Сон никак не шел. Да и как тут уснешь после того, как тебя чуть не придушили, а теперь рядом спит мужчина.
Вроде и муж, а вроде и незнакомец.
Еся перевернулась набок и осторожно потянулась рукой к Владимиру. Интересно, если бы она могла видеть его лицо, стал бы он более… родным?
Дыхание Владимира было ровным, спокойным. Он забавно сопел и, кажется, совсем не чувствовал приближения ее руки.
А если посмотреть на него спящего? Глаза ведь будут закрыты. Что тогда? Еся хотела бы… Очень хотела.
К своему собственному удивлению, она обнаружила, что перестала бояться. Может быть, утонуть не самое страшное, что может с ней случится?
И всё-таки она не стала снимать платок. Но не потому, что ей не хватало решимости, а потому что она решила довериться болотнику.
Есислава коснулась щеки. Пальцы уколола жесткая борода. Она улыбнулась. Недлинной была борода. Аккуратная, барская. Еся переместила руку дальше и коснулась носа. Ровный, прямой, острый. Кончиками пальцев она дотронулась до ресниц. Густые.
Наверное, он красив.
— Не спится? — шепотом спросил Владимир. Еся ойкнула и прижала к себе руку. Под одеялом стало невыносимо жарко.
— Простите… Я просто… Просто… Хотела…
— Не трясись ты. Трогай сколько влезет, — безразлично бросил он, взял ее руку и положил себе на колючую щеку.
Еся не решалась шелохнуться. Так он не спал или…
— Я вас разбудила? — тихо спросила Еся, едва шевеля пальцами. Убирать руку было бы неловко. Но ещё более неловко трогать Владимира, пока он бодрствует.
— Ты не виновата. Я просто чутко сплю, — он зевнул. — Могу я задать вопрос?
— Задавайте, — растерянно ответила Есислава, чувствуя, как под ее пальцами дрогнула щека. Словно Владимир, услышав ее голос, улыбнулся.
— Задам два. Во-первых, неужели в деревне нынче принято с излишним почтением обращаться к супругу?
— С излишней? — Еся нахмурилась.
— Вы то, вы сё… Я уж и отвык от такого. Разве мы недостаточно знакомы, чтобы ты могла говорить со мной, как… как с другом?
— Я… не знаю. А мне можно? — она смущенно прикусила губу. У нее как-то само собой с губ срывалась вежливость.
— Ты же Хозяйка. Второй мой вопрос: почему ты всё время пытаешься потрогать мое лицо?
— Разве никто так до меня не делал? — удивилась Еся.
— Нет, — спокойно ответил Владимир.
— Я просто… Наверное, я так вижу. Вижу кончиками пальцев. И мне очень хочется разглядеть… твое лицо, — памятуя предыдущий вопрос, она особенно выделила обращение.
— И что ты видишь кончиками своих пальцев? — он понизил голос. От этого по спине побежали мурашки. Вдруг всё стало таким личным…
— Я вижу человека, — честно, но всё же с трепетом, ответила Есислава.
— Да… Стало быть, я не оправдал ожиданий. Ты надеялась нащупать у меня рога? — и тени досады не было в его голосе. Скорее уж он звучал весело.
— Нет, — Есислава улыбнулась. Ей показалось, что он шутит. — Вот уж чего я бы точно не хотела нащупать. Хватит с меня копыт вместо ног.
— Сильно испугалась?
— Да.
— Этот дух мучил тебя всё это время. Теперь ты сможешь спать спокойно, — веселье вмиг улетучилось. Владимир с сожалением добавил: — Я должен был заметить…
Еся не знала, что ответить. Она молчала некоторое время. Откуда же бралось это сожаление? Неужели Владимир винил себя за то, что с ней приключилось? Но разве всё это не по его воле? Разве не он решил искать себе невесту и жену?
— Тебе жаль меня? Или ты так добр, потому что я твоя невеста?
— Не знаю… И то и другое. Только Казимиру не говори, что невеста. Злится он по этому поводу.
— Почему злится?
— Потому что невестою тебе тут небезопасно. Тебе должно стать Хозяйкой.
Еся не дура — догадалась, что это значит. Им нужно супругами стать по-настоящему. Но думать об этом, лежа с Владимиром в одной постели, было невыносимо смущающе.
— Спокойной ночи, — бросила она и отвернулась.
— Спокойной ночи, Еся, — как пить дать Владимир усмехнулся. Она слышала.
Этой ночью Есислава спала спокойно. Никаких кошмарных снов ей не снилось. Только спокойная, безмятежная темнота, в которой не было ничего, кроме успокоения.
Проснулась Еся от назойливого луча солнца, который жег щеку. Она открыла глаза, ожидая увидеть светлую чернь, но вместо этого пред очами оказалась стена.
Есислава моргнула несколько раз, а потом подскочила, до ужаса напуганная.
Где платок? Где ее проклятущий платок?
Зажмурившись, она стала ощупывать кровать. Что, если Владимир сейчас проснется и увидит ее такой? Что еще более ужасно, что, если его увидит она?
Но на кровати ничего не было: ни платка, ни болотника.
Еся опасливо приоткрыла один глаз, затем другой. Облегченный вздох сорвался с губ. Она одна. Всё хорошо. Одна.
На тумбе у постели стоял таз с водой, а рядом с ним чистый, аккуратно сложенный, белый платок.
Есислава успокоилась и осмотрела комнату. Убранство было скромным: пара сундуков, тумбочки, на стене висело одно медное зеркало.
Еся умылась, наскоро прочесала волосы руками, кое-как сплела косу и повязала платок на глаза. Она встала с постели и уже привычно на ощупь стала пробираться к выходу. Нашла ступени и спустилась вниз.
Голова была на удивление ясной. Каждый шорох звучал четче, каждый аромат забирался в нос и отдавал образами в воображении. Всё было таким… живым. Стоило только выспаться и мир будто бы переменился. Будто бы она сама в нем изменилась.
— Хорошо хозяйке спалось сегодня? — веселый голос Казимира послышался вдали.
— Хорошо! — выкрикнула Еся, идя на вкусный запах стряпни.
— То-то ты до обеда спала, — сегодня домовой был необычайно весел. — Садись скорее, отобедай.
— А Владимир где, дедушка? — Еся прошла на кухню и села за стол.
— Нечисть гонять ушел. Чтоб Хозяйку больше не пугали. Ты этим голову не забивай. Лучше на-ка вот. Курочки отведай.
Посуда шаркнула по столу. Еся нащупала куриную ножку в тарелке и тут же принялась за нее. В животе было так пусто, будто она с самого первого дня в избе болотника ничего не ела.
— Ты смотри… Как есть-то стала! Ай, чудеса! Что сон с людьми-то делает! — восторгался ее аппетитом Казимир. А Еся ела и наесться не могла.
Выходит, эта гадкая нечисть, не дававшая спать как следует, отняла у нее едва ли не месяц! Это ж надо… Она целый месяц была ни жива ни мертва. Ни есть нормально не могла, ни спать. А ведь столько дел могла бы переделать.
Еся жевала и злилась.
А что, если это не последний дух, который решит вцепиться в горло Хозяевой невесте? И это что, у нее снова отнимут драгоценное время? Время, когда она может быть счастлива? Может радоваться тому, что у нее все еще не отнята жизнь? Что она может дышать, видеть солнце, со скотом возиться вместе с дедушкой? Время, которое она может провести с Владимиром?
Есислава с каждым укусом набиралась всё большей решимости. Ну уж нет. Она не отдаст им себя.
— Дедушка, — Еся отодвинула пустую тарелку. — А я могу сама им всем отпор дать?
— Можешь. Хозяйка ведь. А что?
— Научи, а? — она заговорщицки подалась вперед. — Ну, как заставить их слушаться. Хозяйкой хочу быть. Чтоб никто меня не обижал больше.
— А защиты Владимира мало тебе? — почти недовольно заворчал Казимир.
— Владимир, то Владимир. А я хочу, чтобы меня боялись. Как думаешь, могу я? Ну, напугать их?
Казимир молчал, и Еся забеспокоилась. Глупость, что ли, какую сказала? Так нет вроде… И Владимир говорил, что чуют они будто она не настоящая. И сам Казимир-то про Хозяйку не раз зарекался. Вот она и подумала, а что, если может? Начнет учиться, а когда случится меж ними то самое, станет Еся самой настоящей Хозяйкой багряных болот.
— А ты не струсишь? — заговорщицки прошептал Казимир, будто боялся, что их услышат.
— Не струшу, дедушка, — в тон ему ответила Еся. — Я жить хочу. И если жить тут это значит быть им Хозяйкой — я буду. Научи только.
— Сними повязку, Хозяйка, — уверенно повелел Казимир. И Еся, ни секунды не раздумывая, сняла. — Не задрожала… Эво, молодец какая. Нечисть страх за версту чует.
— Я тебе, дедушка, верю, — она решительно посмотрела на домового. Тот сегодня казался ей каким-то сияющим.
Казимир широко улыбнулся.
— Ну ежели трапезничать закончила, давай прибираться и пойдем учиться, — он встал из-за стола, прихватив с собой ее плошку, полную костей.
— А чему сегодня будем учиться? — воодущевленная, Еся подскочила.
— Перед тем как управляться своими владениями, надобно с ними как следует познакомиться. Посмотреть на всех, кто тебе в услужение дан, смекаешь? — Еся отрицательно кивнула. Ничего она не поняла. Слова поняла, а что они значат — нет. Казимир вздохнул и пояснил: — Знакомиться будешь с духами. Не издалека глядеть и знакомиться, в глаза в глаза. Люди ж они чего, бояться того, что не ведают.
— Я всё выучу, всех запомню. Не отступлю! — решительно заявила Еся, улыбаясь.
Она точно решила — будет Хозяйкой. Женой будет хорошей. И жизнь свою проживет. Жить будет. Будет жить.
Пусть так и не увидит лица Владимира, пусть придется носить платок. Ну и что с того? Это всё не так важно. У нее получится. И ни один дух более не посмеет в избу ее входить без спросу, да душить ночами. Никто больше водить ее за нос не будет. Никому она не позволит использовать милые сердцу образы семьи и друзей, чтобы сгубить ее. Никто больше не посмеет заставить ее делать то, что она не хочет. И другой нечисти не продадут ее.
Не бывать этому.
Еся на мгновение сама удивилась мыслям, родившимся в ее голове. Неужто так сильно ее обидело предательство деревенских? Но долго гонять думы в голове не вышло. Казимир повел ее темный безжизненный лес.
У кромки домовой остановился, втянул носом воздух и браво зашагал вперед. Еся едва за ним поспевала.
Шел Казимир молча. И в этом молчании было что-то такое сокровенное, таинственное, что Есислава не решилась ничего спрашивать. Она была уверена: придет час и домовой молвит чего-нибудь.
Лес всё так же пугал. Пугал мертвой тишиной, своим нечистым беззвучием. Но Еся смотрела в оба. Она хотела увидеть хотя бы одного духа.
А Казимир меж тем улыбался и то и дело кивал. Словно он встречал кого-то, кто был глазам Есиславы недоступен.
— А ты чего ни с кем не здороваешься? — вдруг обернулся к ней Казимир.
Еся растерялась. Она бы с удовольствием поздоровалась, если бы они кого-то встретили.
— А… — протянул он хитро, но добро улыбаясь. — Не видишь их, да?
Еся отрицательно покачала головой.
— Так ты не глазами, сердцем смотри. Они кому попало не явятся.
— А кикиморы как же? А мавка? А те, которых я уже видела в первый дни тут?
— Они хотели посмотреть. И посмотрели. А теперь ты хочешь смотреть. Прячутся от тебя. Тогда ты их еще за врагов не держала, Хозяйка. А сейчас они чуют. Ты свой гнев угомони. И сердцем гляди. Сердцем. Не все они злые. Но очами того не видать. Вот как обоздаешь чернь в душе, так и разглядишь.
Еся непонимающе моргала. Конечно, она гневалась. Они ведь ее убить пытались! Как можно было такое чувство взять и угомонить? Чего это Казимир такое говорил? Простить ей теперь то чудище болотное, которое ее душило и мучило? Не бывать этому!
Еся зыдышала тяжело, почти сверепо. Гнев подобно яду травил всё хорошее, что было когда-то в ее сердце.
Она опустила глаза, не в силах глядеть Казимиру в глаза. Дедушка ведь тоже дух… Только вот он зла ей не делал.
У ног Казимира что-то зашуршало. Еся прищурилась и увидела серую спинку. А там и острый нос показался. Рядом с лаптями домового шуршал самый настоящий ёжик.
— Видишь их? — тихо спросил Казимир. — Это лесавки. Духи леса. Они только-только проснулись. Шуршат себе в листве, играют. Зла никому не делают. На них ты тоже гневаешься?
Еся покачала головой, глядя, как из-под листвы, веточек и иголок показываются острые носы. Ёжики мелькали между желтеющими травинками, наполняя мёртвый лес звуками и жизнью.
Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы… Они были совсем безвредными, но в порывы злости Еся и им готова была желать погибели.