Ежики шуршали под ногами, резвились в листве, ныряли под корни деревьев. Лес всё больше наполнялся звуками: запели птицы, ветер заиграл в кронах, захрустели ветки.
Есислава озиралась и не могла поверить, что в темной чаще бурлила жизнь. В лесу будто стало светлее. Словно деревья расступились, пропуская солнечные лучи, чтобы в них Еся смогла разглядеть красоту.
— То чудище напугало тебя. Но не всех духов нужно гонять. Коли ты решила быть их Хозяйкой, то знать должна, что гнев — плохой помощник. А ежели он ещё и заставляет тебя, невинных наказывать, то быть беде, — Казимир поднял на руки одного из ежиков и поднес к Есе. Дух без остановок кружил на ладонях домового. Но пусть он и не сидел на месте, разглядеть его можно было всласть. Не было у ежа иголок. У серенького тельца были коротки розоватые пальчики и острый черный нос. А глаза были ярко блистели, как два изумруда.
Еся не решилась прикоснуться к лесавке: вдруг он развеется, как туман.
Казимир отпустил духа. Тот обернулся на домового, дернул носиком, принюхиваясь, сощурился и запрыгнул под корень дерева.
— Пойдем-ка дальше.
Есислава кивнула и пошла за дедушкой. Теперь-то она глядела в оба. Глядела сердцем. Искала встречи с обитателями темного страшного леса. Она страстно желала увидеть ещё. Познакомиться с тем, о чем доселе слышала только в былинах.
Казимир уверенно шел вперед. Тут завернул, там с тропы сошел. И вот они уже стояли перед поваленным деревом, заросшим кустами да мхом.
Дерево тяжело заскрипело. Кора стала трещать, и показались пальцы. Еся от неожиданности даже испуганно икнула.
— Это вот Кустица.
Кора всё трещала. Поваленное дерево обрело очертания женского тела. Ветки-волосы колыхались, каждое движение сопровождалось скрипом. Женщина-дерево потянулась и открыла глаза. В двух маленьких дырочках зияла пустота.
— Ка..зи..мир… — тяжело проскрипела нечисть. — Ра…збу… дил…
— Не гневайся, — домовой запел соловьем. Таким сладким стал его голос, что его можно было в чай вместо меда добавлять. — Я вот к тебе Хозяйку привел. Знакомиться. Жена она нашего Владимира.
Кустица повернула голову в сторону Еси. Медленно моргнула. С ее век посыпалась труха. Она внимательно смотрела на Есиславу своими пустыми глазами.
— Не.. же.. на.. — заключила Кустица. — За… но…с во..ди..шь…
Порыв ветра пробрал до костей.
Неужели нечисть и правда чувствует? Чувствет, что не было первой ночи, что не стала Есислава Хозяйкою болот.
— Да как посмел бы я, — расстелился Казимир. — Живет у нас в избе вот уж несколько месяцев. Хозяйкой будет. Ты гляди девка-то какая хорошая!
— Во...т ка…к ста…нет… при…хо…ди, — Кустица принялась укладываться на место. — По…кло…ню…ся…
Женщина-дерево заскрипела, захрустела, подложила себе под голову руку и закрыла глаза. Изгибы тела покрылись корой, и Кустица снова стала похожа на поваленное дерево.
Казимир вздохнул.
— Вот строптивая нечисть! — ругнулся домовой. Кустица приоткрыла один глаз. Тонкая ветка неестественно отогнулась и хлестнула Казимира по ногам. — Ай! Да чтоб медведи об тебя когти точили!
Еся не сдержалась и прыснула в кулак. Домовой бросил на нее возмущенный взгляд, и она поджала губы, покачав головой, мол, не смеялась вовсе. Показалось ему. Мало ли чего тут в лесу бывает.
— Вредные бабы эти Кустицы.
— А кто они? Никогда не слышала про них былин… — Казимир пошел вперед, и Еся поспешила его нагнать.
— Куститы — хозяйки кустов. Берегут они их, чтобы люди не рубили почем зря, чтобы холод не сгубил, чтобы зной не засушил. Много их у нас в лесу. Пойдем-ка…
Весь день водил ее Казимир по лесу. Чего только Еся не видала. И даже к мавкам сводил ее домовой. В свете дня они уже не казались такими страшными. Еся даже пожалела существ. Сердце сжалось при виде их. Казимира это очень порадовало. И он поведал, что та, что напугала ее ночью, была когда-то человеком. Младенцем. И погибла. Мать задушила ее во сне. Уснула во время кормления. Узнав это, Еся вовсе бояться перестала.
А что, если за многими духами стоит такая история? Что, если они не просто так пугают людей? Что, если им просто больно и одиноко, например?
Нет, безусловно, та нечисть, что душила ее, никакого добра не заслуживала. Но лесавки…
В избу Еся вернулась смурная. Она всё раздумывала о том, что увидела и узнала. Духи ей теперь почти не опасны. Не страшнее лесных зверят, как оказалось… Но это ведь потому, что она сама теперь не совсем человек. Так как же ей относиться к ним? Как ей относиться к самой себе?
Нечистые топят людей, заставляют плутать по лесу, душат, скот изводят… Но она просто не могла ненавидеть их всех без исключений.
Может, Еся сама становится нечистью? Если это так, то стоит ли лелеять надежду вернуться к родным? К чему хвататься за то, что никогда уже не вернуть? Не лучше ли вместо этого отдать все силы на то, чтобы прижиться на болотах? А может не просто прижаться, а стать их Хозяйкой?
— Платок надень. Владимир возвращается, — Казимир положил рядом с ужинавшей Есей расшитую красными нитями ткань.
Она кивнула и принялась завязывать глаза. Через несколько мгновений входная дверь со скрипом отворилась.
— Как это ты всегда знаешь, когда Владимир должен появиться? — взявшись за ложку, спросила Еся.
— Чую его. Могущество его чую. Так и знаю, — спокойно ответил домовой.
— Какие дела у вас были сегодня? — громкий голос Владимира раздался за спиной, и Еся обернулась.
— В лесу с нежитью знакомились. Кустицы Хозяйку не жалуют.
— Почему это? — по стуку посуды, Еся поняла, что Владимир сел напротив.
— А вы как будто не знаете. Не мне вас учить, отчего жену женою не признают, — усмехнулся Казимир. Болотник ему отвечать не стал. Вместо этого обратился к Есе.
— Как сегодня себя чувствуешь? — сухо спросил он.
— Всё в порядке, — Есислава улыбнулась. Она привыкла к тому, что Владимир не был так уж эмоционален. — А как прошел твой день?
— Как и тысячи дней до этого, — после недолгой паузы, во время которой, очевидно, ел, ответил Владимир.
Разговор как-то не шел. Тогда Есислава отложила ложку, для храбрости набрала в грудь побольше воздуха и уверенно заявила:
— Я хочу брачную ночь. — Владимир закашлялся, и Еся тотчас подскочила с места. — Ой, как же так? Может, воды? Давай по спине постучу…
— Сиди! — болотник дотронулся до ее руки, и она опустилась на лавку. Владимир откашлялся и с неподдельным удивлением спросил: — С чего вдруг такие заявления?
— Я здесь ни своя, ни чужая. Никакая. Не Хозяйка, но и не в услужении, не жена и не свободная, не человек и не… Не знаю… Не нечисть? Я не хочу так. И раз мне не вернуться обратно, значит… — она пожала плечами.
Хотелось верить, что брачная ночь избавит от невзгод. Но Еся догадывалась, что это станет только началом. Чтобы без страха жить на болотах, придется ещё отвоевать свое место.
— Это Казимир тебя надоумил? — помедлив, строго спросил Владимир. Но ответа дожидаться не стал. Тут же принялся причитать: — Я этому старику бороду ощипаю. Не его это дело! Кто ж его просит совать свой длинный нос в чужие дела?
— Дедушка не виноват, — заявила Еся и сама своему тону подивилась. Это ж где она столько смелости набралась, чтобы с Хозяином болот так говорить?
Есислава вспомнила, как тряслась перед ним в первый день, и мысленно улыбнулась. Тогда он внушал ужас, а сейчас… Самое опасное во Владимире — его ворчания. Как начинает, так и не останавливается. Пока его слушаешь, можно и жизнь прозевать.
— Я так решила. Платка я не сниму. Быть нам мужем и женой долгие года. А старой ненужной девой помирать я не желаю. Хочу замуж по-настоящему. Как все. И нечисть отважу. Так важно, чтобы я была Хозяйкой? Значит, буду.
— Что, за болотника замуж пойдешь? — хмыкнул Владимир.
— Да, — задрав нос и скрестив руки на груди, решительно бросила Есислава. — Или, быть может, я тебе не по душе? Лицом не вышла?
Он тихо хохотнул.
— Нет, красивая ты девка, Еся. Очень красивая. И отважная, как сотня воинов.
— Тото же, — поддакнула она.
Повисла тишина. Владимир ничего более не говорил. Только было слышно, как ложка стучит, иногда задевая края посуды. Болотник доел и сказал:
— Спать иди, поздно.
— А ты?
— Я в баньке попарюсь и тоже на боковую.
— А ночь как же?
— Спать иди. Утро вечера мудренее, глядишь, передумаешь ещё.
— Не передумаю! — возмутилась Еся.
— Спать иди. Не то утоплю.
— Не утопишь, — совсем осмелела она.
— Ишь какая храбрая… Так и не скажешь, что визжала, как свинья на убиении, когда сюда попала.
— Так, то когда было-то! — не растерялась Еся, хотя сердце на мгновение екнуло. А вдруг и правда утопит? Да нет же. Хотел — сгубил бы в первый день.
— Я в баню, — Владимир звонко положил ложку на стол, давая понять, что разговор окончен.
Еся недовольно насупилась.
Владимир ушел. Вот так взял и сбежал от разговора! Негодяй! Но не насильничать над ним же. Да и как тут снасильничаешь, коли ни зги не видно из-за проклятущего платка.
Есислава встала из-за стола и поплелась в комнаты. Спать. Она поднялась по лестнице и замерла. Ей в свою комнату идти али нет? Раздумывала она недолго.
Не верит ей Владимир. Думает, она с горяча решила с ним быть. А вот и нет!
Еся повернулась и пошла к комнате Владимира. Вошла в нее и по-хозяйски двинулась к кровати. Откинула одеяло и забралась на постель.
Пусть хоть чего делает, она тут останется. До старости с ним спать будет!
Есе было так обидно, что сна ни в одном глазу.
Она набралась смелости, мысленно попрощалась со всем, приняла свою долю и… И Владимир вот так с ней! Взял да и оттолкнул.
Еся вертелась до тех пор, пока не услышала скрип.
Владимир вошел в комнату. Дверь хлопнула, и тишина. Он замер у двери. Стоял там несколько мгновения, потом вздохнул, прошел к кровати и лег.
— Не отступишься? — спросил он, раскусив, что Есислава не спала.
— Нет, — тихо, но твердо, ответила она.
Одеяла зашуршали. Теплые пальцы коснулись ладони Еси. Она вздрогнула от неожиданности и затаила дыхание. Неужели сейчас? Он всё-таки сдался?
Владимир переплел их пальцы и… Больше ничего не сделал. А у Есиславы сердце выпрыгивало из груди.
— Спи, — велел он.
— Ч-что? — запнулась Еся на выдохе.
— Спи, говорю, — сонно повторил болотник и зевнул.
— Но…
— Спи, — настоял Владимир.
Еся насупилась и попыталась вырвать свою руку. Но болотник сжал ладонь крепче.