Ходок

Глава 4

Трофейные верховые кони почти все оказались меринами, было лишь девять молодых и норовистых жеребцов. Их конституция выглядела более интересной, чем у обычных лохматых "степняков", между тем, до наших иберийских строевых сильно не дотягивали, но при этом зарекомендовали себя вполне крепкими и боевыми. К новым хозяевам некоторые из них выражали далеко не дружелюбный норов, но мои парни прошли школу верховой езды, так что сладили. Издали кони походили на кабардинцев-адыгэш, но находясь рядом, становилось понятно, что для прекрасной горской породы, которую я помню из прошлой жизни, они несколько мелковаты.

Мы никуда не спешили. Утром спокойно проснулись, плотно позавтракали, взяли дорожный паёк: по две лепёшки, по две сушёных ставриды и разбавленное вино. А выданные каждому бойцу из ранее заложенных лесами ящиков латунная литровая фляга, миска, ложка и чашка, вызвали настоящий фурор. Там же оказались наборы лески и рыбацких крючков, несколько штук из которых я вложил в свой походный набор. Кстати, спиннинги, о которых совершенно забыл, оказались целы и невредимы.

На всех лошадей надели усовершенствованную сбрую и переделанные сёдла со стременами. Лично себе, имея сравнительно крупное телосложение, да и вес доспеха того требовал, кроме боевого коня взял и дорожного. Сейчас моя кавалерия, находясь при полном вооружении, с пиками в том числе, являлась настоящим боевым подразделением, способным поспорить с любой современной конницей удвоенной силы.

Между тем, едущие рядом двадцать морских пехотинцев выглядели бедными родственниками, да и сидели верхом, как на корове. Я бы их не брал, кавалерия бы и сама справилась, тем более, что самое боевое крыло кочевья полегло. Проблема в другом, нас слишком мало, чтобы съесть весь пирог.

Кочевье изначально отправило в поход сотню воинов, среди которых половина - молодёжь. Таким образом, сейчас в племени должно остаться не более пяти сотен человек: около полусотни подростков с боевыми навыками, около полусотни стариков, оружие и доспехи которых, по сравнению с нашим, ничтожно. Остальные - женщины и дети.

Когда мы заканчивали завтракать, караульный с дромона заметил приближающуюся лодку, в которой сидел рулевой и усердно пыхтело четверо гребцов. Мне не был нужен даже бинокль, я и так почувствовал, что в гости пожаловал старый вождь готов, почему-то на два дня раньше ожидаемого срока. И действительно, вскоре на берег ступил седой воин в "волчьем" шлеме и вооружённый подаренным мною мечом.

- Желаю здравия, герцог Александр, - с достоинством поклонился он.

- И тебе желаю здравия, вождь Вульфилий. Что привело тебя к нам столь рано? - спросил у него, тогда как ответ уже знал.

- Возьми меня с собой, и людей моих. Не можем высидеть дома, а вдруг кто из наших ещё жив?!

- Не возражаю, но выдержишь ли ты целый день верхом?

- К седлу мы не так привычны, как кочевники, но лошади у нас есть и верхом умеет ездить каждый мальчишка. Не переживай за нас, герцог, выдержим и не подведём.

Нужно отметить, что держались готы в седле неплохо, ненамного хуже моих всадников, но гораздо лучше пехотинцев. Четверо молодых прибыли к нам, фактически без доспехов, но мы их снарядили неплохо, подобрав хорошие кожаные кирасы и шлемы. Все парни были при ножах, с луками и короткими копьями. Очень радовались, увидев "безнадёжных" односельчан живыми и выздоравливающими, а старый вождь этому, как мне показалось, даже не удивился.

Неспешное путешествие до брода заняло пять часов. Если мерить расстояние по берегу реки, то мы действительно, прошли километров тридцать. Можно было пойти напрямую и сократить расстояние километров на пять, я по памяти представлял эту водную петлю, но по полям бродило множество зверья, направление и темп перемещения которого очень значимы для стороннего наблюдателя. Если бы мы поторопились, то могли выйти к кочевью и его атаковать ещё в светлое время суток, но решили отложить до завтра; провести после боя ночь на вражеской территории не хотелось категорически.

В целях соблюдения маскировки, охотиться по пути запретил, несмотря на большой соблазн и доступность дичи. Но воины грызть сухую ставриду всё равно не стали, а вытащили из мешка сеть, завели её рядом с камышом и вытащили на берег. Осетров на сей раз не было, место оказалось карасёвым; за один заход вытащили трёх полуметровых сазанов и два мешка крупных карасей, грамм по шестьсот, один в один.

До озера, на котором развернулась стоянка кочевников, было километров двадцать. Говорю не точно потому, как по карте из той жизни я помню в том месте месторасположение двух небольших озёр, здесь же один из сопровождающих нас молодых готов-разведчиков утверждает об одном большом. И всё же, несмотря на то, что враг далеко, минут тридцать внимательно осматривал в бинокль окрестности, наблюдая за поведением птиц и зверей. Не заметив и не почувствовав ничего странного и враждебного, наконец разрешил посреди кустарника выкопать две ямки и развести не дымные костры. Парни тут же набрали в котлы воду прямо из реки и подвесили над огнём; будет горячая пища.

Каждый из воинов занимался какими-то делами, мы же с Вульфилием, офицерами и другими любопытными отправились по идущей от реки булыжной мостовой, осмотреть развалины некогда сожжённого гуннами города. И правда, холм был выше и обширнее, а город много больше, чем в устье. Ранее проживавшие здесь эллины выбрали хорошее место, но не смогли удержать. Надеюсь, что мой город-крепость, построенный здесь же, будет ожидать более счастливая судьба.

На ужин съели четыре котла ухи, ещё два сварили на утро, расставили караулы и легли спать. Ночь прошла спокойно и, лишь только посерело, то я оторвал голову от лежащего на земле седла и осмотрелся. Старый вождь, видно, спал мало. По крайней мере, сейчас тихо сидел и устало смотрел в никуда. Я его понимаю, он переживал и надеялся, что кого-нибудь из родичей застанет в живых.

На завтрак потребили по полкотелка горячей ухи, оседлали пригнанных лошадей и когда солнце лишь показалось над горизонтом, перешли довольно глубокий брод. Лошади не плыли, но до средины груди им вода доставала. Река в этом месте имела ширину метров двести, а судя по сгнивших столбах по обеим берегам, здесь некогда ходил паром. Вероятно, какие-то поселения ранее существовали и на правом берегу реки, заросшему могучим лесом не менее, чем левый.

Мы прошли километров пятнадцать, как вдруг моя дорожная лошадь всхрапнула, вытянула морду вперёд и стала самостоятельно прибавлять ходу. Резвее стали перебирать ногами и другие лошади, в том числе и шедший в поводу боевой конь. Вероятно, почувствовали близкое присутствие родного табуна. Я их не сдерживал, наоборот, дал посыл к переходу на рысь.

Появление, на расположенном километрах в двух от нас холме трёх всадников, неожиданностью не стало. И, что самое интересное, эта троица сорвалась с места и, размахивая руками, радостно поскакала к нам на встречу. Но, метрах в трёхстах, они осадили лошадей, развернулись и во весь опор поскакали обратно.

От Тимона и скачущих рядом воинов, я почувствовал азартный порыв на преследование, но парни были приучены к дисциплине, поэтому, никто и не дёрнулся. Вымахнув на холм, мы прямо перед глазами увидели тысячный табун пасущихся лошадей. В паре километров от нас расположился стан кочевников с одним огромным островерхим шатром и сотней крытых кибиток-арб, к которому спешили трое всадников, а ещё дальше за ним по степи бродило стадо тягловых волов, коров и несколько поистине огромных отар овец.

- А вон и наши баркасы! - воскликнул Вульфилий и указал рукой в сторону обширного озера, где на вычищенном от растительности берегу лежали семь больших гребных лодок.

- Будем надеяться, что кто-то остался в живых, - кивнул ему, поднял руку вверх и крикнул, осаживая и останавливая ход колонны, - Строиться клином!

Команда, отработанная на тренировках сотни раз, была выполнена парнями слаженно и, фактически, на ходу.

- Вы не атакуете! - повернул голову и встретился с Актеоном глазами, при этом подтянул повод своего нынешнего боевого коня, отвязался и перепрыгнул в седло "Вестерн", - Ваша задача выйти на левый фланг и не дать никому уйти!

- Сделаем, коммодоре! - радостно воскликнул он.

- Помните, что я вам говорил! Убивайте всех, кто держит в руках оружие, не оставляйте за спиной живых врагов. Каждый из вас для меня дороже сотни рабов! До конца боя по кибиткам не шастать, баб хватит всем! И девственниц потом не трогать, это дорогой товар, - услышав нервные и азартные смешки молодёжи, потряс пикой, затем древко взял подмышку, - Пики готовь! Вперёд, марш!

Сильный гнедой жеребец, которого впервые оседлал пару дней назад, приручался сложно, но я его норов укротил. Сейчас он шёл спокойно, послушно реагируя на все движения и команды. Проход в расступившемся табуне, сделанный пастухами, сейчас улепётывающими в направлении кочевья, нам очень даже пригодился. Впрочем, пасущиеся лошади сами разбегались в стороны, лишь почувствовав дрожание земли от направленной поступи множества копыт.

Ориентиром атаки были спины скачущих пастухов и крупы их лошадей. Выскочив на открытый простор, я отчётливо увидел сотни людей, вдруг забегавших по стану. Женщины, старые и молодые, хватали детей и тащили в шатры, а мужчины забегали следом, но тут же возвращались обратно, с копьём или луком в руках. Выставив левую руку в сторону, я оглянулся и увидел, что Актеон мою команду понял правильно и стал выводить, скакавших в арьергарде арбалетчиков, на левый фланг. Между тем, мои воины скакали с приподнятыми на сорок пять градусов пиками, но с опушенными головами, прикрывая тело щитом, а лицо козырьком шлема. Некогда на тренировках они неоднократно обстреливали друг друга тупыми стрелами; сразу видно, наука даром не прошла.

Боялся ли я этого боя? Нет. И не потому, что на душе отсутствовали любые неприятные ощущения, которым стал доверять, а потому, что логика событий обещала моему небольшому, но для современности чрезвычайно сильному отряду победу над всеми, кого здесь встретим. Ключевым моментом сложившейся ситуации являлось то, что самое боевое крыло кочевников мы разгромили. При этом, половина из них были зрелыми воинами, а половина - молодёжь, такая же, как и у меня. Из тех, кто умеет держать оружие, в племени могло остаться не более сотни стариков и подростков, а остальные - полсотни старух, пару сотен женщин репродуктивного возраста и до четырёх сотен детей. Таким образом, здесь нет силы, которая может нас остановить.

Арбы стояли кое-как и периметр плотно ограждён не был, видимо, нападения врагов никто не ожидал. Собраться и сгруппироваться в единый очаг сопротивления защитники не успевали, поэтому клином ломить было некого, зато мы становились прекрасной, кучной мишенью. За полкилометра до ближайшей кибитки решил исправить положение и, придерживая подмышкой копьё, развёл руки в стороны и закричал:

- Расходимся! Расходимся в лаву!

Главной ударной силой клина были трое: я, на острие атаки, а следом, справа и слева, Тимон и Арес. На команду они отреагировали моментально: разошлись в стороны, разорвали клин и развернули веер атакующих в цепь по фронту.

Нормальный конь скачет галопом со скоростью шестьдесят километров в час. Наши кони шли гораздо медленней, километров сорок пять, то есть, до первого боевого столкновения осталось скакать не более сорока секунд. Сквозь перфорированный щиток шлема окинул взглядом территорию стана и царившую в нём суматоху, отметив беспорядочные группки воинов, приготовившихся защищать свои жилища. Определив первую цель - рядом с большим шатром крепкого старика в расшитом, ярком халате с поднятым вверх луком, я направил наконечник пики прямо ему в грудь.

Точно стреляют степняки, ни одного попадания в лошадей, подумал я, получив звонкий и сильный удар в кирасу. Лично я щит не использовал, между тем, за крайние двести метров, которые мы прошли за пятнадцать секунд, щиты соседей поймали по две стрелы, мой шлем принял одну стрелу, а кираса две. Вторая, летела почти в упор: от удара меня едва не подкинуло. Но в это мгновение моя правая рука вздрогнула от удара пики о тело вражеского лучника и прошила его насквозь, затем воткнулась в стоявшую за спиной старуху с запасным тулом в руках. Выдёргивать пику не было возможности, я её просто выпустил из рук и выхватил индийский палаш. От привычного кирасирского он отличался более широким клинком и небольшой изогнутостью, для удобства рубки.

Наши кони шли галопом около двух километров, фактически критическую дистанцию, при этом тащили на себе одоспешенных воинов. Мой, например, нёс на спине более ста десяти килограмм, если учесть броню и оружие. Сейчас он брызгал пеной и хрипел, потихоньку сбавляя темп и переходя на рысь.

Прямо передо мной возникли два воина: ближний слева с копьём и более дальний с римской спатой в руках. Благодаря наличию стремян, от жала копья легко уклонился, пропустил его под левую руку и перенеся центр тяжести тела на сторону противника, с оттяжкой рубанул его палашом, раскроив наискосок от ключицы до позвоночника. Застрявший клинок пришлось прямо вырвать из кости и немедленно ставить блок удару мечника. Раздался тягучий звон дамасской стали и, не мудрствуя, просто перенаправил острие палаша в горло противника. Он, фактически, сам на него налетел, обильно обрызгав меня и коня фонтаном крови. Краем глаза заметил, как лучник направил на меня стрелу и стал тянуть тетиву, но в это время ему на голову обрушился палаш Тимона.

Проскакав весь стан до крайней кибитки, дал шенкеля и развернул коня обратно. Мельтешения врагов больше не наблюдалось, везде доминировали мои воины и рубить больше было некого. Мой конь излишне нервничал и выглядел уставшим. Отметив краем сознания, что для тяжёлой конницы эта порода не годится, вдруг подумал, что вид чужой крови меня особо не волнует. Нравиться вступать в прямой боевой контакт, нравиться воевать. И нет, не садистские наклонности проснулись, видимо, я раньше жил не в своей эпохе.

Неожиданно из-за ближней арбы выскочил мальчишка, лет двенадцати-тринадцати, и попытался ткнуть в меня копьём, и лишь по какому-то наитию я его не рубанул. Клинок уже нёсся остриём вниз, но в последний момент повернул рукоять на девяносто градусов и треснул узкоглазого пацана плашмя по голове, отключив напрочь. Оглядевшись вокруг, я заметил, что две лошади бегают без всадников.

- Что с парнями? - спросил у спешившего ко мне Ареса.

- У меня трое ранены, - ответил он, - У одного разрублена нога, второму копьём засадили подмышку, а третьему стрелой пробили щеку насквозь.

- Что у нас? - повернулся к подскакавшему Дайодоросу, старшему аларису* моей личной декурии, который ею, в принципе, и командовал.

*Всадник тяжёлой конницы.

- Коммодоре, у нас все целы, - ответил забрызганный кровью парень, - Но у пехотинцев убит Николаос и четверо ранены. И ещё один гот убит.

- Стан взять в кольцо и по наружному периметру выгулять лошадей, не дать им запалиться, - сказал ему, горяча своего коня и заставляя пританцовывать на месте, - И контролируй вокруг обстановку; одному воину смотреть внутрь поселения, а второму наружу. Ты старший, понятно?

- Понятно, коммодоре! - бодро ответил Дайодорос.

- И свяжи вон того, молодого, - указал на торчащие из-за полога шатра ноги.

Парень вытащил из сумки ремень, благое дело, нам их от кочевников в виде трофеев досталось шесть мешков, и быстро связал моего бесчувственного малолетнего противника.

- Нормально, - кивнул ему, - А сейчас, декурионов и раненных ко мне.

Через пару минут весь периметр стана был взят под контроль, офицеры доложили о ещё трёх раненных, а Актеон рассказывал о бое на левом фланге:

- В нашу сторону бежали только бабы и дети, а как нас увидели, то стали прятаться в первых попавшихся кибитках, надеясь, что под тентом мы их не увидим. А потом нам ударили в спину прискакавшие из степи лучники, их было два десятка и ещё три. Наверное, пастухи. Мне стрела попала в плечо, а нашему Николаосу - под шлем. Стреляли с дальней дистанции, но попадание в затылок получилось точным, - Актеон развёл руками, - Хорошо, что пацаны не растерялись, развернулись и встретили варваров, как положено. Выбили всех, а у нас благодаря отличным доспехам только двое ранены.

- Сколько всего убитых кочевников?

- Сто и два воина, и одна баба, - мгновенно ответил Арес.

- Мне всё понятно, разбор боя сделаем потом, - сказал я и оглянулся, - Что-то не вижу Вульфилия?

- А он нашёл своих, сидели в яме для пленных. Сейчас их вытаскивают наверх, - Арес кивнул в сторону окраины стана, - Там ещё четыре десятка молодых, но безоружных варваров. Прямо на земле сидят, и в бой встревать даже не пытались. С ними какой-то дядька и девка. Красивая девка.

- Это интересно, - ответил ему, слушая всё более громкую какофонию завываний, раздающихся из шатров, - Займитесь сортировкой пленных и сбором хабара. Мы должны ночевать за бродом на старом месте. Арес, ты старший! А для меня сейчас лечение раненных - прежде всего.

Не ходячим, с разрезанным бедром оказался лишь один воин, его притащили на руках. Я бы не сказал, что случай был тяжёлым; вскоре рану обработал и зашил, а парня положили отдыхать на овчинных шкурах. Самым сложным для работы оказалось сквозное ранение в щеку, с ним провозился дольше всех. Пришлось даже выдёргивать два раздробленных зуба, что делал впервые в жизни. А уж как намучился - не передать, и хорошо, что пластырь нашёлся, щёки залепил удачно.

- Герцог? - за спиной раздался голос Вульфилия, когда заканчивал перевязку плеча Актеона, - Я своих всех обиходил, но трое выглядят безнадёжными. Ты не посмотришь?

Оглянувшись, невдалеке увидел сидящую на траве группу внешне измождённых, полуобнажённых и босых мужчин, в количестве двадцати семи человек. Их головы и бороды были влажными, вероятно, недавно отмывались в озере.

- Рабов посмотрю в последнюю очередь, - безразлично ответил ему, на миг почувствовав всплеск тёмных эмоций собеседника. При этом выражение лица у старого вождя не изменилось, было таким же бесстрастным.

- Это наши люди, - акцентировал он на слове "наши", - моих родовичей пятнадцать и они готовы дать клятву верности на кресте прямо сейчас. Двенадцать мужей из соседнего рода. Их вождь погиб, поэтому они должны собраться всем родом и выбрать нового вождя, и лишь затем они смогут определиться, пойдут под твою руку добровольно или станут воевать.

- Да будет так! - согласился с ним, - Давай сюда всех НАШИХ, вначале безнадёжных, затем ещё раз осмотрю остальных. И скажи соседям, что с момента расставания буду ожидать в гости их вождя, старейшин и годных к службе два десятка молодых воинов, в течение десяти дней. А если не дождусь, то приду сам.

В общем итоге, врачеванием занимался три часа, припахав в помощники всех легкораненых воинов. На будущее нужно будет подготовить лекарей, так как с огорчением в душе подумал, что эта работа мне не очень нравится. Забегая немного вперёд, скажу, что благодаря антибиотикам, двоих "безнадёжных" удалось вылечить, но один всё же умер от запущенной пневмонии.

Пока возился с раненными, мои офицеры разбили группы пленных по возрастным и половым признакам, пересчитали их, затем припахали к свёртыванию стана, погрузке арб и вьючных лошадей, то есть, к той работе, которую кочевники умеют делать с детства.

- Продать можно девяносто восемь девственниц, в возрасте от девяти до четырнадцати лет, одна из них даже старше пятнадцати. В Константинополе за каждую дадут не меньше двадцати солидов, а за некоторых красавиц и в двойне от того, и втройне, и в пятеро больше, - докладывал Арес, пока я делал уколы и перевязывал раны, - Мальчиков от девяти до тринадцати - семьдесят два, можно продать от трёх до пяти солидов за голову. Молодых женщин двести четыре; от пяти до десяти солидов за голову заберут сразу. И ещё сорок один молодой варвар, а с ними старший, похожий на чиновника. Эти сидели отдельно и даже в бой не вступали, мы их повязали без сопротивления. Крепкие рабы будут, можно взять по десять солидов за каждого. И это всё.

- Как всё? - удивился я.

- Остальной товар продать не сможем, - пожал тот плечами, - Проще прирезать, чем таскать за собой. Детей до трёх лет я вообще не считаю, а от четырёх до восьми - сто тридцать штук обоих полов. И сто сорок две старухи.

Слушая, с каким цинизмом и безразличием он рассуждает о живых людях, я внутренне вздрогнул. Да, к следующему лету мне очень нужны деньги на наём армии, поэтому готов торговать всем, чем угодно, в том числе рабами. Изменить рабовладельческий мир не в состоянии, но просто так, за ненадобностью прирезать ребёнка или старуху??? Да для расширения и развития территорий, мне важен любой человек! Мало того, на своей земле буду рад рождению каждого младенца! Тем временем, слушая подробный отчёт Ареса, пока что ничего ему не говорил. Нужно будет вначале этот вопрос обдумать самому.

Трофейного оружия собрали мало, и всё оно оказалось дрянного качества. Золота тоже нашли немного, около четырёх килограмм, и что в изделиях было ценного, так это рубины и изумруды. Зато серебра нагребли два неподъёмных кожаных мешка, думаю, около двухсот тридцати килограмм. Его вынесли, в основном, из ханского шатра. Кстати, на сам шатёр я наложил руку, выведу вшей и буду в нём жить, пока Андробал не построит нормальное жилище; как минимум, до осени.

Лошадиных, коровьих и овечьих кож нагрузили шесть полных арб, а овечьей шерсти взяли очень много, двадцать две высоченных арбы. Оказывается, несколько тысяч голов овец (точную цифру никто не назвал) постригли лишь неделю назад. Коров в наличии оказалось полторы сотни голов, а волов двести четыре, как раз по паре на арбу или кибитку, зато лошадей - около полутора тысяч. Здесь на них все ездят, от мала до велика, плюс таскают в поводу заводную и несколько вьючных.

- А давайте-ка пройдёмся, я тоже хочу взглянуть на этих рабов, - кивнул на толпу, когда сборы подошли к концу.

По-настоящему старых, полностью седых и побитых морщинами, я насчитал всего восемь женщин. Судя по составу племени, таких должно быть не меньше пятидесяти, но факт остаётся фактом, в кочевье совсем древние не выживают. А теперь самое интересное: помощники Ареса признаком старухи считают минимальное проявлением седины. Можете себе представить старуху в возрасте двадцати восьми лет? Да её ещё лет пятнадцать пахать можно без остановки! И потом, как минимум столько же, она будет оставаться далеко не бесполезной. А они - прирезать...

Впрочем, в эти времена кочевницы и правда стареют быстро, к тридцати годам напрочь утрачивая детородную функцию. А к тридцати пяти выглядят настолько непривлекательно, что и продать их трудно. Но, ничего, у меня они все будут при деле.

Несколько в стороне, как бы отдельно от стана, прямо на траве сидела группа молодых парней с монголоидными чертами лица, но не ярко выраженными, видимо смески с другими народами. Все молодые, в возрасте четырнадцати-шестнадцати лет, ростом не высокие, но коренастые. Там же находился пожилой узкоглазый мужчина с обвисшими, слегка поседевшими усами и узлом волос на голове, завёрнутый в потёртый шёлковый халат, некогда зелёного цвета. В его руку крепко вцепилась стройная молоденькая девчонка, одетая в совершенно новый жёлтый шёлковый халат, с вышитыми на груди синими журавлями. Несмотря на восточную скуластость, глядя в большие тёмные глаза, обрамлённые длинными, пушистыми ресницами, я назвал бы её не восточной, а больше южной красавицей.

Пленённые парни сидели угрюмо, стараясь не высказывать своего любопытства. Между тем, мужчина смотрел на меня открыто и оценивающе и, как только я подошёл, он встал на ноги и сотворил на лице подобие улыбки. Следом за ним встали и все остальные, после чего он низко поклонился и сказал по-гречески:

- Приветствую тебя, могучий хан, победитель сарагуров!

- Ты хань*? - спросил у него, глядя на причёску, тонкие черты лица и манеру держаться.

- О, могучий хан знает самоназвание моего народа!? - от удивления его глаза стали совсем не китайскими.

Ещё бы! В той жизни некоторое время я жил в Питере, где поддерживал довольно дружеские отношения с одним китайцем, хозяином ресторанчика и бывшим спортсменом. Правда, с его младшей сестрой мои отношения были более близки. От них то я и научился целому ряду крылатых застольно-политических выражений и нежных эротических слов на путунхуа, официальном китайском языке.

- Знаю, - улыбнулся приятным воспоминаниям, - Более того, всегда хотел выучить гуаньхуа** и веньянь***, а так же язык степных хунну. Вот и ищу себе учителя.

*китаец

**древнекитайский разговорный язык

***китайская письменность тех времён.

- Могучий хан его уже нашёл, - подобострастно сложив руки на груди, он опять склонился в глубоком поклоне.

- Ты хорошо говоришь по-эллински, - я констатировал факт, мандарин разговаривал фактически без акцента.

- В кочевье моего хана долгое время обитал философ из Афин, он обучил меня чтению и письму. Частые и длительные философские диспуты мы с ним вели исключительно на эллинском языке.

- Понятно, тебя как зовут?

- Ван Хай, великий хан.

- Великий хан - это царь. Возможно, когда-нибудь им станет кто-то из моих наследников... а меня называй просто - господин. Ты здесь был пленником или рабом?

- Если господин позволит, то я расскажу свою историю.

- Разрешаю, но коротко.

- Двадцать два года назад я был нанят ханом хуннского племени оногуров* в качестве советника и учителя его детей. На протяжении пяти лет мы кочевали от земель Жоужань на запад, пока не заняли обширные пастбища у тёплого побережья Гирканского моря**. Но, восемь лет тому пришло более сильное племя савиров* и вытеснило нас на запад. Проживавшему здесь племени акациров* наше появление не понравилось. Они на нас напали и побили всех воинов. Молодёжь и старших женщин продали в рабство, стариков убили, а детей разобрали по родам и семьям. Меня и дочь рабская участь миновала, и я опять стал советником и учителем, но теперь уже в новом племени. Всё было хорошо до последних дней, пока не напали сарагуры*. Эти тоже побили наших воинов, после чего их хан решил откочевать на новые пастбища западнее от Большого озера***, а полон приказал угнать на продажу в Дербент.

*народности племён хунну (гунны)

**Каспий

***предположительно Кумо-Манычская впадина, разделяющая Ставропольскую и Ергенинскую возвышенности; в античные времена она была заполнена водой.

- Значит, ты сейчас пленник?

- Нет, господин, я опять советник и учитель. Прошу простить меня, был, до сегодняшнего дня.

- Понятно, рассказывай дальше, что было потом?

- Потом мы пришли к этим озёрам, а через одну луну воевали с варварами-гуннами. Они думали, что нападут неожиданно, но воины хана соглядатаев заметили уже давно. Была организована засада, куда варвары и угодили. Выживших сунули в яму, а погибших зарыли. Ещё двоих замучили, когда выпытывали местонахождение поселения, а третий признался, тогда-то хан и ушёл в набег. Но не вернулся и, судя по знакомой лошади, которая была под твоим седлом, господин, он больше не вернётся. Я так думаю.

- Правильно думаешь. А это что за молодёжь такая, - указал на понурых парней с выражением лиц готовых на заклание баранов, - Все крепкие, физически развитые, но даже драться не стали. Почему так?

- Это наши акациры, их в рабство не угнали, а предложили войти воинами в новое племя. Но, видимо, ещё не доверяли и оружие в руки не дали. Вот и ожидают от теперешнего победителя решения своей судьбы.

- И что, они просто так согласились стать воинами в племени убийц своих родных? Странно.

- Господин, - мандарин неопределённо пожал плечами, - Ничего странного нет, все племена так делают, старших воинов убивают, а молодёжь делают родичами. Новикам предлагают стать воинами, а мальчиков от двенадцати до четырнадцати лет разбирают по семьям. Обновление крови опять же.

- Понятно. А это кто? - кивнул на стоявшую рядом с ним девчонку.

- Это моя дочь Лю, господин.

- Кто её мать?

- Она умерла при родах, господин.

- Спрашиваю, из какого народа она была?

- Персиянка, господин.

Между тем, девчонка совершенно не дичилась, за спину отца не пряталась и стояла передо мной так, чтобы подчеркнуть все прелести своей изящной фигуры. Ловя её как бы застенчивые взгляды, почувствовал сильное исходящее желание привлечь внимание и понравиться, на что организм отреагировал мгновенно.

С таким типом женщин, конкретно знающим себе цену, я встречался ещё в прошлой жизни и называл их вампирессами. Они продавались замуж только знаменитостям, олигархам и прочим "денежным мешкам". Несмотря на то, что такие мужчины, в большинстве своём, далеко не просты, а разумны и деятельны, и часто жестоки, вампирессы всё равно умудрялись сесть им на голову и спокойно пить кровь. Многие годы. И вопросы эмансипации здесь ни при чём. Так было с Еленами времён античности, так же было с Дианами ХХ века.

Если уж девчонку пощупали, то готовят на продажу, при этом, в какие она там руки попадёт, никому не известно. Возможно, станет сотой женой старика или седьмой изверга, у которого до неё шестеро жён умерли от истязаний. Натура не лежачая, а стремящаяся не покориться судьбе, а будет искать выход, поэтому девочку совершенно не осуждаю, напротив, понимаю и поддерживаю. Из любой ситуации нужно извлечь и приятное и полезное, вот и я попытаюсь. Возможно, получится взаимно.

- Почему Лю до сих пор девственница, она что, больна?

- Нет-нет, господин, совершенно здорова! Вначале она была невестой старшего сына хана акациров и должна была стать его третьей женой. Старый хан уважил мою просьбу и разрешил выдать Лю замуж по исполнению пятнадцати лет, ведь она такая тоненькая. Но за несколько дней до свадьбы жених погиб в бою с сарагурами. Теперь уже сын нового хана стал её женихом, свадьба должна состояться после его возвращения из Дербента.

- Не понял, ты хочешь сказать, что часть воинов сарагуров находятся в отъезде? - моё лицо осталось бесстрастным, своего беспокойства не показал.

- Да, господин, - ответил Ван Хай, - Наследник хана Ургус и с ним пять десятков воинов. Двадцать и ещё пять дней назад они ушли в Дербент продавать полон.

- Почему так далеко, почему не в устье Ра*, ведь там есть базар?

- Есть большой базар, господин, но купить здесь настоящих боевых лошадей невозможно. И хорошую цену за девочек и мальчиков дадут только в богатом городе. Там три сотни, шесть десятков и ещё четыре штуки девочек и молодых женщин, и восемь десятков и ещё семь мальчиков товарного возраста.

- А остальные пленные где?

- Остальных убили, господин.

- Настоящее варварство, - я покачал головой.

- Да, господин, варварство. Проблема в том, что акациры считаются испорченными хунну. Они откочевали из Тогона** сто лет тому и поселились в предгорьях Кавказа. Многое переняли от соседей-персов - перестали кочевать, начали селиться в домах, завели огороды. А настоящему хунну жить под крышей запрещает бог Тенгри, настоящий хунну живёт на лошади, на ней ест, пьёт, оправляется и спит, склонившись к гриве. Слазит с неё лишь на несколько минут, удовлетворить похоть или зачать ребёнка, а кибитка на колёсах предназначена для перевозки домашних ценностей, котла, посуды, беременных жён и маленьких детей.

*Волга в античные времена.

**Древнее ханство в Монголии.

- А этот шатёр тогда чей?

- Хана акациров Кургана. Он уникален, господин, изготовлен внутри из шести десятков и ещё четырёх прекрасных ковров, достойных дворца императора. Потому его на старом месте разобрали, а здесь собрали. Но в нём здесь всё равно никто не жил, там хранилась казна и разные ценности.

- Когда из Дербента вернётся Ургус? - перебил его и перевёл разговор на более интересную тему.

- Добираться туда три десятка дней, сколько-то нужно расторговаться, да десять дней на обратный путь, теперь без обузы и верхом. Думаю, господин, они вернутся дней через двадцать, не раньше.

- Что ж, очень хорошо, - я возрадовался в душе, время у нас ещё есть, - А сейчас слушайте мой приговор! Ван Хай, твоя судьба предопределена уже давно: быть тебе советником и учителем, о вознаграждении поговорим позже.

- Благодарю! Благодарю, мой господин! - мандарин поклонился раз десять.

- Лю, - обратился к девчонке, - Отныне ты моя наложница! Заметь, старшая наложница и пока единственная.

- Благодарю тебя, мой господин, - склонилась в поклоне и ответила по-эллински голосом певучим и приятным.

Воспитание, видно, получила хорошее; мало того, что знает языки, она ещё и умеет держать лицо. Однако, провести меня сложно: короткий блеск в прищуренных глазах, слегка раздувшиеся ноздри, едва заметно приподнявшаяся грудь и исходящие эманации радости. Действительно, кому как не ей в моём доме стать старшей? Уж она постарается! Ну-ну, девочка, ты займёшь достойное место и именно то, которое тебе предназначено, Конечно, если себя проявишь и правильно поставишь. А пищать ты будешь исключительно в унисон моим телодвижениям. И никак иначе.

- Ван, переведи им, - обвёл взглядом угрюмых пацанов, - Мне нужны воины! Поэтому, я приглашаю вас в свой род и обещаю вручить оружие и коня, а в будущем разрешу взять жену. Вы получите такие же права и обязанности, как и прочие мои дружинники. В знак доброй воли, прямо сейчас готов снарядить, вооружить и выдать задание первым пяти из вас.

По мере того, как Ван переводил, угрюмость с лиц молодых гуннов пропадала, они взбодрились и стали задавать старику вопросы.

- Да, прямо сейчас мне нужны пять воинов, - подтвердил я, - Желающие должны поднять руку.

Таким решением я собирался достичь трёх целей. Первая, это организация дальней разведки для своевременного оповещения о приближении врага, что в принципе, являлось не критичным, в нашем расположении было ещё, как минимум, восемнадцать-двадцать дней. Но, более важна вторая - это резкое поднятие боевого духа униженных воинов, приготовившихся к смерти, что становилось следствием достижения и третей цели: обретение справедливого владыки и вера в его право повелевать. И я не ошибся.

- Хо!!! - громко заорали они и абсолютно все задрали руки вверх.

В любом коллективе есть заводилы и лидеры. Эта компания не была исключением. Осанка и манера держаться в некоторых из них выдавала принадлежность к вершине властной пирамиды.

- Как твоё имя? - ткнул пальцем в стройного и крепкого парня, лет шестнадцати.

- Октар, мой хан, - ответил тот, не дожидаясь перевода.

- Ты владеешь эллинским языком? - удивлённо спросил у него, подсознанием отметив согласие собеседника на беспрекословное подчинение.

- Да, мой хан, Ван Хай был моим учителем.

- Понятно, тогда выбери ещё пятерых воинов и отправляйтесь к трофеям, снаряжаться и вооружаться. Потом, Октар, подойдёшь ко мне и я поставлю задачу, - повернувшись к сопровождавшим меня офицерам, взглянул на Дайодороса, - Сопроводи и проконтролируй.

Кивнув ему на "Слушаюсь, коммодоре", развернулся к Аресу и указал на Ван Хая с дочерью:

- Устрой их где-нибудь, на не слишком загруженную арбу.

- Сделаю, коммодоре, - ответил тот и махнул им рукой, - Пойдём со мной.

Оказалось, что кочевники могут собрать стан и тронуться в путь буквально за пару часов, но беда в том, что перемещаются они с места на место со скоростью жующей овцы. Так что брод переходили ближе к вечеру, при этом здорово намучились с маленькими ягнятами. Их приходилось на переправе выхватывать из отары и сажать в мешки и так перевозить, иначе бы они утонули. Гунны не успевали, поэтому работать пришлось всем.