, как и в начале разговора. — И я сделаю все, что смогу, чтобы ты была счастлива.
— Это не то, что я… в смысле… Я не жду, что ты станешь что-то делать, чтобы «возместить» то, что было. Я просто… я боюсь потерять их. Не хочу остаться одна.
— Ты и не будешь. Мы всегда будем вместе.
— Ты мой друг, Кинан. А то, что случилось на днях… Так нельзя. Такого не должно было случиться. — От напряжения мышцы свело так сильно, что Эйслинн не могла расслабиться и выпрямить ноги. — Ты нужен мне… но я не люблю тебя.
— Ты хотела, чтобы я дотронулся до тебя.
— Это так, — признала Эйслинн, снова проглотив ложь, которую ей хотелось прошептать. — Как только ты протянул руку, я уже не желала ничего другого.
— Итак, что ты хочешь, чтобы я сделал? — Голос Кинана звучал неестественно спокойно.
— Не тянись ко мне. — Она прикусила губу пока не почувствовала, что треснувшая кожа кровоточит.
Он раздраженно провел рукой по медным волосам, но кивнул:
— Постараюсь. Это все, что я могу сказать, не солгав.
Эйслинн вздрогнула.
— Я собираюсь сегодня поговорить с Донией. Ты любишь ее.
— Люблю. — Кинан выглядел таким же смущенным, как и она. — Но это не меняет того, что я чувствую, когда вижу тебя, думаю о тебе и нахожусь рядом с тобой. Не говори, что ты не чувствуешь того же.
— Любовь и влечение — разные вещи.
— Ты хочешь сказать, что мои чувства — это всего лишь влечение? Это все, что ты чувствуешь? — К нему снова вернулась его надменность, как и в самом начале, когда они впервые встретились, и она отвергла его ухаживания.
— Это не вызов, Кинан. Я не пытаюсь сбежать.
— Если бы ты дала нам шанс…
— Я люблю Сета. Я… Он — мое сердце. Если бы я могла найти способ сделать так, чтобы он навсегда остался со мной, и не быть при этом эгоисткой, я бы так и поступила. Я не собираюсь притворяться, что меня к тебе не тянет. Ты — мой король, и мне нужно, чтобы ты был моим другом, но я не хочу иметь с тобой отношений. Прости. Ты знал это, когда я стала твоей королевой. Ничего не изменилось. И не изменится до тех пор, пока у меня есть он. И я хочу… — Она умолкла. Сказать то, о чем она думала, означало положить конец притязаниям Кинана, но она все равно произнесла это: — Я хочу найти способ сделать его одним из нас. Хочу, чтобы он навсегда остался со мной.
— Нет. — Это был не ответ, а королевский приказ.
— Почему? — Сердце Эйслинн тяжело забилось. — Он хочет остаться со мной… а я хочу…
— Дония тоже думала, что хочет навсегда остаться со мной. И Рика. И Лайсли… и Натали… и… — Он обвел рукой комнату, где, кроме них, не было никого. — И где они все?
— Это не одно и то же. Сет другой.
— Ты хочешь, чтобы он стал как Летние девушки? Хочешь увидеть, как он умрет, если оставит тебя? — Кинан выглядел злым. — Ты только престала злиться на меня за то, что я изменил тебя, как и многие-многие другие, кого мне тоже пришлось изменить. Не продолжай.
— Он хочет этого. У нас может получиться. — Кинан озвучил страхи Эйслинн, но она-то надеялась, что он скажет, что беспокоится она напрасно, и есть выход.
— Нет, Эш. Он думает, что хочет, но, подвергнувшись изменению, он станет твоим рабом, твоей вещью. Этого он бы не хотел. И ты тоже. Я верил, что Летние Девушки желали остаться со мной навсегда. Многие из них тоже в это верили. Зимние Девушки верили в это настолько, чтобы страдать за мои ошибки. Пусть все остается как есть. Фейри не может предложить смертному того, что ему действительно нужно, а проклясть возлюбленного… — В этот момент Летний Король казался гораздо старше Эйслинн. — Это нельзя назвать проклятием, потому что это прекрасно, Эйслинн. Если любишь Сета, ты будешь ценить его, пока он есть в твоей жизни, а затем отпустишь его. Если бы был другой выбор…
Эйслинн встала.
— Выходит, ты ждал этого все время? Чтобы он ушел вскоре после того, как я изменюсь. Ты знал, что я буду испытывать к тебе эти чувства.
— Смертным не дано любить фейри.
— Так согласиться на мои условия была не так уж сложно, верно? Мы с Сетом расстанемся, и ты… ты просто… Нет.
Кинан смотрел на нее, а Эйслинн мысленно вернулась к словам Денни об опыте и возрасте и признала, что Денни прав. Если Кинан не смягчится, что ей с того? Он провел большую часть своей девятисотлетней жизни, соблазняя одну девушку за другой. Все они погибали.
И ни одна из них не стала его королевой.
Во взгляде Кинана читалась печаль, но слова его мягче не стали:
— Лучше любить кого-то и знать, что он счастлив, чем уничтожить любимого. Проклясть любимого человека — это не доброта, Эйслинн. Я сожалел об этом каждый раз.
— Мы с Сетом другие. То, что Дония отталкивает тебя, не значит, что у нас не получится. У тебя еще тоже может получиться. Ты можешь все уладить.
— Я бы хотел, чтобы ты оказалась права — или приняла меня таким, какой я есть. Почему ты считаешь, что Дон отталкивает меня, Эш? Почему ты думаешь, что Сет хочет быть проклят? Они видят то, что ты отказываешься признавать. Ты и я — это неизбежность. — Кинан грустно улыбнулся. — Я не ошибаюсь и не стану помогать тебе совершить такую ошибку.
Эйслинн выбежала прочь из комнаты.
И совсем как в те времена, когда она была смертной, ей нужна была помощь фейри, возлюбленной Кинана. То, что Дония прощала ему любую ошибку, убедило Кинана, что любовь может все исправить. Возможно, это поможет и ей, Эйслинн. Если совсем повезет, если у него будет любовь Донии, Кинан перестанет преследовать ее. Они должны быть вместе.
Все будет хорошо, если Дония примет его обратно.
Эйслинн смутно помнила, как добралась до резиденции Зимней Королевы. До тех пор, пока она не оказалась на тихой улице в пригороде, она и не осознавала, сколько страхов терзают ее: не только из-за того, что случится, если Дония навсегда отвергнет Кинана, но и из-за того, что случится, когда она сама войдет в роскошный особняк в викторианском стиле. Между девушками существовала хрупкая дружба, но это не означало, что Дония не могла казаться устрашающей. Зима причиняет боль, а дом Донии — вечная Зима.
Зимние фейри бесшумно двигались по заросшему терновником саду; заледенелые деревья и освещенные солнцем кусты отличали двор от зеленых садиков по соседству. Пока Эйслинн шла по улице, она заметила собак, лениво развалившихся на крыльце, девочку, загорающую в свое удовольствие, и больше цветов, чем ей приходилось видеть в своей жизни. Гибель Бейры и освобождение Кинана принесли в мир баланс, позволивший жизни процветать. Но в этом саду мороз никогда не ослабнет; смертные, проходящие мимо, отведут взгляд. Никто — ни смертный, ни фейри — не перейдет ледяную лужайку Зимней Королевы без ее согласия. Согласия, в котором она отказала Кинану.
Что я здесь делаю?
Кинану нужна Дония; они любят друг друга, а Эйслинн необходимо было напомнить им об этом. Бывшие смертные могут любить фейри.
Пока Эйслинн шла по двору, примороженная трава оттаивала под ее ногами. Позади себя она слышала, как трава немедленно с треском покрывается льдом. Это были владения Донии. Здесь она была сильнее всего. Здесь я слабее всего. Веками Бейра называла это место средоточием своей силы, и оно существовало в двух мирах — Фэйри и смертном мире. Такого Кинан никогда не мог достигнуть — и не может до сих пор.
Кожу Эйслинн неприятно покалывало, пока она шла по ледяному миру. Она нарушала границу, а Зима также непредсказуема, как и Лето. Дония могла отрицать это, но Эйслинн провела всю жизнь, содрогаясь от разрушительного действия снега, казавшегося бесконечным. Она видела на улицах замерзшие трупы; безжизненные выражения боли на лицах — такое не забудешь. Эйслинн на себе почувствовала, сколько боли может принести лед, если им воспользоваться как оружием, когда они с Кинаном выступили против последней Зимней Королевы.
Однако это была не Дония, напомнила себе Эйслинн, но не помогло. Само противопоставление двух Дворов заставляло Эйслинн жаждать одного: взять Кинана за руку. Но его не было рядом.
Как только Эйслинн остановилась на крыльце, одна из белокрылых боярышных фейри открыла дверь. Двигалась она абсолютно бесшумно. Она молчала, когда Эйслинн вошла в дом и вздрогнула от царившего внутри холода. Она молчала и когда скользила в темноте дома.
— Дония принимает? — Голос Эйслинн эхом отозвался в тишине, но ответа не последовало.
Она и не ожидала ответа: боярышные фейри были молчаливым народом. Это только усиливало беспокойство, которое они вызывали. Они никогда не отходили далеко от Донии и обычно покидали дом Зимней Королевы только вместе с ней. Их красные глаза светились, как угли, на пепельно-серых лицах.
Девушка провела Эйслинн мимо нескольких молча глядевших на них Зимних стражников, который находились в зале. В одной из комнат потрескивал огонь; шипение и треск дров были единственными звуками, кроме звука шагов Эйслинн по старому дереву пола. Фейри Зимнего Двора могли передвигаться невероятно тихо, и от этого у Эйслинн тревожно покалывало в затылке.
Перед закрытой дверью фейри остановилась. Она не сделала никакой попытки открыть дверь.
— Мне следует постучать? — спросила Эйслинн.
Но девушка повернулась и поспешно ушла.
— Спасибо за помощь. — Эйслинн не успела протянуть руку, как дверь открылась.
— Входи. — Эван жестом пригласил ее войти.
— Привет, Эван.
— Моя королева будет говорить с тобой наедине, — произнес он, но последовал за ней с дружелюбной улыбкой, и это немного сняло напряжение Эйслинн. Как и у боярышных фейри, его глаза цвета красных ягод были немного навыкате, но в отличие от пепельно-серой кожи Зимних стражей оттенки, составлявшие образ рябинников, таких как Эван, были полны красок. Со своей кожей цвета коры и темно-зелеными волосами они напоминали деревья, блуждающие по земле и не связанные с ней корнями. Они были созданиями Лета, ее двора. Вид Эвана успокаивал ее.
Но он уже ушел, и Эйслинн осталась наедине с Донией и ее волком Сашей.
— Дония, — начала было Эйслинн, но внезапно не смогла подобрать слов, чтобы продолжить.
Зимняя Королева отнюдь не облегчила ей задачу. Дония стояла, глядя на Эйслинн.
— Полагаю, тебя послал он?
— Он бы предпочел поговорить с тобой лично. — Эйслинн чувствовала себя маленькой девочкой в огромной неприветливой комнате, но Дония не предложила ей сесть и сама осталась стоять, поэтому Эйслинн стояла. Ковер под ногами был вытертый, тускло-зеленый и все равно выглядел роскошно. Эйлинн полагала, что он больше подходит для музея, чем для ежедневного использования.
— Я запретила Эвану его пускать. — Дония отошла от Эйслинн, подчеркивая дистанцию между ними.
Оттого, что Зимняя Королева отдалилась, Эйслинн занервничала.
— Могу я спросить, почему?
— Можешь. — Дония казалась необычно неприветливой.
Эйслинн подавила раздражение и внезапный приступ страха.
— Лааадно. Я спрашиваю.
— Я не желаю его видеть, — улыбнулась Дония, и Эйслинн вздрогнула.
— Слушай, если хочешь, чтобы я ушла, так и скажи. Я здесь потому, что он попросил, и потому, что ты мне нравишься. — Эйслинн скрестила руки на груди, не только чтобы унять беспокойство, но и чтобы не поддаться соблазну протянуть руку и разбить одну из хрупких снежных сфер на полке у стены. Она не ожидала, что у Донии есть вещи наподобие этих, но сейчас было не лучшее время развивать эту тему. Что-то в поведении Донии было не так, и Эйслинн чувствовала, что отвечает на молчаливую угрозу.
— Твой характер становится все очевиднее с усилением Лета. — Холодная улыбка Донии не изменилась. — Как и его характер. Ты даже выглядишь, как он, когда свет пульсирует под кожей.
— Кинан — мой друг. — Эйслинн прикусила губу и крепче сжала пальцы, не потому, что нервничала, а чтобы легкая боль помогла ей прийти в себя.
Зимняя Королева отошла еще дальше. Она остановилась у окна и провела пальцем по стеклу, покрывая его морозным узором. Не глядя на Эйслинн, она заговорила:
— Любовь к нему как рана. Он все, о чем я только мечтала. Когда мы вместе… — она вздохнула, и облако морозного воздуха осталось снежинками висеть на занавесках, — меня не заботит, что он может сжечь меня дотла. В такие моменты я была бы этому рада. Я бы сказала «да», даже если бы это убило меня.
Раздражение Эйслинн как рукой сняло, и она вспыхнула. К такому разговору она была не готова.
Не оборачиваясь, Дония продолжала:
— Я все гадала, не поэтому ли Майек и Бейра не смогли существовать вместе. Вижу, история готова повториться. Не думай, что я ничего не знаю, Эш.
Зимняя Королева отвернулась от окна. Она прислонилась к стеклу, обрамленному ледяным кружевом.
— Я не сужу тебя. Я хочу, чтобы вы с Кинаном были вместе, — настаивала Эйслинн.
— Даже если это ошибка? — Эйслинн не могла понять, что скрыто за тоном Донии. Он звучал на грани насмешки. — Даже если история повторится? Даже если последствия окажутся ужасными? Ты бы хотела, чтобы мы начали войну, лишь бы ты защитила свое сердце?
Эйслинн не могла ответить. Она действительно мало думала о том факте, что родители Кинана были Летним Королем и Зимней Королевой.
— Теперь мне интересно, ожидал ли Майек, что Бейра его убьет. Летние Короли такие непостоянные. Зима может быть гораздо спокойнее. — Пока Дония говорила, под ней выросло ледяное кресло. Края были неровные, а зазубренные, словно волны, замерзшие за секунду до того, как разбиться о берег.
— Может быть? — против воли рассмеялась Эйслинн. — Я видела твою ярость. Лето тоже может быть спокойным. Чтобы между вами ни произошло, это не… и я не думаю, что кто-то из вас двоих жаждет покоя. Я видела Кинана после солнцестояния. Его кожа была обморожена, но он был счастлив.
— Ты бы увидела следы, да? — Дония посмотрела на нее отнюдь не дружелюбно. — Каждый раз, когда я думаю, что избавилась от мыслей о нем, он снова мил и прекрасен. — Дония казалась задумчивой. — Знаешь, что он сделал?
Эйслинн покачала головой.
— Нанял садоводов, чтобы они убрали боярышник. Это ужасное растение, у котрого проходило каждое испытание для тех, кто рисковал стать его королевой. Теперь его нет ни в саду, ни в доме. Его не погубили, просто убрали подальше от меня. — Крошечные кусочки льда со звоном разбивались у ее ног.
— Это мило…
— Точно. — Лицо Донии отражало те чувства, которые Эйслинн часто испытывала к Кинану — смесь привязанности и разочарования, которое охватывало ее все сильнее. И то, что у них схожие чувства, было ненавистно Эйслинн. Она ненавидела то, что их разговор принял такой оборот.
Они молчали, пока Дония наконец не нарушила тишину:
— Это не изменит моего решения. Знаю, он может думать, что любит меня, но он также думает, что, возможно, любит и тебя.
Жаль, что я не могу лгать. Вот сейчас я действительно жалею, что не могу ей соврать.
— Я не хочу… — запнулась Эйслинн и попробовала снова, — мы не… — Слова не были абсолютной правдой, и поэтому она не смогла произнести их вслух. — Я с Сетом, — сказала она, в конце концов.
— Да, но он смертен. — Дония не выглядела злой. — А Кинан — твой король, твой партнер. Я слышу это в его голосе, когда он произносит твое имя. Он никогда не говорил так ни о ком другом.
— Кроме тебя.
— Да, кроме меня, — кивнула Зимняя Королева. — Я знаю.
— Он хочет видеть тебя. Он расстроен, и ты должна…
— Нет. — Дония поднялась на ноги. — Ты не в том положении, чтобы указывать мне, что я должна. Мой Двор имел влияние на земле дольше, чем кто-либо из нас может представить. Они наблюдали, как Кинан веками страдал под гнетом Бейры. — Дония не двигалась, но глаза ее застилал снег. — Мой фейри не отказываются от власти просто так, но я попросила их об этом. Я потребовала признать, что Лето заслуживает большего, чем несколько коротких дней.
— Тогда ты понимаешь, для чего нужно все решить.
— Чтобы Лето могло стать сильнее.
— Да.
— И это должно стать для меня причиной? — рассмеялась Дония. — Летний Двор презирает меня за то, что я не оказалась на твоем месте. Они не утешали меня, когда я попыталась дать Кинану власть над Двором и потерпела поражение… Скажи, Эш, с какой стати меня должно волновать то, что происходит в твоем Дворе?
— Потому что ты любишь Кинана, а он любит тебя, и мир наступит, если на этот раз вы вдвоем разберетесь с тем, что вызывает вашу злость.
— Ты и понятия не имеешь, кто твой король на самом деле, так? — Казалось, Дония сбита с толку. — Несмотря на то, что твоя мать умерла, только чтобы не оказаться при его Дворе, а ты сама утратила смертность из-за него, ты по-прежнему слепа. А я нет. То, что стоит между нами, — это его высокомерие и… ты, Эш.
— Я не хочу быть между вами. Я хочу, чтобы в моей жизни был Сет, только он. Если бы я могла, я бы все еще была смертной и… Мне жаль, что ты не стала Летней Королевой.
— Знаю. Это частично удерживает меня от ненависти к тебе, — улыбнулась Дония почти с симпатией.
— Я не люблю его, — торопливо пробормотала Эйслинн, словно испугавшись, что не сможет произнести эти слова, словно это могло быть почти ложью. — Я постоянно ругаюсь с ним, и… я хочу, чтобы вы были вместе.
— И это мне тоже известно.
— Тогда просто будь с ним.
— Я не стану твоим щитом, Эш. — В глоссе Донии слышалось легкое пренебрежение.
— Моим…?
— Тебе не удастся спрятаться за мной, чтобы то, что вы там вдвоем пытаетесь решить, обрело смысл. — Дония почти бессознательно сжала пальцы, и иней пополз по стенам. Лед с треском покрыл канделябры и выцветшие обои.
— У вас двоих было полно проблем и до меня. — Эйслинн почувствовала, как теплеет ее кожа — неизбежная реакция на понижение температуры в комнате. Ее энергия стремилась вытеснить холод вокруг.
— Да. — Снежинки падали на пол вокруг Донии. — Но все они заключались в том, что он искал тебя.
— Я не просила об этом, — не уступала Эйслинн. Ей нужно было, чтобы Дония увиделась с Кинаном, чтобы она поняла. Это было необходимо им всем. — Ты должна…
— Не указывай мне, Эйслинн. — Голос Зимней королевы звучал абсолютно спокойно. Ее спокойствие было подобно только что выпавшему нетронутому снегу.
— Я пришла сюда не драться с тобой. — Солнечный свет был слабой защитой во владениях Зимней Королевы. В ее дворце. Как бы Эйслинн не называла это место, это действительно был дворец Королевы, средоточие ее силы. И мне здесь не место.
— Возможно, в этом была ошибка. — Кончики пальцев Донии покрылись льдом. — Лето в этом году началось раньше только потому, что я позволила.
— И мы благодарны тебе за это.
Дония играла кусочками льда, гоняя их по внутренней и внешней сторонам ладони.
— И все же ты пришла ко мне, словно ты сильнее, словно твои желания значат больше, словно у твоего Двора есть право голоса в моих владениях…
Ярость Эйслинн вспышкой солнечного света озарила ледяную комнату, но все же Эйслинн отступала.
— Я не это имела в виду. Мы не это имели в виду. Я просто не понимаю, почему тебе непременно надо вести себя так безрассудно.
— Безрассудно? Только потому, что желания Летнего Двора принято считать хорошей идеей.
Эйслинн не смогла ответить. Было очевидно, то, что Зимний Двор сильнее, не являлось правильным ответом. Разве они не все так думали? Дония едва не погибла в руках последней Зимней Королевы, потому что тоже так думала, но теперь Эйслинн стало ясно, что мнение Донии изменилось.
— Если я ударю тебя, он придет в ярость, несмотря на твои выпады. — Дония подошла на шаг ближе. — Что бы он сказал? Разве это удержало бы его от того, чтобы прийти сюда и продолжить этот кошмар, через который мы все проходим? Это восстановило бы порядок вещей?
— Я не знаю… «порядок»? Что это значит? — Эйслинн захотелось бежать подальше. Дония была сильнее. Зимний Двор все еще был сильнее.
— То, что происходит между нами, не так просто, как было, пока мы с тобой не стали править. Если мы сразимся, между Дворами будет разлад. Мой Двор хочет этого, — Дония перехватила ее взгляд, — и я думала об этом. Представляла, как лед проникает под вашу солнечную кожу. Думала о том, чтобы напасть на вас. Я бы положила конец этому глупому притворству, что мы все друзья.
— Дония? — Эйслинн осторожно взглянула на нее. Повторялась ситуация с Ниаллом. Эйслинн думала, что знает его, но знакомого ей фейри заменило нечто дикое, существо, которое может — почти наверняка — ранить ее. А сейчас Эйслинн была один на один с Зимней Королевой в ее владениях.
— Ты нравишься мне. Я часто себе об этом напоминаю, но есть и другие факторы… — Зимняя Королева умолкла. Снег вихрился вокруг ее ног. — В моей Зиме Летнему Двору не рады.
Несмотря на лед, покрывающий стены, несмотря на холодность голоса Донии, ярость Эйслинн наконец-то вышла из-под контроля.
— В твоем Дворе мы не имеем права голоса, но ты смеешь указывать нам?
— Да.
— Так почему мы…
Дония оказалась рядом прежде, чем Эйслинн сумела закончить фразу. Она прижала руку к животу Эйслинн и вонзила ледяные пальцы ей под кожу. Пронзая Эйслинн, лед таял и тут же проникал глубже в живот. Льдинки раскалывались и погружались в тело.
Эйслинн закричала. Боль была мгновенной, прожигая ее насквозь, и Эйслинн не знала, какая боль от ран, а какая ото льда.
Неужели я умру здесь?
— Почему вы должны прислушаться к моим желаниям? — тихо проговорила Дония. Пальцами, еще красными от крови Эйслинн, она взяла ее за подбородок и запрокинула ее голову, пока не заглянула ей в глаза. — Потому что я сильнее, Эш, и вам обоим следует помнить об этом. Равновесие, которого вы ждете, наступит, только если я это позволю.
— Ты напала на меня. — Эйслинн показалось, что ее стошнит. Тело стало каким-то вялым. Боль ото льда под кожей смешивалась с болью от ран на животе.
— Это показалось мне благоразумным. — Выражение лица Донии так походило на лицо последней Зимней Королевы: оно не несло ни капли раскаяния, оставаясь равнодушным к ужасной вещи, которая только что произошла.
— Кинан…
— Разозлится. Да, знаю, но, — Дония вздохнула, и ледяное облако ее дыхания заставило Эйслинн поежиться, — твои раны неопасны. В следующий раз будет гораздо хуже.
Эйслинн прижала руку к животу, но это была слабая попытка остановить кровь, сочащуюся из ряда ран на коже.
— Мы с Кинаном можем отомстить. Ты этого хочешь?
— Нет, я хочу, чтобы вы держались подальше от меня. — Дония протянула ей кружевной платок. — Не возвращайся, пока я не позову. Это касается вас всех.
С этими словами Донии в комнату вошел Эван, чтобы проводить Эйслинн до двери.