Хейтер из рода Стужевых, том 2

Глава 21

Академическая столовая привычно гудела многоголосьем, но наш маленький островок у окна был на удивление спокоен. Василий неторопливо уничтожал порцию макарон по-флотски, а я… я вёл цивилизованный разговор с Ксенией Земской.

Сама мысль об этом еще неделю назад показалась бы мне абсурдной. А сейчас она сидела напротив, отодвинув пустую тарелку, и жестикулировала острыми, точными движениями, объясняя тонкость одного из приемов.

— Ты не прав, — её голос был ровным, без привычной ледяной высокомерности, а просто констатирующим факт. — Контратака с подшагом в пятую позицию эффективна только против новичков. Любой, кто читал Гаврилова, знает, что это ловушка. Гораздо практичнее сбить клиент шестым парадом и сразу же перейти в кварту для укола.

У меня была книжка Гаврилова, она не являлась запретной и свободно продавалась даже простолюдинам. Проблема лишь в том, что без учителя от нее толку мало будет. Да и в целом это не самоучитель, а нечто для продвинутых пользователей. Холодов дал мне её далеко не сразу, а лишь за пару недель до отъезда в академию. Да и сейчас, возвращаясь на выходных, я мог что-то уточнить. В отличии от академического преподавателя, он не просто показывал, но и подробно объяснял, что, зачем и почему делается.

Я нахмурился, мысленно прокручивая движения, описанные Ксенией. Чертовка, а ведь она права! Так гораздо эффективнее.

— Ладно, допустим, — уступил я, отпивая чай. — Но тогда ты открываешь правое плечо. В спарринге с Майским он бы тут же воспользовался этим.

Преподы в принципе никогда не поддавались и активно использовали контрприёмы, которые нам ещё не показывали. Мне это казалось несправедливым, но кого это волнует? Особенно барона Майского, нашего учителя по фехтованию.

Мне казалось, он испытывал моральное удовлетворение, побеждая студентов-дворян. С «особенными» аристократами он обращался мягче, а против графов даже не становился.

— Естественно, — она едва заметно улыбнулась, и эта улыбка была лишена злорадства. Скорее, в ней читалось удовольствие от обмена опытом. — Поэтому подшаг должен быть не в сторону, а вперед-влево, под углом. Ты сокращаешь дистанцию и заходишь в его слепую зону. Он просто не успеет среагировать.

— Рискованно, — заметил я, но в голове уже видел эту комбинацию. Четко, ясно, без сучка, без задоринки. Особенно с моей скоростью под даром. — Парируешь одной рукой, а другой в это время…

— … уже готовишь ответный удар, — закончила она за меня. Её глаза блестели заинтересованностью и азартом. — Это требует практики, но это работает. Я проверяла.

Василий молча смотрел на нас, переводя взгляд то на меня, то на Ксению, словно наблюдал за матчем в пинг-понг. На его лице застыло выражение вежливого, но полнейшего недоумения. Он ковырял вилкой в тарелке, явно чувствуя себя лишним в этом внезапно возникшем фехтовальном споре.

Я поймал его взгляд и чуть заметно пожал плечом. Я и сам не мог поверить в то, что сейчас происходит. Но это было… приятно. Не нужно было подбирать слова, гадать, что она имела в виду. Просто чистый, технический разговор о том, в чем мы оба разбирались и что любили.

Да, мне пришлось полюбить фехтование. Так же, как кулачный бой и утренние пробежки. Потому что это необходимо, без этого никуда. Я должен становиться сильнее, чтобы забраться на вершину этого мира. Лёжа на диване и рассуждая, конечно, приятнее это делать, но совсем не эффективно.

Странный, вздорный и истеричный характер девушки куда-то испарился, оставив после себя лишь острый, ясный ум и неожиданную прямоту. Никогда бы не подумал, что Земская может быть такой.

Конечно, она упряма и самоуверенна, любит подраться. Это никуда не делось. И всё же, я был приятно удивлён.

— Это всё здорово, — сказал я, отставляя кружку чая. — Но мне до тебя ещё далеко. Даже с этим финтом не смог бы победить.

Я говорил честно. Пусть на общем фоне я являлся середнячком, но это чисто из-за того, что на потоке много тех, кто прежде не тренировался с учителем фехтования от слова совсем. Да, у меня оставались скорость и сила от дара, но ещё в спаррингах с Холодовым я убедился, что опыт куда важнее.

— Не принижай себя, — хмыкнула Ксения. — Ты уложишь половину потока на лопатки, даже не вспотев. А в кулачном…

Она многозначительно замолчала.

— Даже Василий сильнее меня будет.

Она перевела взгляд на Снежнова, отчего тот чуть не подавился и поспешил запить еду.

— Да уж, опыта у нас с ним побольше твоего будет в этом деле, — оскалился я победоносно, но совсем не по-злому.

— Интересно, откуда? — она испытующе посмотрела на меня.

— Секрет, — улыбался я.

— Один-один, — хмыкнула она. — Но не зазнавайся раньше времени, Стужев.

Ксения посмотрела на свои часы — изящные, с тонким ремешком.

— Мне пора, — она легко поднялась, складывая пустую посуду на поднос. Ее движения вновь стали отточенными и чуть отстранёнными, королевскими. Но когда ее взгляд упал на меня, в нем не было прежней ледяной стены. — До завтра, Алексей, Василий.

— Ага, — пробормотал я. — Увидимся.

Она ещё раз кивнула и удалилась, оставив после себя легкий шлейф духов и ощущение легкой, но тягучей пустоты. И как это у неё получилось так быстро сдружиться с нами? Хорошо, со мной в частности. Какой-то женский трюк?

Вася выдохнул с облегчением. Ему всё ещё было не по себе рядом с такими высокородными особами. Всё же он вырос как обычный парень, простолюдин.

— Неужели, — прошептал он, — ты серьёзно намерен общаться с ней? Совсем подвоха не чувствуешь?

— Завидуй молча, — я не мог сдержать улыбки. — Это и тебе выгодно, к слову.

Он спорить не стал и быстро доел свои макароны. Так засмущался в присутствии Ксении, что пытался есть красиво, по этикету, а потому очень медленно. Сейчас же он чуть ли не проглотил разом остатки еды и залпом выпил остывший чай.

— Не спеши ты так, до пары ещё десять минут, — недовольно скривился я.

Сам же в то время думал о Земской. Лед не просто тронулся. Он, похоже, начал активно таять. И, к моему собственному удивлению, мне это нравилось. Ещё немного, и я пойму, зачем она вообще пошла на сближение, затеяв всё это. В пранк с ее стороны я верил всё меньше и меньше.

Автобус плавно тронулся от станции, увозя меня из Козлова обратно в академию. Я устроился у окна, собираясь два часа наслаждаться видом огней, мелькающих в сумерках, и музыкой в наушниках. Своеобразная медитация и отдых.

Я уже почти погрузился в созерцание, как уловил движение краем глаза и почувствовал лёгкий, знакомый запах духов. На соседнее сиденье с деланно-удивлённым видом опустилась Анна.

— О, Алексей! Какая неожиданная встреча! — сказала она, и фальшь в её голосе была настолько очевидной, что мне захотелось проверить, не горят ли у неё щёки.

«Случайность», ага, конечно. Автобус полупустой, мест — вагон и маленькая тележка.

— Анна, — кивнул я сдержанно, убирая один наушник. — Неожиданная, да.

Неловкая пауза повисла в воздухе. Девушка перебирала ремешок своей сумки, явно собираясь с мыслями.

— Ну как… как дела? — наконец выдавила она.

— Прекрасно. Дуэли, учёба… высшая математика. Сама знаешь, магии что-то нас не торопятся учить. А так жизнь бьёт ключом, — ответил я с лёгкой язвительностью.

Мы ведь продолжали общаться с девушками в чате, пусть и, в основном, по делу. Я игнорировал их вопросы о Земской, а они не слишком давили на это. Такое вот подобие нейтралитета. Кроме того, мы находились в одной группе и виделись, по сути, каждый день. Вася с Ксенией учились отдельно, по своим группам. В отличие от Анны и меня.

Она промолчала, чувствуя укол. Потом, сделав глубокий вдох, будто прыгая в ледяную воду, начала главное наступление:

— Я видела, ты последнее время часто общаешься с Ксенией Земской. Вы… подружились? Это так неожиданно для всех.

Вот оно. Корень всего этого спектакля. Кто б сомневался! Не поддаюсь в чате, чего б не попытаться выловить за пределами академии?

— А что, есть причины, по которым нам не следовало бы дружить? — парировал я, глядя на неё прямо.

Анна смутилась ещё сильнее.

— Нет! То есть, конечно, нет… просто… она такая странная. И мы все переживаем.

Переживают они за меня. Ага, конечно. Так я и поверил.

— «Мы» — это кто? — спросил я мягко, подводя её к краю. — Ты, Татьяна, Виктория? А может, Ксюшка Цветаева? Самая моя близкая подруга, — хмыкнул, не сдержавшись. — Или всё-таки в основном Рожинова попросила разузнать, что за дружба такая у бастарда с приезжей графиней?

Она аж подпрыгнула на сиденье, точно я её током ударил. Щёки её действительно запылали.

— Нет! Совсем нет! Мы верим… знаем, что ты не бастард. Просто… понимаешь…

— Не понимаю, потому и спрашиваю, — пожал я плечами. — Таня надоумила меня выловить? Так ведь?

— Нет. То есть… да… я не об этом… — она запуталась и в итоге просто начала закусывать нижнюю губу. Я же продолжал смотреть на неё с превосходством, внутренне наслаждаясь её скованностью и неловкостью.

Наконец, она сдавленно прошептала:

— Прости.

И снова повисло молчание. Она смотрела на свои руки, сжимающие ручки сумки, что лежала на её коленях.

— Нам… всем… неловко, что так получилось, — продолжала она с запинками, — Что мы не общаемся. Это не лично к тебе, понимаешь? Родственники… давление. Все боятся за репутации дочерей. Ты же сам знаешь, какие тут порядки.

Я знал. И мог бы понять, скажи они это раньше, а не огородись от меня стеной молчания и безразличия. Так что это теперь совсем не аргумент, неужели никто из них не понимает?

— Допустим, — сказал я спокойно. — Репутация — страшная сила. Особенно интересно, как это сочетается с тем, что ты продолжаешь дерзить и ставить на место Валентина. Хотя я уверен, твои родственники были бы только за, увидев его в роли твоего мужа. Дела отца бы поправились. Но ты слишком переборчива в избранниках, как я погляжу.

Это был укол не в бровь, а в глаз. Анна замерла, её глаза расширились. У неё не нашлось слов. Такое банально нечем было крыть. Она просто откинулась на спинку кресла и резко отвернулась, уставившись в проход.

Я выиграл этот раунд, но вкус победы был горьким. Почему мне так неприятно? Неужели я всё ещё что-то испытывал к этой девушке?

Мы ехали молча несколько минут. Я уже было собрался вернуть наушники на место, как она снова заговорила, тихо, почти шёпотом, словно выдавливая из себя самое главное, самое болезненное.

— И ещё… я знаю, что это ужасно с моей стороны… но я должна сказать. Я… мне очень жаль, что не могу ответить на твои чувства. Прости. Я ценю тебя как друга, но… всё слишком сложно. Мне очень жаль… что мы не можем… как прежде…

Я смотрел на её сумку, на сжатые губы, и внутри пламя свечи моего дара готово было взорваться. Не от любви, унижения или чего-то такого. От переполняющего меня возмущения и раздражения. Она пришла ко мне в этот автобус, устроила допрос, а теперь ещё и пытается давить на то, что между нами было? Вот только поезд уже ушёл. Причём давно и по её вине.

Воцарилась мёртвая, оглушительная тишина. Я не замечал других людей в салоне, смотрел только на неё. Ту девушку, что впервые увидел в поезде три месяца назад. И которой был так глупо ослеплён. Вот ведь дурак!

Я больше не стал ничего говорить. Просто демонстративно поднял руку и вставил наушники. Нажал кнопку воспроизведения на смартфоне. Звук хлынул, отсекая её и всё окружение. Затем развернулся к окну, уткнувшись лбом в прохладное стекло, всем видом показывая, что разговор окончен. Причём, было бы желательно, чтобы навсегда.

Конечно, я понимал, что мы ещё будем встречаться — учимся-то вместе. Но говорить мне с этой девушкой больше не о чем.

Краем глаза я увидел, что она посидела ещё минуту, нервно перебирая ремешки своей сумки, а затем поднялась и перебралась на свободное сиденье через проход.

И только тогда, когда между нами образовалась эта метровая полоса нейтральной территории, я почувствовал, как камень свалился с души. Я сделал глубокий вдох и наконец-то по-настоящему уставился на мелькающие за окном огни, позволяя музыке полностью поглотить себя. Неуместный спектакль был окончен.

Я шагал по главной аллее академии, направляясь к библиотеке, где мы договорились встретиться с Васей. Вечер был тихим и прохладным. Ещё не мороз, но щёки мои слегка пощипывало. Изредка мимо пробегали спешащие по своим делам студенты.

Впереди, у широкого дуба, кучковалась небольшая группа. Я бы не обратил внимания, если бы не увидел на одном из спорщиков знакомую куртку — к верхней одежде в академии требований не было, так что все одевались кто во что горазд. У Васи это был синий дутыш, у меня тёмно-синее, почти чёрное пальто. Такие вещи выглядят респектабельнее, потому и купил.

Снежнов что-то горячо доказывал высокому парню из нашего потока. Кажется, это был Семёнов, барон, поговаривали, что обнищавший. Я прибавил шагу. Голоса становились громче, слова — отчётливее.

— … и чтобы я больше этого не слышал! Понял? — Василий тыкал пальцем в грудь собеседнику, а его лицо было искажено злостью.

Семёнов лишь снисходительно усмехнулся, взглянув на своих приятелей в поисках поддержки.

— А что такое? Правда глаза колет? Все же знают, что он выскочка и…

Он не успел договорить.

— Вызываю тебя на дуэль! — крикнул Василий, перекрывая его речь. А потом продолжил уже ехидно: — Осмелишься отказаться?

Руки скрестил на груди, поза такая, будто он пуп земли. Забавно было видеть его таким. Обычно он угрюмый и тихий.

В группе наступила тишина. Семёнов сначала опешил, потом фыркнул, но его усмешка уже не была такой уверенной.

— Ну что ж, — он нагло поднял подбородок. — Как баран на заклание. Согласен. Буду ждать.

Он развернулся и, кивнув своим дружкам, ушёл. Зеваки так же поспешили по своим делам. Вася же стоял, тяжело дыша и сжав кулаки, и смотрел вслед Семёнову. Похоже, у него адреналиновый откат.

Именно в этот момент он заметил меня. Встрепенулся, злость во взгляде моментально ушла, сменившись на лёгкую неловкость. Подошёл, потирая шею.

— Алексей… я же не опоздал? — пробормотал он.

— Нет, — ответил я и кивнул в сторону удаляющихся фигур. — А это что сейчас было? Что он тебе сделал?

Вася вздохнул и наконец разжал кулаки.

— Да так… этот клоун, — он махнул рукой в сторону удаляющейся группы Семёнова. — Посмел тебя бастардом назвать. При всех. Ну, я не стерпел. Решил, что пора уже мне рот ему заткнуть.

Меня будто слегка током ударило. Не из-за оскорбления — мне было фиолетово на него. А из-за поступка Снежнова.

— Вась… не обязательно было это делать. Я бы и сам разобрался.

— Знаю, что не обязательно! — он вспылил снова, но теперь уже на меня. — Но я — друг! Или как? Это моя обязанность! А то Земской можно, а я что, хуже? Или породой не вышел? Она всех твоих обидчиков на дуэли вызывает, а я будто боюсь, что ли? Это не так!

Он выпалил это всё одним махом, и я увидел в его глазах не просто порыв. Искренняя обида и жгучая потребность доказать — и мне, и самому себе, — что наша дружба чего-то стоит. Причём не на словах, а на деле.

— К тому же, — Василий уже немного успокоился и даже ухмыльнулся, — этого болвана я сделаю за пять минут. Он фехтует, как пьяный крот. Я его на спаррингах видел.

Я смотрел на него — на его взъерошенные волосы, упрямый подбородок, на его верные, чуть безумные глаза — и чувствовал, как по мне разливается странное, тёплое и приятное чувство. Не благодарность, нет. А чистая, ничем не омрачённая радость.

В этот момент все обиды на Анну, остальных девчонок, недоверие к этому месту, накопившаяся усталость — всё это куда-то испарилось. Потому что вот он — настоящий друг. Не тот, кто извиняется и оправдывается давлением родни и ещё невесть чем, а тот, кто бросает вызов в лицо обидчику, не думая о последствиях. Просто потому что друг.

Я не стал ничего говорить. Порывисто шагнул вперёд и обнял его, хлопнув по спине.

— Ну и идиот же ты, Вась, — сказал я, и в моём голосе звучала та самая радость, которую я и не пытался скрыть. — А если проиграешь?

Он смущённо хмыкнул, но похлопал меня в ответ.

— Ни за что! За дурака-то меня не держи. Я ведь тоже бой на кулаках выберу, — он отстранился, и я увидел его самодовольный оскал. — Пойдём, что ли, а то из-за этого козла не успеем подготовиться нормально, и библиотека закроется.

Мы пошли в сторону нужного здания, а я чувствовал, как на душе становится легче и светлее.

У меня никогда не было настоящих друзей. Да и у исходного Алексея тоже. И как же это чертовски приятно! Я рад, что оказался здесь и сейчас.