Хозяйка скандального салона "Огонек"

Глава 3

Прошла неделя после визита лекаря, который радостно сообщил, что я иду на поправку. За эти дни я многое узнала. Например, что совершенно не владею этикетом. Ну то есть вилку держать в левой руке, а нож — в правой, слава богу, умею. А вот десяток столовых приборов не назову. Или что доедать до блеска тарелки считается дурным тоном. Показываешь, что не из семьи аристократов, а из мещан. Или что сидеть, облокотившись спиной на спинку кресла или диванчика тоже недопустимо. Нужно сидеть на самом краешке с прямой, как доска, спиной. И ещё с десяток нюансов, от которых кружилась голова.

Я всё чаще замечала печальные взгляды лорда ван Дорта. Он наблюдал за моими попытками освоиться, тяжело вздыхал и терялся в многочисленных комнатах дома. А в доме, сто́ит отметить, было не три комнаты, и даже не пять, а целых сто двадцать — хозяйские спальни, комнаты для гостей, столовые и залы. Была даже парочка библиотек с отдельными читальнями, за что я невольно зауважала своего внезапно обретённого отца. Я уж не говорю про хозяйственные пристройки, выполняющие роль кладовых и кухонь. Чтобы поддерживать такой дом в чистоте, содержался целый штат слуг: две кухарки, у каждой было по две помощницы, конюх, садовник, около десятка горничных. И всем этим заправлял господин Мартин Бескок, дворецкий.

У господина Бескока внешность была самая что ни на есть сдержанная и чуточку надменная. Держался он с достоинством и хладнокровием, достойным дворянского отпрыска. Как-то Минди, помогая мне собраться к завтраку, обмолвилась, что по дому ходили слухи, будто дворецкий на самом деле был незаконнорождённым сыном лорда Януса ван Дорта, моего деда. Узнав, что служанка понесла, Янус быстренько выдал её замуж за дворецкого, служившего ван Дортам в те времена.

Как эта информация должно было помочь мне освоиться, я не знала. Но к сведению приняла.

Так и тянулись серые дни, наполненные изучением правил этикета и норм поведения, тихой ненависти к Клотильде, изводившей меня завуалированными насмешками и остротами, и воспоминаниями о доме и Алексе. Не было момента, чтобы я не вспомнила с тоской о серо-голубых глазах мужа, его тёплой улыбке и родном голосе, всегда говорившем с нежностью. По ночам я продумывала планы побега из дома ван Дортов и прикидывала, где можно найти колдуна, который запихнул меня в чужое тело.

Но сделать этого я не успела. В тот день, когда я наконец-то набралась смелости, чтобы тихонько сообщить Минди, что мне необходимо найти колдуна, в мою спальню влетела Клотильда с отрядом швей. Как оказалось, через два дня должен был явиться сам герцог Квобок.

Вскоре моя спальня превратилась в настоящее поле битвы. Посреди комнаты стояла большая деревянная ширма, расписанная сценами из жизни пасторальных пастушек — видимо, кто-то считал, что невинные овечки подходят для девичьей спальни. За ширмой громоздились коробки с тканями, ленты, кружева и бесконечные мотки разноцветных ниток. На стульях были разложены корсеты, нижние юбки и чулки.

Возле окна стояла портниха мадам Вивьен — маленькая, как воробышек, с острыми чертами лица и пальцами, унизанными напёрстками. Рядом с ней хлопотали две её помощницы, одна держала подушечку с булавками, другая — корзину с нитками и ножницами. Все трое были одеты в тёмные практичные платья, поверх которых белели передники, уже изрядно запачканные мелом и крошками от тканей.

— Надеюсь, ты будешь правильно держать ложку и вилку, милочка, — губа Клотильды презрительно приподнялась, и мачеха издала звук, похожий на фырканье породистой лошади.

Я стояла на низкой круглой подставке перед огромным трёхстворчатым зеркалом в резной позолоченной раме — таким больши́м, что в нём отражалась почти вся комната. Зеркало было привезено специально для примерки и установлено так, чтобы можно было видеть платье со всех сторон. Вокруг меня порхали портнихи, подкалывая, подтягивая, расправляя складки изумрудного шёлкового платья, которое, казалось, весило больше меня самой.

Клотильда расположилась в мягком кресле цвета слоновой кости, обитом дамасским шёлком, как королева на троне. Кресло специально поставили напротив зеркала, чтобы мачеха могла наблюдать за процессом и давать указания. Рядом с ней на изящном столике стояла чашка с чаем и блюдце с пирожными — видимо, критика чужого внешнего вида требовала серьёзных затрат энергии.

— Вот здесь присоберите, — указала она портнихе на подол своим веером из страусиных перьев, делая вид, что я неодушевлённая кукла. — Обёртка должна быть идеальной, раз уж сам товар не блещет.

Комната наполнилась тихим шелестом тканей, скрипом корсетных пластин и едва слышным бормотанием портних, обсуждающих детали кроя. Солнечный свет, проникающий через высокие окна, заставлял переливаться шёлк платья и блестеть золотые нити вышивки. От обилия зеркал и отражений в глазах рябило.

— Впрочем, молчание тебе даже идёт, Эвелин, — продолжала мачеха тоном светской дамы, рассуждающей о погоде, и взялась за чашку из тонкого фарфора. — Мужчины, знаешь ли, любят молчаливых женщин. Особенно те, кто постарше и опытнее. Им не нужны пустые разговоры.

«Если я заговорю, — зло подумала я, глядя на отражение мачехи в зеркале, — то ты у меня ляжешь. Навсегда».

Но носатая не обратила внимания на мой испепеляющий взгляд. Она лишь окинула взглядом платье, в которое меня затянули швеи, цокнула языком и продолжила свои наставления.

— Только смотри не вздумай кривляться и гримасничать, как делала это раньше, — её голос приобрёл стальные нотки. — Герцог Квобок — человек серьёзный. Он не терпит глупых девчонок с претензиями. Тебе повезло, что он вообще согласился на эту партию после… всех твоих выходок.

Одна из помощниц портнихи склонилась к моим ногам, подкалывая подол. Корсет сдавливал рёбра так, что дышать было тяжело, а тяжёлая юбка на обручах из китового уса заставляла держать равновесие как канатоходца. Я чувствовала себя куклой в музыкальной шкатулке — красивой, но совершенно беспомощной.

— А то, что ты была при смерти, даже хорошо, — Клотильда смерила меня взглядом, как мясник тушку. — Может, хоть теперь поумнеешь и не будешь строить из себя принцессу. Ты не принцесса, дорогая. Ты всего лишь дочь промышленника, пусть и богатого.

«Промышленника? — удивились я про себя. — А лорд ван Дорт разве не аристократ?»

В углу комнаты возле окна стояла ещё одна ширма с нарисованными журавлями и цветущей сакурой. За ней виднелись горы отвергнутых нарядов — похоже, мачеха перебрала не один десяток платьев, прежде чем остановила выбор на этом изумрудном монстре.

— И если герцог соизволил обратить на тебя внимание, то это милость только по милости Богов, — Клотильда поднялась с кресла и подошла ближе, её тяжёлые шёлковые юбки шуршали по толстому ковру. — Не вздумай её упустить своими капризами. Потому что больше такого шанса не будет. Кому нужна девица с подорванным здоровьем и странностями в голове?

Я едва слышно стиснула челюсти. Вот стерва! Ну ничего, я дождусь момента и обязательно выверну её поганое нутро наружу. И сделаю это так, чтобы даже последняя собака эту мерзавку оббега́ла стороной.

Клотильда поднялась с кресла и обошла меня круго́м, как генерал — войска, оценивая результат работы портних. Её тень скользила по стенам, обтянутым золотистыми обоями с узором из роз, а каблуки звонко стучали по паркетному полу.

— Хотя надо признать, корсет творит чудеса, — заметила она с издёвкой, остановившись прямо передо мной. — Почти превратили тебя в женщину. Жаль только, что это всё обман. Но мужчины это поймут уже после свадьбы, а развод, как известно, дело хлопотное.

Мадам Вивьен деликатно кашлянула, явно чувствуя неловкость от семейной сцены, разыгрывающейся у неё на глазах. Её помощницы уткнулись в работу, делая вид, что ничего не слышат, но краем глаза следили за происходящим.

— И ещё одно, — Клотильда остановилась передо мной и заглянула в глаза, её лицо отражалось в зеркале рядом с моим, создавая жуткую картину. — Если ты думаешь, что болезнь изменила тебя к лучшему, то глубоко ошибаешься. Ты всё та же капризная, избалованная девчонка. Просто сейчас молчишь. Но это временно, я знаю. Поэтому слушай внимательно: любые попытки сорвать помолвку будут пресечены. Твой отец слишком мягок с тобой, но я — нет.

Уж не знаю, что отразилось на моём лице, но мачеха отшатнулась, словно увидела перед собой ядовитую змею. Но она тут же взяла себя в руки.

— Вот и умница, — Клотильда снисходительно похлопала меня по щеке, оставив лёгкий аромат розовой воды. — А теперь потренируйся ходить в этом платье. И не забывай — мелкие шажки, спина прямая, глаза долу. Скромность украшает невесту.

С этими словами она величественно удалилась, хотя было заметно, что только присутствие портних не позволяет ей задать стрекача.

Когда дверь с мягким щелчком закрылась за ней, в комнате повисла неловкая тишина. Лишь тихий шелест тканей, да вздохи портних нарушали её.

«Скромность украшает невесту? — презрительно подумала я. — Да пошла ты козе в трещину! Вместе с мелкими шажками и Квобоком в придачу. Если понадобится, я и в этом кринолине бегать буду!»

Хотя насчёт кринолина я, конечно же, погорячилась. А ведь в конце девятнадцатого века от кринолина отказались, как от самой опасной вещи в женском гардеробе. Не дай бог, на юбку попадёт искра — всё! Модница обречена на гибель. В лучшем случае на инвалидность.

А ещё в нём не то что садиться — двигаться неудобно! Видимо, поэтому носатая и решила меня в него обрядить перед помолвкой. Что может быть лучше невесты, которая не только не говорит, но ещё и передвигается с помощью слуг? Такая ни ссор не учинит, ни нос совать в дела мужа не будет. Потому что своих забот хватает. Одеться и раздеться — целая наука, и без горничных в этом деле не обойтись.

Мне сразу вспомнились исторические любовные романы, в которых авторы расписывали на полглавы, как героиня одевается. Никогда не думала, что на практике узна́ю, что это такое.

Я окинула своё отражение в зеркале. Ни дать ни взять — баба самоварная! Только вместо русских народных мотивов, рюши и кружева на заграничный, как выразилась бы моя покойная прабабушка, манер. А бледное, измождённое лицо с потускневшими зелёными глазами и копна каштановых волос создавали впечатление неуместности такого наряда.

— Ах! Чудо как хороша! — мадам Вивьен отошла от меня на пару шагов и радостно хлопнула в ладоши. — Герцог будет без ума от такой красавицы. Вы настоящая лесная фея, леди Эвелин!

«Сдаётся мне, лесные феи не носят кринолинов, — подумала я, глядя на себя в зеркале. — В таком платье далеко не убежишь, и на дерево не залезешь».

Ну то, что герцог сойдёт с ума, не удивлюсь. При виде такого глубокого декольте у любого мужчины отключится голова. Швеи так мастерски затянули корсет и лиф платья, что в V-образном вырезе даже появилась таинственная ложбинка между грудей, которых природа по какой-то причине пожалела для леди Эвелин. Интересно, какой будет реакция герцога, когда он снимет платье и не найдёт груди на положенном месте?

Я тотчас выбросила эти мысли из головы. Ни за кого замуж я не пойду. Ни в этом мире, ни в каком-либо ещё. Дома меня ждёт супруг. И всё равно, что герцог богат, как царь Крез. Я вернусь домой и точка.

— КА-А-АР!

Я обернулась.

По широкому подоконнику важно выхаживал белый ворон. Тот самый, который разбудил меня в первое утро. Птица замерла и склонила голову набок, будто оценивала мой внешний вид. Солнечный свет, проникающий через стёкла окна, делал его перья почти прозрачными, отчего ворон казался призрачным.

Одна из швей поднялась с пола, где раскладывала кружевные оборки, и направилась к окну, размахивая руками.

— Кыш отсюда! Давай, лети по своим птичьим делам!

Но ворон пригнулся, взмыл под потолок и, сделав над головой портнихи изящный круг, сел на верх шкафа.

— КА-А-АР! — он распушил перья и дёрнул головой, всем видом показывая, что выгнать его не удастся.

Какая странная птица! Сначала разбудила меня в новом мире. Теперь же не собирался покидать спальню. Словно он наблюдает за происходящим с какой-то определённой целью.

— Сейчас я тебя прогоню, поганец, — швея взяла с пола отрез изумрудного шёлка и воинственно шагнула к шкафу, размахивая тканью как знаменем.

— Оставьте ворона в покое.

В комнату вошёл ван Дорт, одетый в тёмно-синий домашний халат поверх белой рубашки и серых брюк. Волосы слегка растрёпаны, словно он торопился. Похоже, он услышал крики швеи и решил выяснить, что происходит.

Лорд неторопливо обошёл разбросанные по полу ткани и коробки с принадлежностями для шитья, и остановился возле шкафа.

Потом протянул руку к птице. Та дёрнула голову назад, и на долю секунды показалось, что она сейчас клюнет отца за палец. Но вместо этого ворон вытянул шею, и ван Дорт осторожно почесал под клювом.

— Это фамильяр леди Эвелин.

О как! Фамильяр! А вот это уже интересно. Насколько мне помнится, фамильяры — это спутники ведьм и колдунов. Но никак не простых смертных. А если я ведьма, то, значит, кто-то из родственников тоже обладал даром.

Портнихи переглянулись с явным беспокойством. Мадам Вивьен нервно затеребила фартук, а её помощницы попятились от окна, словно белый ворон мог их заколдовать одним взглядом.

Я перевела удивлённый взгляд с ворона на отца и нахмурилась.

Ван Дорт поджал губы и едва заметно покачал головой — явный знак, что не сейчас и не при свидетелях. Потом опустил руку и указал портнихам на дверь.

— Выйдите. Мне нужно поговорить с дочерью.