— А как ты хочешь? Хочешь, в церковь пойдем, а хочешь, к жрецу. Всё, что ты хочешь, Еся, я сделаю.
Милы ей были слова его. Согревали они, ласкали, нежностью отзывались в сердце. Как не полюбить такого молодца?
Какой бы была она дурой, если бы всё равно за Ивана цеплялась! Никитка вон кокой удалой! На во много раз он лучше брата своего! И чего она в Ваньке-то нашла? Никита с ней с детства возился. Но…
— Почему же ты меня выбрал, Никита? Столько девиц красивых. А ты за мной увязался?
Мучил Есю этот вопрос. И спать мешал. Вот уж как два дня думала она о том. И никак не могла понять…
— А ты разве не красива? Тонкая, нежная, глаз радуешь, и сердцем добрая. Нравишься, и всё тут. Не властен я сердцу своему приказывать.
Есислава хотела спросить, почему же раньше он об этом не сказал, но смолчала. А когда говорить? Когда она только на Ивана смотрит? Это хорошо, что Никитка вообще решился подойти.
Еся саму себя за сомнения пожурила и прильнула к Никите.
— Пора идти, — Никитка отстранился. — Ты гадать пойдешь?
Есислава тронула голову. Поверх одного венка другой лежал. В песнях и хороводах ничего не потеряла.
— Пойду, — ответила она, убедившись, что нужное для того дела на месте.
Никитка улыбнулся, взял ее за руку и повел за собой прочь из рощи. Вернулись они к костру, а там Есю уже и Алёнка с Васей искали.
Недобро они на Никитку глянули. А тот только плечами пожал.
Гадали у реки. Со всей верой, что таилась в девичьих сердцах.
Есислава подошла к воде, вошла в нее одною ногой, потом другой. Подол сарафана намок и стал липнуть к коже.
Она прижала к себе венок и от всего сердца загадала, чтобы плыл он в сторону ее суженого. Еся опустила цветы на воду и чуть подтолкнула.
А на другой стороне реки уже толпились хлопцы.
— Пойдем, давай, — Алёнка потащила ее вслед за венками.
Бежали они по берегу и внимательно следили за тем, куда же судьба ведет их.
Вот уж и Захар поймал Алёнкин венок, а там и Настасьин кто-то вытащил. Василисин Иван достал. Ой, как она недовольна была.
— Даже если суженый, наперекор судьбе пойду! Не сдался мне этот Иван! — надулась Вася. — А где твой, Еся?
Есислава кивнула на венок, что плыл аккурат по центру реки. Не дотянуться было до него. А на той стороне Никитка шел. Всё ждал, когда судьбинушка-то в его сторону повернется.
Всё меньше и меньше девок на берегу оставалось. Забирали они свои венки и уходили прыгать через костер. А Есислава всё шла. Сначала быстро бежала, чтобы не пропустить тот самый момент, а потом медленно. Она уже не видела, есть ли Никита на другом берегу. Смотрела только на свой венок.
Сухие ветки захрустели под ногами. Голоса стихли. Есислава слышала только свое ровное дыхание, стрекотание кузнечиков да гуканье ночных птиц.
Пение ночи убаюкивало ее, и она шла вдоль реки, словно заколдованная. В голове мерно капала мысль: она идет к суженому…
Берег реки обрастал лесом, высокими камнями, а венок всё плыл и плыл. Качался на воде и даже не думал прибиваться к берегу.
Ветка хлестнула Есю по лицу, но она не ощутила никакой боли, только легкую досаду: чего это лес мешает ей до суженного добраться?
Она запнулась о корень и упала. На миг вдруг стало страшно. Колыбельная затихла, венок пропал из виду, и Еся будто проснулась. Осмотрелась и обнаружила себя от деревни так далеко, что даже огней не было видно.
Есислава тяжело задышала. Но, снова увидев венок, успокоилась.
Плывет…
Ночь вновь запела, а она пошла дальше. И словно корни теперь прятались под землю, стоило почуять ее поступь. Деревья прятали свои ветви. Ни одной преграды более на ее пути не было.
— Есислава! — громом зазвенел голос. Крепкая рука сжала ее запястье до боли. Есю швырнуло назад. Она врезалась во что-то подобное скале. — Есислава!
Голос пробирался сквозь стрекотание.
— Никита? — лицо молодца плыло перед глазами.
— Белены объелась?! — он встряхнул ее.
— Что? — Есислава глупо моргала. Всё вокруг потеряло личины. Она видела только темные пятна.
— Смотри, куда ты чуть не угодила! — ее словно чучело безвольное крутанули в руках. — Смотри!
Еся едва различала силуэты. Но с каждым мгновением видела всё лучше и лучше.
И чем яснее становилось перед глазами, тем настороженнее она была. Затем настороженность обратилась непониманием, а оно самым настоящим ужасом.
Еся стояла на краю темной чащи. Ещё шаг — и владения Болотника…
— Господи помилуй… — прошептала она и перекрестилась. Единый Бог добрался в их край совсем недавно. До этого веровали они в Ярило и Перуна. Но сейчас на ум пришли не старые боги, а Христос, обещавший спасение от любой бесовской напасти. Даже от той, что обитала на их болотах.
— Я звал тебя, как ошалелый! — негодовал обеспокоенный Никитка.
— Не слышала… Я ничего не слышала, — испуганно лепетала Еся.
— Немедля возвращаемся! — Никита потащил ее за руку прочь от чащи. — Сдались тебе эти гадания! Оставила бы ты этот венок! Не значит он ничего! Ну, уплыл бы он! Не я ведь уплыл!
Никита ворчал и вел ее за собой, а Есислава всё оборачивалась и оборачивалась. Венок-то ее исчез… В болота подался. Аккурат в лапы к Хозяину. Не к добру это. Ой, не к добру.
— Прости меня, Никитка! Прости, — приговаривала Еся, едва успевая переставлять ноги. — Я не специально! Не слышала я твоего голоса. Бес попутал! Я бы не пошла! Не пошла бы!
Она шмыгнула носом и расплакалась. Ступни ужасно болели, Никита на нее злился, и поделом злился! В купальскую ночь да на болота. Беду она чуть на всю деревню не накликала.
Никита остановился, повернулся к ней и притянул к себе. Он сжал Есю в крепких объятиях.
— Вот дуреха, — зашептал Никита в волосы. — Что б я делал, если бы с тобой несчастье случилось?
— На другой бы женился, — размазывая по щекам слезы, ответила Еся.
— Ишь, чего удумала! — Никитка поднял ее лицо за подбородок и принялся стирать слезы большими пальцами. — Я столько ждал тебя, от девок да матери с отцом отбивался, чтобы на другой жениться? Не бывать тому, Есислава… Не бывать.
— Ждал меня? — удивленно спросила она, в последний раз шмыгнув носом.
— Конечно, ждал. Ты же совсем юной была. Не мог я свататься к ребенку. А как расцвета, так я и пришел, — он улыбнулся.
— Это я прийти должна была. Купало же…
— Да неважно это, — он снова прижал ее к своей груди. Еся неловко положила руки на его спину. Так они и стояли обнявшись, пока Никитка снова не заговорил: — Успокоилась?
Есислава покачала головой. Он отстранился, взял ее за руки и чуть пригнулся, чтобы заглянуть в глаза.
— А очи-то вон какие красные… Как вернемся, подумают, что я тебя обижал.
— Что мне, домой воротиться надобно?
— Ещё чего! Пойдем-ка через костер прыгать. Ты только меня за руку крепко держи.
— Хорошо, — она несколько раз кивнула.
— Слово дай, — велел Никита.
— Какое слово?
— Что руку мою не отпустишь.
Есислава улыбнулась.
— Не отпущу, Никитка, не отпущу. Слово даю.