Комнаты на втором этаже «Зеленого Тополя», куда нас проводил сам Клод, оказались примером непритязательности и уюта деревенского постоялого двора. Моя комната была просторной, но без столичного шика. В глаза сразу бросилась практичность: стены обиты не вычурными шелковыми обоями, а добротной полосатой тканью, которая, хоть и выцвела местами, но по-прежнему смотрелась довольно неплохо. Из широкого окна с крепкой дубовой рамой открывался вид на деревенскую улицу. Занавески из плотного льна, перехваченные простой тесьмой, пропускали достаточно света, отчего комната не казалась мрачной.
В центре стояла массивная кровать на высоких ножках. Правда, без балдахина из дорогого бархата. Воздушная перина так и манила растянуться на ней, но я, собрав волю в кулак, сдержалась. От чистых простыней пахло свежестью и чем-то травяным, а пуховые подушки словно приглашали к сну. На небольшой прикроватной тумбочке стоял глиняный кувшин с чистой водой и фаянсовый таз для умывания.
- Неплохо, - присвистнула я, изумленно разглядывая комнату. – Очень-очень неплохо.
- Через Малые Горшки пролегает путь из Велундора к Миствэйлу, миледи, - пробасил Клод. – Многие путники не желают ехать через Черные Зубы. Среди путников много и приличных людей. А приличным людям не пристало ночевать в хлеву.
И ведь не поспоришь.
Справа от кровати возвышался платяной шкаф из темной сосны с медными ручками. У противоположной стены располагался письменный стол, небольшой, но его вполне достаточно, чтобы вести дорожные записи или писать письма. Рядом с ним стоял простой деревянный стул с высокой спинкой, украшенной незатейливой резьбой.
Деревянный пол, отполированными сотнями ног до мягкого блеска, был частично устлан домоткаными ковриками с яркими узорами. Возле камина, сложенного из крупного камня, стояли аккуратные дровнички с поленьями. А над каминной полкой висело большое, слегка потускневшее от времени зеркало в широкой резной раме, отражающее свет от скромной бронзовой лампы на стене.
Рядом с камином была еще одна дверь, ведущая в комнату для слуг. Комната Минди, хоть и вполовину меньше моей, была обставлена с тем же уютом. Там стояла простая кровать, маленький сундук вместо шкафа и табурет. Все было чистым и аккуратным, что свидетельствовало о порядке, который царил в этом постоялом дворе.
- Нуждается миледи еще в чем-то? – вежливо спросил Клод.
- Миледи нуждается в ванне и в горячем ужине, - я отсчитала десять серебряных монет, и тот, довольно улыбнувшись, исчез за дверью.
Через четверть часа двое молодцев, не уступающих габаритами самому хозяину постоялого двора, втащили огромную бадью, в которой поместились трое, и быстро наполнили ее горячей водой. Минди уже вовсю суетилась, расставляя разноцветные склянки с подобием жидкого мыла и шампуни. Едва молодцы исчезли за дверью, как я залезла в бадью, издав такой стон удовольствия, что у горничной от удивления округлились глаза.
- Как мало нужно человеку для счастья! – выдала я, чувствуя, как сладко заныли мышцы, расслабляясь в горячей воде. – Ванна, вкусный ужин и мягкая постель...
- Вот только подобное нисколько не приучает человека к стойкости, - проворчала горничная и бросила серебристый шарик в воду. На мой вопросительный взгляд она поджала губы. – Это чтобы вода не остыла. Истинно говорю вам, миледи, все эти телесные радости размягчают ум и волю. А там, где человек слабоволен, поджидают большие неприятности и гибель души…
- Минди, остановись пожалуйста! – возмутилась я. – Хватит уже говорить про великое грехопадение человечества! Все, что я хочу сейчас – это просто помыться в горячей воде, поесть и выспаться. Последние четыре дня выдались очень трудными, и мне сейчас нет дела до остальных.
Губы горничной дернулись, будто она собиралась возразить, но в последний момент передумала и вышла из комнаты.
Дорога измотала меня настолько, что я едва не заснула в бадье. Благо Минди, вернувшаяся с полным подносом еды, разбудила меня. Я глянула на тушенное мясо с картофелем на овощной подушке, аккуратно нарезанные сырные ломтики и поднимающийся от чайника пар, но есть отказалась. Сон пересилил голод. Попросив горничную не убирать ужин, я выбралась из горячей бадьи, забралась под одеяло и моментально заснула.
Сколько проспала, я не знала, но проснулась, как от толчка в грудь. Даже не толчка, а как будто нечто назойливо билось изнутри о ребра. Я прижала руку к груди, пытаясь остановить лихорадочное биение сердца. Сна я не запомнила. Да и можно ли запомнить липкую серость без особого смысла? Я стерла проступивший на лбу пот, глубоко втянула прохладный воздух и прислушалась.
На постоялом дворе царила тишина, если не считать богатырского храпа, доносящегося из комнаты Минди. Уж что-что, а горничная могла перехрапеть любого заправского мужика.
Я заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. Но сна, как назло не было ни в одном глазу. Тяжело вздохнув, я выбралась из-под одеяла, подошла к столику, на котором стоял ужин, накрытый полотенцем, и плеснула в кружку остывший чай. Горечь обожгла язык, заставив поморщиться. Надо поинтересоваться у Минди, а нет ли артефактов, подогревающих чай? За те дни, что мы путешествовали, я устала поражаться наличию огромного количества бытовых артефактов, которые таскала с собой горничная, чтобы продукты сохраняли свою свежесть или наоборот оставались горячими, как будто их только что вытащили из печки. Я уж не говорю о тех ящичках и коробка, в которых можно было запихнуть половину кладовки. В моем мире хозяйки отдали бы все, что угодно за один такой чудо-коробок.
Внезапно сонную тишину нарушил поспешный топот копыт и громкое ржание лошади. Я подошла к окну и с любопытством выглянула за занавеску.
Одинокий путник остановился возле входа на постоялый двор и из круга мерцающего света факела ему навстречу поспешил Клод. Хозяин постоялого двора низко склонился перед странником, а когда тот спешился, подхватил коня под уздцы и поторопился скрыться за навесной крышей. Ночная тьма и плащ с капюшоном скрывали гостя.
Мне вспомнилось, как Клод повел себя, когда Карл представил меня. Тогда он лишь прижал руку и чуть склонил голову, а сейчас он едва лоб не расшиб об коленки. Стало быть, новый постоялец более знатен и богаче, чем кто-либо из семейства ван Дортов.
На ум приходил только Квобок. Но путник ни ростом, ни фигурой не напоминал герцога. Впрочем, какое мне дело, кто прибыл в «Зеленый Тополь» и зачем?
Однако стоило мне забраться обратно под одеяло, как в груди снова лихорадочно заколотилось сердце, да так, что на мгновение показалось, что мне нечем дышать. Как будто незримая нить тянула подняться и проследить за таинственным путником. Я с неудовольствием сползла с кровати и тихонько выскользнула за дверь.
Коридор освещал приглушенный свет настенных светильников, похожих на канделябры. Однако пламя было не настоящее, а магическое. Я прокралась к лестнице и, оставаясь в тени, выглянула из-за стены, где из-за резной балюстрады открывался вид на зал постоялого двора.
- Все готов, как вы просили, ваша светлость, - голос Клода был тихим, словно он боялся нарушить тишину, которая объяла дом. – Комнаты наверху…
- Он прибыл? – перебил ночной гость, снимая плащ и отдавая его хозяину постоялого двора.
- К сожалению, еще нет.
- Странно. Тогда я подожду.
- Как будет угодно, - Клод забрал плащ и направился к лестнице.
Я в два прыжка оказалась возле своей комнаты и юркнула за дверь, стараясь не шуметь. Тяжелые шаги заглушала ковровая дорожка, но я услышала, как хозяин постоялого двора остановился напротив моей двери и тяжело вздохнул.
Сердце грохотало набатом в ушах, но все же я расслышала, как тихонько звенят ключи, как скрипнула открываемая напротив моей комнаты дверь. Какое-то время было тихо, а потом Клод вышел, провернул ключом два раза и также грузно потопал обратно.
Я медленно выдохнула и прижалась лбом к прохладной лутке. Я была готова поспорить на что угодно, даже поставить голову Грома против ночного горшка, что визитер – это Рэйвен ван Кастер. Но что привело сюда судовладельца из Миствэйла? Я не знала, и отчего-то мне не хотелось этого узнавать.