Хозяин багряных болот

Хозяйство в виде двух коров, коз и курятника пряталось на берегу. Есислава диву давалась, как это его никто не нашел? А Казимир только улыбался. Говорил, что отваживает Хозяин всех, чтобы никто не нашел его владений. Мол, нечего деревенским тут бродить. А ведь и правда, в лес никто и носа не совал. Но даже если и совал, плутал в темной чаще, покуда с голоду не помирал. Все об этом знали, а потому старались не лезть. Только Есиславу окаянную понесло в тот проклятый лес.

Казимир ладно отвечал на все вопросы. Всё про духов добрых и злых рассказывал. О некоторых Еся ничего никогда не слышала, а другие были вовсе не теми, за кого их примнимали люди. Кряхтел, правда не в меру, но так старик ведь. Однако, стоило Есе завести разговор о Владимире, как домой отмахивался. Мол, у него и спрашивай, он дух подневольный — знать не знает, что говорить, и в дела Хозяевы не лезет. Вот про дом… То да. Про избу-то он всё знал: где что лежит, и какая половица, где скрипит.

Еся и Казимир на пару подоили скотину, навели порядок, накормили всех, кого надо было, да почтили всяк нелюдь: травы развесели, молока в мисках оставили… Отобедали хлебом, сидя на пеньках у коровника.

Есислава нарадоваться не могла: и при деле и зрячая. Она жадно выхватывала образы: пятнышки на бочках у коровок, едва колыхающиеся кроны могучих деревьев, и даже расплывчатые силуэты нечисти, что так и норовила подкрасться поближе да поглазеть, но пугалась грозных взглядов Казимира и прятала носы.

Так они провозились до самых сумерек. И когда небо только начало сереть, Казимир посмотрел вдаль и нахмурился.

— Ты это… Платок повяжи. Хозяин воротился, — домовой перевел на нее смурной взгляд. Есислава принялась быстро завязывать глаза.

— Казимир, баньку затопи! — раздалось издалека. Еся обернулась на голос, но уже ничего не видела. Только догадывалась, что Владимир стоит на одном из мостиков или на крыльце. — Есислава, воротись в дом. Гостинец есть!

— Иди, внученька, — ласково произнес домовой. Еся улыбнулась его обращению.

Как ни посмотри, а приятным был этот Казимир. Добрым, заботливым, но по-старчески ворчливым. И всё ж таки веяло от него домашним теплом.

— Иду, дедушка, — ответила Есислава, улыбнувшись. Нельзя было не ответить на его ласковый тон.

Она повернулась и пошла вперед, выставив перед собой руки. Через несколько шагов Владимир взял ее за запястье и положил ладонь на сгиб своего локтя.

— Весело тебе было сегодня? — спросил он.

— Очень, — Есислава не смогла сдержать улыбки. День и впрямь выдался хорошим. Она совсем не думала о доме, семье, друзьях и Никитке. Хлопотала себе по хозяйству и не знала беды. — Но нечисть на меня страху нагнала.

— Не боись, — Владимир звучно усмехнулся. — Не пойдут они в дом. Казимир не пустит. Да и я тоже.

— Кстати, а вы мне о домовом ничего не говори, — Еся добавила в голос неприкрытого осуждения. — Я утром как порося визжала. Думала, дух испущу. Он с меня ка-а-ак потянул платок.

Она рассмеялась, а Владимир притих.

— Не серчай, — сдавленно произнес он. — Запамятовал, что ты не знаешь о нем.

— Ничего, — Есислава обернулась туда, где, как ей казалось, должен был стоять дедушка-домовой. — Он хороший. Спасибо, что разрешили выйти. И снять платок. Каждый луч солнца был мне сегодня мил.

— Быстро же ты к болотам стала привыкать.

— Это не к добру? — Владимир остановился. Скрипнула дверь.

— Тут порог. Будь осторожна, — он придержал ее за плечо, пропуская в избу. — Не знаю, к добру ли, али к худу. Но коли тебе тут не в тягость, уже есть причины для радости.

Еся притихла. В тягость ли ей? Может быть, совсем чуть-чуть. Не обижают ведь ее. Да только… Ни тебе друзей, ни родни… Одни только духи кругом да тьма.

— Мне не в тягость, — Есислава улыбнулась. Но сама поняла, что тоскливой вышла ее улыбка.

— И всё ж ты печальна, — светлая грусть не укрылась от Владимира.

— Мне есть по кому горевать, — Еся свободной рукой трогала всё, что они мельком проходили: дверной косяк, теплая печь, стол.

— Присядь-ка. — Есислава опустилась на лавку. — Если… Если ты хочешь о ком-то узнать, я могу рассказать. Вестей не передам, но чтобы тебе стало спокойнее…

Большие руки взяли ее ладошки и осторожно сжали.

Ну как он мог быть нечистым духом, сгубившим столько девок? Всё это неправильно! День ото дня верить в его вину становилось всё сложнее.

— Как маменька? — губы Есиславы задрожали. Она старалась не думать, гнать мысли прочь, но мимолетно возвращалась в тот день. На краткие мгновения, и всё-таки…

— С ней всё хорошо. Она горюет по тебе. Но ее не смеют обижать.

— А тятенька? Братик? Их тогда заперли. И жрец грозился извести… — она шмыгнула носом. Руки Владимира сильнее сжали ее ладошки.

— С ними тоже всё хорошо. Их отпустили с рассветом.

— А Никита?

Владимир молчал. Его горячие ладони вдруг исчезли.

— Не забывается тебе жених твой первый, да? — едко бросил Болотник.

Еся от неожиданности даже икнула. А это тут при чем?

— Я только о его здравии справиться хотела… — растерянно пробормотала она.

— И с ним всё хорошо… К сожалению.

— Да чего вам Никитка-то сделал?! — возмутилась Еся, вскочив с лавки. Да только не рассчитала и ударилась ногой об угол стола. — Ай-ай-ай! Больно-то как!

Она опустилась обратно и принялась тереть ушибленное место.

— Говорил же быть осторожнее, — горячие ладони очутились на ее колене. — Дай погляжу, что там у тебя.

Подол платья пополз вверх, щекоча ноги.