Хозяин багряных болот

Глава 9

Продолжалось так несколько дней. Есислава ворочалась, просыпалась в холодном поту, падала с кровати, а наутро мучилась страшной головной болью. Но о том, что ей снилось, не рассказывала. Казалось, что до этого никому нет дела, чего тогда плакаться?

Днем Еся помогала Казимиру. Через седмицу он даже позволил ей притронуться к стряпне. С завязанными глазами готовка, давалась непросто, но Еся старалась.

Затем в ночных муках прошла еще седмица. Владимир справлялся о ее здоровье, спрашивал всё ли в порядке, и Еся каждый раз врала, что с ней всё хорошо. А меж тем сны становились только ужасней.

Ей снилась смерть. Сама разная. Умирала она, ее родители, брат, друзья, даже Владимир в тех снах находил свой покой.

Из-за бесконечной тьмы, в которой существовала, Еся всегда находилась где-то у самой границы сна. Она пропускала слова мимо ушей, спотыкалась, начала путать предметы.

Казимир забеспокоился, но Еся снова и снова повторяла, что с ней всё хорошо, просто не выспалась, нездоровится, не заметила, задумалась. Она храбрилась, старалась делать вид, что ничего не происходит, и, казалось, домовой и болотник ей подыгрывали. Есислава очень хотела, чтобы так и оставалось. Она боялась стать в тягость. И ещё больше из-за боялась, что из-за этого Владимир утопит ее. Ведь она именно для этого тут - чтобы утонуть. Ведь так?

Еся, подметая внизу, задумалась. А для чего топить-то ее? Какой от этого прок? Не выглядел Владимир, как нечисть, которая играючи изводит людей просто забавы ради. Наоборот, он казался очень серьезным.

Еся ходила из одной комнатки в другу. Казимира было сегодня не видать, а без его разговоров спать хотелось только больше, но, с другой стороны, в тишине думалось лучше.

Владимир ничего не рассказывал. Говорил вообще мало. Они завтракали вместе, обедали. Иногда он брал ее с собой, когда шел прочь из избы в лес. Там он собирал ягоды да травы, а Еся только слушала тишину да вглядывалась в темноту.

Так зачем ему, такому спокойному, топить девок?

Еся открыла очередную дверь и стала мести новую комнату.

А ещё Владимир говорил, что не все были так покладисты… И смотреть на него нельзя… Точно ли он нечисть? Точно ли тот самый болотник, которого стоит бояться? Может, где-то бродит настоящий злой дух, а он только… Только… Только, что?

Есислава никак не могла ухватиться за эту мысль. Но она совершенно точно не хотела верить в то, Владимир мог по своей воле губить людей. Да и как такое мог позволить дедушка Казимир?

Еся мела, мела, мела, а потом вдруг голова закружилась, и она стала падать. Ударилась боком и полетела вниз. Ещё ниже.

Есислава даже толком испугаться не успела. Только над головой что-то булькнуло и воздуха не стало. Надо было барахтаться, спасаться, звать на помощь, но сил не было совсем.

Что же с ней произошло? Как так вышло?

Вокруг ее запястья сомкнулась рука, а уже через мгновение получилось вздохнуть.

— Еся! Есислава! — Владимр, — она точно по голосу узнала, — тряс ее за плечи. — Есислава! Дыши! Дыши!

И Еся послушно делала вдохи, совсем не понимая, что происходит. Может, она ещё спит? Может, это просто очередной сон?

Есислава тяжелой рукой потянулась к повязке на глазах, чувствуя жжение в груди и откашливаясь.

Если она во сне увидит его лицо, ничего ведь страшного?

— Нет! — Владимир перехватил ее руку. — Чего удумала? Сгинуть захотела? Не позволю!

— Так… — Есю одолел новый приступ кашля. — Так это не сон…

— Какой еще сон? Белены объелась, дурная девка?! — он, судя по всему, не на шутку разозлился. Но Есислава всё еще не понимала, как оказалась… А где она, собственно, оказалась? Должна была ведь мести избу…

— Что случилось?

— Что? — он, наконец, перестал ее трясти. Подул ветер и пробрал до костей. Еся обхватила себя руками. — Это я знать хочу. Жизнь не мила? Решила сама в болоте утопиться?

— Н-нет, — зубы застучали. Поволока дремоты спала, и Есислава, наконец, начала понимать, что с ней случилось. Одежа липла к телу, горло горело огнем, а во рту чувствовался вкус тины. Да она в болото упала! В болото!

— Что нет? Нет, не мила? — голос Владимира стал дальше, как будто он вскочил и отошел. А затем снова оказался близко. — Я тебе помереть не дам! Поняла? Запру тебя! Запру, слышишь? — он схватил ее за плечи и поднял на ноги. — Немедля запру.

— Не виновата я! — Есислава, испугавшись, стала вырываться.

Он так сжал руки, что стало больно. Но она ведь не виновата. Ни в чем не виновата. За что ее запирать? Она ничего не делала, только хотела быть полезной.. Так старалась. В темноте, в неизвестности, в непрекращающейся тревоге. Еся не задавала вопросов, не жаловалась. Владимир всё отнял у нее, а она всё равно хотела верить в то, что он хороший человек. Что он ЧЕЛОВЕК.

— Ничего я не делала! Пусти! Пусти! Нелюдь! Душегуб проклятый! — бессонные ночи и беспокойства взяли свое. Еся разрыдалась. Билась в его руках из последних сил, захлебываясь слезами и крича. Она то обвиняла его, то бранила, то просто истошно вопила, рыдая. — Это ты виноват! Виноват! Не я! Я жить хочу! Замуж хочу! К маменьке хочу! Я видеть хочу! А ты всё забрал! Чего еще тебе надобно? Запри меня! Запри, я есть перестану! Сгину всё равно! Пусти! Пусти! Или утопи! Утопи же! Ты же Болотник! Так топи! Нет сил больше! Я больше не могу! Сделай уже со мной что-нибудь! Нет больше сил гадать!

На мгновение хватка ослабла. Есислава смогла оттолкнуть Владимира, но и сама оступилась. Она отшагнула, потеряла равновесие, развернулась и ударилась животом о деревянную перекладину.

Из груди вырвался крик. Но не от боли. Не так и страшно стукнулась.

Есислава низко наклонилась и закричала. Как раненный зверь, как будто сама стала нечистью. Не было никаких слов. Только крик бессилия. Она кричала на это болото так, будто хотела напугать его. Пусть боится и исчезает. Пусть всё исчезнет. Пусть сгинет всё вокруг.

Владимир потянул ее на себя. Но в этот раз не хватал. Только прижал к себе. Он обнял ее так крепко, что перестало хватать воздуха. Есислава не нашла в себе сил вырваться. Она только продолжала плакать. Рыдала от всей души. Плакала за все те дни, в которые не позволяла себе. Плакала о матери, о брате, об отце. Рыдала по отнятой жизни, по ночам, в которые не могла спать, по солнечному свету, слепящему глаза, который теперь для нее стал таким же редким, как и капля воды во рту в засуху.

— Прости меня, прости… Я не хотел… Не хотел… — сквозь громкий плач до Еси добиралась его слова. Владимир запинался, как будто хотел сказать, но не мог. Словно его язык немел. Но он гладил ее по волосам, прижимая к себе, и, кажется, не злился. Даже наоборот, сожалел.

Есислава прижалась к нему. Он был таким теплым, самым безопасным и настоящим из всего, что окружало ее на болотах.

Владимир всё гладил ее по волосам, и Еся начала успокаиваться. На смену горячей истерике пришел озноб. В мокрой одежде было так холодно, что зубы начали стучать. Кажется, наступала осень, и тепло постепенно покидало края. А она и не заметила… Сколько же времени, Еся уже пробыла на болотах? Может, вовсе не пару седмиц? Может, больше?

— Холодно, — пробурчала она в грудь Владимиру.

Он даже ничего спрашивать не стал, просто подхватил ее на руки и понес в избу. Там Владимир усадил ее на лавку.

— Погоди немного, — тихо, будто боясь спугнуть, сказал он. Шаги стали отдаляться. Владимир куда-то ушел, но вернулся уже через несколько мгновений. На плечи Есе легло теплое одеяло.

От неожиданности она вздрогнула и тут же попыталась скинуть его.

— Н-не надо… Промокнет ведь.

— Ничего, Казимир просушит. Давай-ка передохнешь, а там в баньку. Ты вон вся продрогла. Зуб на зуб не попадает, — он стал растирать ей плечи. — Погоди. Я сейчас вернусь, хорошо?

И Владимир исчез. Его шаги затихли, дыхание попало. Еся снова осталась совсем одна. По коже пробежал холодок. Она сильнее закуталась в одеяло, будто оно могло ее спасти от ночных ужасов, от всего, что с ней успело произойти. Будто оно могло укрыть от темноты, в которой она тонула.

Спустя несколько мгновений по полу снова застучали шаги.

— Еся, я сейчас сниму платок. Ты только глаза не открывай, поняла?

— Что? Зачем? — Есислава отпрянула и врезалась спиной в острый угол стола. От боли она поморщилась.

— Я ничего дурного не хочу. Поменяю только платок, в мокром-то, поди, неудобно.

Есислава кивнула и сильно зажмурилась, чтобы даже ненароком не посмотреть. Владимир осторожно развязал тугой узел на затылке, убрал промокший платок и повязал сухой.

— Есислава, — его голос стал таким серьезным и строгим, что Еся невольно поежилась, как будто ожидала, что ее вот-вот станут бранить. — Как давно ты не спишь?

— Как?.. — только и смогла спросить она. Как Владимир понял? Как сумел догадаться? Она ведь так хорошо всё скрывала. И даже справлялась. До сегодняшнего дня.

— Вид у твоих глаз болезненный. Как если бы ты уже не первую седмицу спала плохо. Так как давно, Есислава? — строгость никуда не уходила. Еся почувствовала себя виноватой в том, что не могла спать хорошо.

— Через пару ночей, после того как вы меня забрали… Но я не знаю, сколько дней… Уже не понимаю… Мне… Мне так страшно, — ее губы снова против воли задрожали.

— Уже хмурень на дворе, Есислава, — мрачно произнес Владимир. — Ты больше месяца страдаешь. Что мешает тебе уснуть?

— Ничего, — Еся отрицательно покачала головой. — Дурные сны, да и только.

— А что тебе сниться? — он опустился на лавку рядом с ней, и Еся по привычке повернула голову.

— Смерть, — немного помедлив, тихо ответила она.

Владимир ничего не отвечал. Только тяжело дышал.

— Это… Это я тебя так пугаю? — натужно спросил он.

Есислава пожала плечами. Она сама толком не понимала, чего боится и отчего ей снятся такие сны.

— Вы ничего плохого не делаете. Но мне… — Еся запнулась, пытаясь подобрать слова. Но стоило только начать, как откровения потекли рекой, словно только и ждали момента, когда она откроет рот. — Я вас не боюсь. Мне кажется… Может, я боюсь незнания? Что со мной будет? Как мне жить? Чего ждать? Водите ли вы меня за нос или такой же невольный человек, как и я? И человек ли? У меня столько вопросов… А я… Ни на один у меня нет ответа. Может, это волнует меня, а оттого и сны такие… Сны, в которых все умирают…

— Прости меня, Есислава. Я зовусь твоим мужем, а уберечь тебя не смог, — с сожалением произнес Владимир.

— Но вы ведь не муж мне, — Еся грустно улыбнулась. И чего грустить? Будто бы она хотела, чтобы он прикасался к ней, будто Владимир мог стать для нее настоящей опорой, а не только тем, из-за кого она оказалась не разбери где. Но всё же… Теперь у нее был только он и дедушка Казимир. Может быть, поэтому ей грустно? Единственный источник тепла, был холодным, отстраненным и скрытным.

— О, вот, значит, как… А ты… ты бы хотела?

Есислава на мгновение даже взбодрилась от неожиданности. Вот уж чего она точно не ожидала, так это такого предложения. Еся покраснела. Щеки вдруг полыхнули так, что впору было студеной водой умываться. Нужно было что-то ответить, но любой ответ в этот момент казался неуместным и не таким. Чтобы она не сказала, всё равно не смогла бы передать своих чувств, ведь что было передавать?

— Гхм, — он неуверенно кашлянул. — Если тебя мучит незнание, что ж… Я отвечу на любой твой вопрос. Расскажу всё, что хочешь знать. Я не могу говорить обо всём, но о том, что могу, поведаю. Только не утаивай больше от меня, что тебе нездоровиться.

— Почему болото становится багряным? — ни мгновения не раздумывая, спросила Еся. Во сне она не раз тонула в багряном болоте. Есислава не была уверена, что пугало ее больше: то, что она тонет, или то, в чем она тонет.

— Что? — недоуменно обронил он.

— Вы сказали, что я могу задавать вам вопросы. Почему болото становится кровавым?