Ходок

Глава 7

Прошло немногим более трёх месяцев с момента перехода портала. Должен отметить, что военный поход на банду вандалов остался без последствий, никто нами не интересовался, между тем, мы были начеку и несли самую настоящую военную службу. Разговоры об "ограблении дома торговца Ликоергоса, убийстве его приказчика и трёх рабов" по городу прошелестели и затихли. Думаю, что с началом навигации возобновятся.

Стряпчий Меер свою цену заплатил, рассчитавшись жизнью. Мы его не беспокоили два с половиной месяца и следили долго, пока не выяснили всю подноготную и домашнюю обстановку, даже мне пришлось денёк понаблюдать за его подворьем. Непростой оказался дяденька, фасад его дома выходил прямо на улицу и был виден со всех сторон, но основной вход - с небольшого бокового дворика. И защищён вполне прилично: с наступлением темноты ставни закрывались изнутри, а входная дверь - на тяжёлой задвижке. Таким образом, нагрянуть ночью можно лишь с большим шумом, поэтому решил работать среди бела дня. Подготовились серьёзно и главное - загримировались, при этом внешность ребят видоизменял лично. Брал на дело двух особо приближённых воинов, потому как дневное нападение имело свои риски.

К полудню к дому стряпчего подъехал Тимон - паровоз-разведчик, которого встретили, как обычно, два старых, но крепких раба. Один побежал докладывать хозяину, а другой принимал верхнюю одежду. Затем его провели через переднюю залу и пригласили в кабинет. Находящемуся там благообразному старику он сказал буквально следующее:

- Мой господин прибыл в Неаполь из Рима, и здесь возник финансовый вопрос на значительную сумму, поэтому, ему нужны услуги стряпчего.

- Как зовут вашего господина? - спросил тот.

- Дело имеет конфиденциальный характер и, повторяю, на значительную сумму. Если вы не заняты в течение ближайшего часа, то он приедет и сам представиться, а если заняты, то буду искать другого законника.

- Безусловно приму, - ответил стряпчий.

Через полчаса я, Тимон и Парис уже был у его дома. Парни остались у входа, а я в пурпурном плаще вошёл в переднюю залу. Раб, который доложил о моём прибытии сразу же нырнул в боковую дверь, а тот, который принял мой плащ, при входе в кабинет хозяина специально продемонстрировал его цвет. Стряпчий выскочил из-за стола и с большим почтением проводил меня к столу.

Я знал, что большинство древнеримских и древнегреческих бизнесменов считали оборудование тайной комнаты обязательным. Как правило, там прятались стрелки-гастрофетчики. Более высокий уровень моих ментальных способностей раскрылся несколько позже, но уже тогда я отчётливо почувствовал, что справа за стеной кто-то есть.

- Подожди, - придержал стряпчего за рукав, - Мне бы не хотелось, чтобы нас подслушивал кто-то третий.

- Досточтимый, нас никто не подслушивает! - воскликнул он.

- А это кто? - я вытащил револьвер с глушителем, прицелился в пятно на драпировке, которое фонило чужим сознанием и нажал на спусковой крючок. Револьвер негромко кашлянул и за стеной послышался приглушенный звук падения.

- Что это? - его брови взметнулись вверх.

- Это свалился на пол труп твоего человека, - ответил ему и крепко сжал руку.

- Но там не было людей, там был просто раб! - воскликнул он и стал вырываться, - Отпусти меня, кто ты такой?

- Не спеши, здесь вопросы буду задавать я. Сколько тебе заплатили за фальшивую хирографию на дом Македоноса?

Увидев, что он открывает рот и вот-вот начнёт орать, я его легонько стукнул по затылку. Для того, чтобы тот потерял сознание и осел, этого было вполне достаточно. Немедленно развернулся, подбежал к двери и припечатал её открытой ладонью; стоявший за ней раб получил в лоб и свалился на пол. Добавив ему ногой в висок, толкнул соседнюю боковую дверь и перекатом вкатился внутрь, обводя стволом револьвера длинную, как кишка, комнату.

На полу лицом вниз лежал раб с большой дырой в затылке, а под ним здоровенный арбалет. Определив вероятное направление выстрела, осмотрел противоположную, совершенно голую стену, на которой след попадания был виден отчётливо; смятый блин экспансивной пули выковырялся сравнительно легко.

- Парис, ко мне! - приоткрыл дверь парадного входа, - Быстро пробежался по дому! А ты, Тимон, стой здесь, если кто придёт, то скажешь, что стряпчий занят.

Хлопая по щекам хозяина дома и приводя его в чувство, дождался Париса, вернувшегося буквально через три минуты с окровавленным мечом. Здесь рядом с хозяином и двумя рабами-евнухами на протяжении двадцати шести лет проживала и рабыня-повариха. Теперь, видать, не проживает.

Когда взгляд стряпчего стал осознанным, я тихо ему сказал:

- Ты сильно задолжал, старый, пора отдавать долги.

- Ничего не дам! - выкрикнул он, громко дыша, - Чтоб вы сдохли, ничего не дам! Ничего не скажу!

- Парис, - обратился к парню и кивнул на старика, - эта тварь виновна в смерти вашей матери и во всех постигших бедах.

- Что? - переспросил стряпчий, опёрся локтем на пол и указал пальцем на подошедшего к нему парня, - А я знаю тебя... мне сегодня приснилась твоя покойница-мать.

Старик глубоко вздохнул и затих, его рука расслабилась, а голова громко стукнулась о пол. Глаза так и остались открыты. Парис удивлённо посмотрел на умершего, перевёл растерянный взгляд на приподнятый меч, затем с недоумением повернулся ко мне. Пожав плечами, я тихо сказал:

- Он заплатил свою цену, Господь его прибрал.

Не удалось поговорить, но некоторые дивиденды принёс экспресс-обыск: в ящике под замком, ключ от которого нашли в поясе у покойного, лежал толстый свиток с записями и содержанием заключённых договоров; мешочек с золотом и двенадцать мешочков с серебром. Как позже выяснилось, золотых солидов было три сотни и семь тысяч двести силикв. По весу это сорок килограмм серебра, но если перевести на золото, то получаться те же три сотни солидов.

Да, это большие деньги, только по моему глубокому убеждению, сумма находившаяся у стряпчего под рукой, предназначалась лишь для расчётов по текущим расходам. Вот, не верю, что старый мошенник за годы своей неправедной жизни собрал столь мало. Но, ковыряться по комнатам и подвалу не стали, забрали то, что есть и немедленно убрались восвояси. Кстати, серебро отдал парням и приказал разделить пополам.

Прошло каких-то две недели и весна заявила свои права. Хотелось уже отправляться в путь, но оперативной реализации планов не способствовало всё ещё порядком взволнованное море.

Скорость ветра - очень важная составляющая для определения сроков открытия навигации. Ещё там, в XXI веке мы научились определять её с берега без анемометра. На выходе из марины тянулась ступенчатая скальная гряда, высотой один, полтора, два и три метра, и когда волна, длиной не более пятнадцати метров перекатывалась через полутораметровую ступеньку, при этом не захлёстывая следующую, скорость ветра и волнение считалось умеренным, силой в четыре балла. Это случалось к началу апреля и тогда опытные яхтсмены открывали навигацию, между тем, как вся прочая молодёжь, как правило, выходили в море в начале июня. Бывали прецеденты, когда даже громадные круизные лайнеры попадали в серьёзные неприятности при, казалось бы, ерундовом пятибалльном шторме, поэтому беспричинно рисковать категорически не хотелось.

Всё это время мы не просто жили ожиданием будущего похода, мы работали. Говорю "мы", потому, что вместе со мной проходила слаживание судовая команда, в составе помощника Актеона и ещё двух опытных и одиннадцати молодых моряков; команда морской пехоты, в составе помощника Феодоро и девятнадцати молодых воинов; конная турма под моим общим руководством и помощниками-декурионами Аресом, Ксантосом и Тимоном, с восемнадцатью подготовленными конниками, которые некогда служили у его отца и девятнадцатью молодыми и совершенно неопытными мальчишками.

Приходилось учить всех, и старых и молодых, так как они привыкли наваливаться на противника ватагой и отбиваться толпой. С морскими пехотинцами отрабатывали приёмы, когда вначале врагу наносится максимальный урон с дальней дистанции, а далее производится абордаж корабля и его штурм. Как раз в этом деле я был чистым теоретиком, зато старые пираты Актеон и Феодоро - настоящими профессионалами. В этих целях в бухту выгоняли два баркаса, разбивались на две команды и надевали пробковые жилеты, затем по очереди шли на перехват, кидали абордажные крюки и штурмовали друг друга. Фактически всем искупаться пришлось не раз, но зато никто не утонул и не заболел.

С корабельной командой и расчётами баллист работать было одно удовольствие, всё же потомственные моряки. Сложнее всего оказалось с кавалерией, здесь опытным всадникам пришлось трудиться на протяжении всех ста дней и тянуть за собой молодёжь, особенно декурионам, так как у меня часы были расписаны для занятий не только с кавалеристами, но и отдельно с моряками, и отдельно с пехотой.

Научили ли мы их чему-нибудь? Да, научили, но перед этим изготовили стремена и переделали сёдла. Мальчишки первые две недели, сползая с коня, корячились, но затем начали осваиваться и привыкли. Готовых конных лучников вместе с Тимоном оказалось двадцать человек, но из них хороших стрелков всего четверо. Остальные - так себе: на средних дистанциях по неподвижной цели могли попасть, зато по движущейся - совсем никак. Постоянные тренировки с утра до вечера на протяжении ста дней ситуацию изменили в корне, многие научились поражать цель на скаку, а молодые, которые ранее вообще лук в руках никогда не держали, научились на средних дистанциях попадать в ростовую мишень.

Скачки на лошади и стрельба из лука выматывали здорово, у парней болело всё тело, плечи, руки, бёдра и ноги, поэтому вначале некоторые сожалели, что согласились стать кавалеристами, но когда я их одел в настоящие доспехи, то все прочие обзавидовались. Кольчуга, наручи, поножи, коппергейтский шлем - с козырьком, небольшим наносником, нащёчниками и бармицей на затылке. За спиной окованный хорошим металлом щит с умбоном, на поясе палаш, который натурально рубит любое местное железо, а в руке пика. По внешнему виду - настоящая тяжёлая конница Средних веков. И пусть по внутреннему содержанию большинство моих воинов ещё салаги, зато благодаря стременам и пикам имеют неоспоримое преимущество перед любыми нынешними профессионалами. А чтобы добавить им уверенности в бою, то перед тем, как впервые облачились в доспех, отправил двух парней развесить на заборе первую попавшуюся под руки кольчугу.

- Тимон, отойди на сто шагов и стреляй, - приказал своему помощнику.

Его стрела со звоном влепилась в плетение из термообработанной пружинной стали, и не разорвала ни одного кольца. Мало того, железный наконечник скрючился и деформировался.

- А теперь руби.

Его меч немедленно взлетел над головой и с оттягом обрушился на кольчугу. В результате, лишь звякнуло и всё; кольчуга осталась цела, а меч придётся точить. Тимон тут же сменил свою понтовитую лорику сегментата на мой доспех, а свой родовой меч на палаш.

- Воины! - сказал тогда перед строем, - Беру вас к себе на службу на два года и обязуюсь за это время сделать богатыми людьми. А тем, кто от меня не уйдёт и прослужит десять лет, доспех и оружие перейдёт в полную собственность.

Да, оснащение Организованной Не Благотворительной Группировки влетело мне в неслабую копеечку, но не сомневаюсь, что дело того стоит и затраты отобьются многократно и не единожды.

Затем были демонстрации: скачка с конкуром и джигитовка, атака с пикой и рубка лозы. Уж эти упражнения я умел делать так, как в этой эпохе никто другой. Однажды услышал, что между собой люди меня называют дука*. Не скажу, что мне это неприятно, совсем наоборот. Все спортсмены честолюбивы, и я не исключение. Да, мой авторитет стал непререкаем, поэтому учились и старались все. Впрочем, вместе с ними учился и я.

* duсa (греч.), duc (фран.), duke (анг.), herzog (ст.герм.), dux(лат.) - лидер, имеющий право повелевать.

А ещё вечерне-ночные бдения с магией, по пять-шесть часов ежедневно. За три месяца я усвоил едва ли десятую часть первого свитка, зато моё Сосредоточение Силы выросло до размеров вишни и пустило по организму паутину каналов жизненной энергии. И теперь усвоение последующего текста поможет эти каналы пробить и расширить. Как это ни странно, но лишь совсем недавно у меня появилось не только желание, но и безудержное устремление к изучению этой могущественной Инструкции. Всё дело в том, что магические способности начали давать практическую пользу: чувство усталости исчезает гораздо раньше чем прежде, и ещё я стал непроизвольно чувствовать направленные на себя чужие эмоции. А по их оттенкам могу даже узнавать людей. Например, утром к дромону прибегает Ирис звать на завтрак; она ещё рот не раскрыла, а я уже о ней знаю по специфике направленных чувств. Девочка несколько раз пыталась затеять важный разговор, но я догадывался о его содержании и всячески старался избежать. Пока удавалось.

Однажды утром проснулся и не услышал удара волны о корму, а лишь мягкое шуршание; как долго я ожидал этого момента! Выскочил на палубу и убедился, что напор ветра телом всё же ощущается, зато волны катятся не длинные, камень полутораметровой высоты не захлёстывают, и едва заметные в рассветной серости белые барашки на ней частые, но мелкие, как и положено при умеренном волнении. С облегчением вздохнул: можно выходить в море.

"Ros" к открытию навигации был подготовлен с февраля месяца. Мачты с золотыми солидами под пяткой (на удачу) смонтированы, в их верхней части опоры с поворотными грузоподъёмными консолями закреплены, оба рейка с парусным вооружением подвешены на места, шесть десятков каменных ядер для баллист поселковыми подростками наточено, четыре десятка пучков дротиков и два десятка горшков с напалмом приготовлено, семьдесят четыре пары крюков для подвески гамаков народом распределены и, самое главное, варочная плита камбуза неоднократно испытана. Осталось лишь загрузиться продуктами, сухим вином и свежей водой. И всё же, без дополнительных ходовых испытаний и слаживания никак не обойтись, ближайшие два дня придётся покататься вдоль берега. Сегодня уже ничего не получиться, киль дромона до половины корпуса сидел в песке пляжа, поэтому снимемся завтра перед отливом.

В прекрасном расположении духа вернулся в каюту, переоделся в спортивный костюм, в одну руку захватил тренировочный меч, а во вторую - обычную боевую дагу, на плечи закинул банное бамбуковое полотенце и вышел на верхнюю палубу, сейчас слегка приподнятую к носу. Вначале разогрел тело обязательными упражнениями по физо, а затем взял в руки меч и приступил к комплексу "ballare - schermire" (танцевать - фехтовать) - "два на одного", который некогда создали мой тренер и его супруга, мастер по спортивным танцам.

Данный комплекс представляет собой целый ряд приёмов, начиная от салюта и исходного положения перед боем, до действий разных намерений - движений, применяемых для решения тактических задач, атаки, батмены (захваты, отбивы), защиты, переводы финтов, игра клинком, при этом ноги и тело выполняют движения в определённой последовательности - шаги, развороты, флеш, скачки, выпады, уколы, при этом скользить по паркету должен не хуже, чем профессиональный танцор.

Вообще-то комплекс исполняется со шпагой и дагой в руках под композицию "Погоня", Яна Френкеля и Роберта Рождественского. У меня же вместо шпаги меч, но в данном случае вес и баланс оружия не играл совершенно никакой роли. Что же касается музыки, то медведь мне на ухо не наступил, я её помню до последней ноты. Зато за пять минут и сорок секунд танца выматываешься физически и психологически, как на соревнованиях.

Моим душем был двадцатилитровый деревянный бочонок с ввинченным в днище бронзовым смесителем и запорным краником, который был подвешен к грузовой консоли. Вытирался уже в первых лучах восходящего солнца. Именно здесь, под душем я впервые в своей жизни ощутил чужие эмоции и, нужно сказать, довольно добродушные. От пляжа до первых домов было метров сто, но всё равно, местные меня без внимания никогда не оставляли. Вот и сейчас. Но в данном случае, меня сканирует Ирис, я её ещё не вижу, но чувствую. Собрав с палубы спортивную одежду и тренировочное оружие, отправился в каюту переодеваться.

По местной моде я одевался, лишь когда имела место вероятность встречи с чужаком, но обычно по посёлку ходил в цифре альпийского стрелка. Сегодня, ощутив настоящее тепло, впервые одел новый осенне-весенний комплект, и уже завязывая шнурки на летних берцах, услышал приглушенное:

- Алексис! Пойдём уже! - беспардонная Ирис, единственная из поселян изначально называла меня без какого-либо почтения, за что была бита братом неоднократно, но исправляться не желала принципиально. Чувствует, чертовка, что я ей благоволю.

- Девочка, не морочь мужчине помидоры, - сказал ей, выходя на верхнюю палубу, - Сколько можно говорить? Незачем за мной бегать, я бы и сам пришёл. Лучше бы поспала лишний часок.

- Ага, тут поспишь, когда все ходят, и тётка завтрак приготовила, - ответила надутая Ирис, а затем стрельнула весело глазами и спросила, - А что такое помидоры?

- Когда-нибудь покажу и научу как их выращивать, - скинул с борта трап и спустился на пляж.

- Да знаю я, что это такое..., - махнула она рукой, - И не надо там ничего выращивать, оно у тебя всё давно выросло и стало такое, как надо.

- Это ты так сама решила или кто-то подсказал?

- Я решила, что оно там у тебя слишком большое, но тётка смотрела и сказала, что такое и надо.

- М-да, - покачал головой и зашагал к посёлку, - каждый мыслит в меру своей распущенности.

- Это как? - спросила она, стараясь не отставать.

- Это так, что у тебя с воспитанием проблемы, - ответил этой девочке, прекрасно понимая, что в нынешние времена целый род живёт, совокупляется и размножается в одном помещении. И всё же Ирис родилась не в бедной семье и жила в совершенно другой обстановке.

- Мне мама хорошее воспитание давала, - угрюмо возразила она, - Я читала Аристофана* из Александрии, Зенодота* из Эфеса и древнего Гомера*, его "Одиссея" знаю на память. И историю Геродота читала.

* Филологи и поэты древности.

- Здесь ты умница, но я о другом. Рано тебе о мужских прелестях размышлять, подрасти надо, маленькая ещё.

- Я маленькая?! Да я уже замуж могу выходить! Уже три дня, как можно...

- Ух ты, три дня?! А сколько тебе лет?

- Второго дня месяца мая будет тринадцать!

- Ха! Было бы тебе лет шестнадцать-семнадцать, тогда бы можно и... поговорить.

- Что ты, Алексис, что ты?! - воскликнула она, распахнув глаза до анимешного состояния, - Кто же такую старуху замуж возьмёт? В семнадцать лет многие уже родили двоих детей и ходят с третьим.

- Нет, солнышко моё, запомни крепко, что для сохранения здоровья матери и ребёнка, рожать раньше семнадцати лет нельзя.

- Да? - огорчённо пробормотала она, - А почему другим можно?

- И другим нельзя, - ответил ей, но подумав, что моё мнение в настоящей современности посчитали бы глупостью, поправился, - Не желательно.

- Алексис, вы скоро отъезжаете? - Ирис резко перескочила на другую тему.

- Да, через пару дней.

- Возьми меня с собой, а? - на мордашке проявились глаза кота из "Шрека".

- Мне некуда тебя поселить.

- Постой, Алексис, постой, - она вцепилась мне в рукав, и от шторма чувств и эмоций исходящих от этой девочки, я остановился, - А ты не хочешь жениться?

- Нет. Пока не построю свой дом, ни о какой женитьбе не может быть и речи.

- А сколько ты его будешь строить?

- Года два-три, наверное.

- Алексис, я подрасту на сколько ты скажешь, только ты на мне женись, а?

Несколько мгновений я находился в ступоре, потом улыбнулся, засмеялся, затем стал неистово хохотать.

- Ирис, солнышко, тебе никто не говорил, что ты страшно нахальная особа?

- Угу, когда-то папа говорил, - смущённо ответила и опустила глаза, - И Парис говорил, он мне даже треснул подзатыльник. Но всё равно ты должен знать, я решила! Я ни за кого не выйду замуж, кроме, как за тебя!

- Моё мнение не учитываешь?

- Учитываю, - она кивнула головой, - Все говорят, что ты меня любишь.

- М-да, ты мне своим нахальством и непосредственностью действительно нравишься. Таких, как ты больше нет не только здесь, но и во всём Наполи.

- Алексис, и таких как ты больше нет во всём свете, я тебя тоже люблю! - при этом она меня опять дёрнула за рукав, - Нет, я знаю, что мужчины без этого дела с женщинами, прожить никак не могут. И все знают, почему ты через день ездишь в город. Так ты купи себе рабыню, так все делают. Купи две! Я их потом не буду обижать.

- Хорошо, - я хохотнул, - подумаю над этим. Потом! И вообще, меня сегодня будут кормить?!

За столом, как обычно, прислуживала тётка ребят. Кроме Париса и Ирисы рядом сидел Тимон. Как только поели, я повернулся к нему и сказал:

- Можно приводить людей, через два дня уходим.

Дело в том, что Тимон несколько раз наведывался в свои родные пенаты, где нанимал молодых воинов, некогда служивших его погибшему отцу. Захватившая власть новоявленная администрация пристраивала на хлебные места подразделения собственных вооружённых сил, поэтому оставшиеся не у дел местные воины разбрелись кто куда. Более опытные смогли устроиться в охрану торговых домов или к аристократам Рима, а молодёжь осталась бесхозной. Вместе с восемнадцатью нанятыми на службу, троих опытных кадров он всё же уговорил.

Совсем недавно от одного из наших молодых воинов Тимон узнал, что на его родовой вилле объявился новый хозяин, который притащил собственную прислугу. С кузнецом прекратили договор аренды и он вместе с семьёй должен освободить домик и кузницу. В округе он считался хорошим специалистом. Говорят, что даже лет семь работал на изготовлении оружия и доспехов, поэтому работу найти сможет. Зато старшей кухарке с двумя дочерми, а также семье вдовца-садовника - его сыну, служащему конюхом и двум дочерям-горничным деваться некуда. Восемнадцать лет подряд они считали эту виллу своим домом, а теперь их выставляют за ворота. Новый хозяин готов оставить четырёх молодых горничных, но те сами не хотят, однако, и бежать некуда.

Когда я услышал эту историю, то отрезал ножовкой небольшой брусок стали и вручил Тимону:

- Держи, съезди и отдай кузнецу, пускай изготовит для себя нож. И скажи, что если он захочет работать с таким металлом, то я готов заключить договор, по условиям ничем не хуже, чем он заключил с твоим отцом. Единственное дополнение - обустраиваться придётся на новом месте, - выложил мешочек на стол, - Здесь деньги на обустройство. Если захотят переезжать, то семьям дашь по два солида.

- Это много, - он отрицательно повертел головой.

- Нормально, пускай знают о моей доброте. И девчонки у вас симпатичные, намекни, что женихов у нас много, а если захотят ехать, то выдай по шесть миллиарисий.

- Это их полугодовое жалование, - пробормотал он, но взглянув мне в глаза, сменил тему, - Коммодоре, но у меня всё равно спросят о месте, где они будут жить?

- Будут жить на моей земле. Место прекрасное, на берегу моря; земля лучше, чем здесь и вода лучше, чем здесь. Там хлеб растёт не хуже, чем в Египте, а земли арендаторам буду давать столько, сколько смогут распахать они сами или их рабы. Правда, зимой прохладно, как в горах, но никто не замёрзнет, уж я об этом позабочусь, - вспомнив, что большинство моего конного воинства, выходцы из многодетных крестьянских семей, где сыновей отделить в самостоятельное хозяйствование невозможно из-за отсутствия свободных земель, добавил, - Кстати, нашим воинам о благодатных землях уже можно рассказать.

- Обязательно расскажу, коммодоре! А вилла большая, имею в виду земельный надел? - Тимон заинтересовано склонил голову к плечу.

- Большая, - покивал головой, - размером с Италию.

- Коммодоре, ты шутишь?

- Нет. Возможно, что в моё отсутствие там обосновались какие-нибудь племена варваров, но я им либо укажу на новое место жительства, либо возьму под свою руку.

- Их много?

- На несколько лет активной войны.

- О! То, что надо!

Помолчав некоторое время, я встал из-за стола, заканчивая разговор:

- Мы их победим! И будь готов всадник Тимон лет через пять стать моим наместником над частью огромной страны.

- Магнус Александрос! - парень встал и торжественно поклонился, - Располагай мною, я твой меч до конца жизни.