Гусар

Глава 8

Фамилия Уварова подействовала на всех присутствующих, как удар грома.

В полку начался настоящий кипишь. Офицеры, только что расслабленно обсуждавшие сплетни, теперь метались, как угорелые, выкрикивая приказы. Кто-то орал, требуя немедленно принести парадный мундир, кто-то со звоном ронял саблю, причем не единожды, кто-то просто бестолково метался туда-сюда, пытаясь навести порядок среди подчиненных.

В общем, моих однополчан в преддверии явления Уварова, страшного и ужасного, плющило знатно. Всех. Кроме меня. Я не бегал, не орал. Наоборот. В центре этого хаоса меня вдруг осенило. Вот он, реальный шанс! Пока все теряли голову, я должен её обрести. Внешний вид — половина успеха.

— Прошка! Захар! Ко мне!

Слуги, стоявшие поодаль, чтоб их не «затоптали» ошалелые гусары, тут же оказались рядом.

— Тащите парадную амуницию! Живо! Всё сюда!

Через несколько минут, пока остальные офицеры ещё пытались навести порядок, Прошка и Захар уже принесли все, что требовалось.

— Батюшка, извольте… Негоже перед генералом в таком виде… — бормотал Захар, подавая белоснежные перчатки.

Прошка, сияя от гордости за хозяйскую предусмотрительность, уже помогал мне накинуть на левое плечо алый ментик с серебряными шнурами и протягивал кивер с высоким белым султаном.

Я быстро облачился во всё это, дабы казаться по-настоящему бравым гусаром. Если уж идти на смотр, то выглядеть нужно безупречно. Хотя, честно говоря, половина амуниции казалась мне совершенно бесполезной.

Штаны? Держите! Украсим их шнурами, там же без шнуров вообще никак. Глядишь, враг сдохнет от зависти. На плечо какую-то тужурку? Да конечно, ребята! И не надо одевать ее нормально, так на плече и носите. Удобный головной убор? Ни в коем случае! Держите вот — цилиндр с пером. Чтоб враг наверняка видел, куда целиться.

Короче, не знаю, кто тут выполняет роль Юдашкина, я бы этому человеку сказал пару ласковых слов. Но, как говорится, со своим уставом в чужом монастыре тебя на хрен пошлют.

Когда прозвучал сигнал горна к общему построению, я был готов на сто процентов. Все четыре эскадрона, более шестисот гусар, выстроились на главном плацу в единую, длинную линию.

На площадь въехал генерал-лейтенант Уваров со своей свитой. Он медленно двигался вдоль строя, и его проницательный взгляд, казалось, заглядывал каждому в душу. Несомненно, выглядел мужик солидно. В нем чувствовались и стать, и власть, и жесткий стержень.

— Господа гусары, — произнёс он громко и отчётливо, остановившись перед нами, — вид у вас бравый, но застоявшийся. Посему, дабы размять ваши кости, манёврам быть! За город, господа!

Слова генерала мои однополчане встретили радостным криком:«Ура!» Я, естественно, тоже кричал, хотя про себя думал, как мне дороги все эти особенности гусарской жизни. Полдня уже было убито на тренировку, а теперь, значит, предстоят игры в «войнушку». Однако, моего мнения, никто не спрашивал, поэтому приходилось изображать счастье и восторг, дабы не выделяться среди остальных.

Через полчаса вся армада уже выезжала в поля, где были раскинуты штабные шатры для манёвров.

Уваров тут же вызвал к себе командира полка, полковника Давыдова, и всех четырёх командиров эскадронов, включая нашего ротмистра Бороздина. Через десять минут они вышли из генеральского шатра. Нашему полку досталась задача атаковать и выбить «противника» с холма.

Я увидел, как Уваров отошёл в сторону, о чём-то беседуя с Бороздиным. Это был мой шанс. Пока, правда, не понятно, какой, но я точно понимал, надо что-то сделать, как-то проявить себя.

Единственное — на данный момент мои таланты заканчиваются на отличном владении саблей и фокусах, которые я, оказывается, могу показать на лошади. Это — скудный арсенал. Вряд ли Уваров оценит, если я начну носиться туда-сюда на Громе, размахивая саблей. Скорее решит, что перед ним какой-то псих. Нет. Тут надо провернуть нечто важное, весомое. Такое, чтоб у генерала глаза на лоб вылезли. От восторга, естественно.

Я тихонечко, приставным шагом, стараясь не привлекать внимания, подкрался ближе. Требовалось понять, о чем идет разговор. Может там я услышу подсказку.

Генерал вместе с ротмистром обсуждали те самые маневры, которые полагались нашему эскадрону. Вообще, конечно, все, что они говорили для меня звучало как белый шум. Набор военных терминов, какие-то стратегические выкладки. Я уже было отчаялся, понимая, что блеснуть мне вообще нечем. Но…

До меня долетел обрывок фразы, сказанной ротмистром.

— … В лоб придется атаковать, по хорошему бы артиллерией вдарить, а там пехоту в атаку кинуть, а мы уж с флангов бы…

Я завис на его словах, будто процессор, обрабатывающий поставленную задачу. Такой чувство, что высказывания Браздина сыграли роль триггера.

Атаковать в лоб… Черт! А это может сработать!

В общем, я не знаю, как оно происходит, но в этот момент снова щелкнул тумблер. В голове вдруг появились мысли, которые я, пожалуй, вряд ли могу охарактеризовать как свои. Ибо где Олег Лайфхакер и где, блин, военная теория.

Но при этом обдумывал их именно я. Будто в моем подсознании открылась дверца и оттуда начала просачиваться информация. Будто я когда-то давно изучал искусство тактики и стратегии, а теперь могу это использовать. Хотя, естественно, не было в моей жизни ничего подобного. Думаю, это снова прилетел «привет» от Бестужева. Я просто получил доступ к его знаниям, но теперь мог распоряжаться ими сам.

Вообще, конечно, идея, посетившая мою голову, была рискованной, но…

— Ваше превосходительство! Господин ротмистр! Позвольте обратиться! — Проорал я максимально бравым тоном, срываясь с места.

Бороздин побагровел от такой дерзости. Ему однозначно не понравился данный поступок.

Уваров отнёсся более спокойно. Он лишь прищурился, с любопытством разглядывая мою физиономию. А потом, не дав ответить ротмтстру, высказался сам:

— Говорите, корнет. Если то, что вы скажете, не будет стоить вашего ареста.

— Ваше превосходительство, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал максимально решительно. — Лобовая атака на подготовленную позицию — именно то, чего ждёт противник. Это предсказуемо. Я предлагаю не размениваться на мелкие отвлекающие действия, а использовать саму предсказуемость. Пусть три эскадрона нашего полка начнут атаку. Это будет угроза, которую противник не сможет проигнорировать. Они будут вынуждены поверить в неё и стянуть все силы для отражения. А наш, четвёртый эскадрон, в это время пройдёт с лева, по лесистой балке, — на которую я указал рукой, и продолжил, — ударит им в тыл. Это будет не просто уловка, а полноценная маневр.

Уваров молча смотрел на меня. Его взгляд был острым, как бритва. Ротмистр тоже смотрел и его взгляд тоже был острым. Разница в том, что Браздин этим взглядом с огромным удовольствием проткнул бы меня насквозь. Чтоб не лез, куда не просят.

— Целый эскадрон в обход, — медленно произнёс Уваров. — Откуда у вас такие мысли, корнет?

Упс… Вот тут заминочка выходит. Сказать правду я, естественно не мог. Фраза:" Вы знаете, сами мы не местные. Просто в моей голове живёт настоящий граф Бестужев" или «Я живу в его теле», что более точно, — это прямой билет в дурку. Соответственно, пришлось импровизировать на ходу.

— Мой отец, ваше превосходительство, всегда учил меня, что в бою побеждает не тот, кто следует уставу, а тот, кто мыслит, как враг, и использует его ожидания против него самого, — ответил я.

Хотя, черт его знает, имел ли какое-нибудь отношение мой новый папенька к военным. Теоретически — должен. Мне кажется они тут все где-нибудь когда-нибудь служили или воевали. Типа дворянская кровь, все дела.

Генерал вдруг смягчился.

— Кажется, вы сын Алексея Кирилловича Бестужева-Рюмина? Верно? Я знал вашего отца. Он тот еще хитрец. И только ради него, — Уваров повернулся к Бороздину, — я позволю эту вольность. Михаил Васильевич, доверьте ему свой эскадрон. Интересно понаблюдать за тем, как реализует свой замысел этот бравый, юноша. Корнет, ведите!

Фух! Меня мгновенно опустило. Исчезло напряжение. Более того, я почувствовал мощный прилив адреналина. Только что мне по сути вручили целый эскадрон «солдатиков». Только не игрушечных, а самых настоящих. Это покруче любой компьютерной «стрелялки» или стратегии.

Я отдал честь и вернулся к своему эскадрону. Бороздин и Чаадаев, который отирался неподалеку, а соответственно весь наш разговор слышал, проводили меня взглядами, полными затаённой ярости.

Я же, игнорируя мысленные проклятия, которые летели мне вслед, встал во главе нашего, четвёртого эскадрона и приготовился показать высший класс. Надеюсь по крайней мере, что это будет именно так.

В принципе, логика была понятна. Да, я не сталкивался с военными действиями, но тот план, который созрел в моей голове, виделся вполне ясным и четким. Уверен, что справлюсь.

По сигналу горна три эскадрона — почти пятьсот сабель — ринулись вперёд. Манёвр начался.

Это была не просто атака, это была живая лавина. Земля гудела под тысячами копыт, воздух наполнился оглушительным рёвом и криками «Ура!».

Елисаветградский полк, наш условный противник, не мог не поверить в реальность этой угрозы. Они тут же пришли в движение, разворачивая свой фронт и готовясь принять удар сокрушительной массы противника.

Пока всё внимание было приковано к этому грандиозному зрелищу, я во главе своего эскадрона отделился от основных сил и, пользуясь рельефом местности, скрылся в лесистой балке. Здесь, в тени деревьев, мы двигались почти бесшумно. Контраст был невероятным: там, на поле, бушевала показная буря, здесь же царила напряжённая, сосредоточенная тишина.

Мы обошли холм по дуге, скрытые от глаз противника. Я выглянул из-за деревьев, оценивая ситуацию. Сердце забилось чаще. План сработал идеально.

Елисаветградский полк — их жёлтые доломаны и синие чакчиры ярко пестрели на солнце — был полностью поглощён «боем» с тремя нашими эскадронами. Они развернулись фронтом к полю, их тыл оказался абсолютно беззащитен.

— Ну что ж… Извиняйте, пацаны… Ничего личного, только бизнес… — Пробормотал я тихо себе под нос и осторожненько сдал назад.

Затем обернулся к своим гусарам. Сто пятьдесят человек замерли в тени деревьев, их лица были напряжены в ожидании. В глазах читался азарт. Они ждали команды. Моей команды.

Я вынул из ножен свою соколиную саблю. Булатный клинок тускло блеснул на солнце. Эх… Сейчас бы пару фоточек и в канал их выложить…

— Господа, — мой голос прозвучал хрипло, но твёрдо, его услышал каждый. — Тихо… сабли-и-и… НАГОЛО!

Сотня скрежещущих звуков слились в один, когда полторы сотни клинков покинули ножны. Я поднял свою саблю, указывая на беззащитный тыл елисаветградцев.

— За мной… В АТАК-У-У-У!

Мой крик стал детонатором. В ответ грянул оглушительный, яростный рёв, и наш эскадрон вырвался из леса, как огненный поток. Земля содрогнулась от одновременного удара шестисот копыт. Это была не просто атака, это была стихия. Гул стоял такой, что, казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут.

Я нёсся впереди. Ветер бил в лицо, срывая с губ крик. Алый ментик хлопал за спиной, как крыло гигантской птицы. Мой мозг отключился, уступив место инстинктам тела. Я не думал, я действовал. Я чувствовал под собой каждую мышцу Грома, который летел, вытянув шею, скачками пожирая пространство. Справа и слева от меня неслись гусары — сплошная стена из красных мундиров, бешеных глаз и сверкающей стали.

Елисаветградцы нас услышали. Я увидел, как их задние ряды начали в панике оборачиваться. На их лицах сначала появилось сильное, очень сильное удивление, которое достаточно быстро сменилось паникой. Они видели, как из леса на них несётся условный враг, но изменить ситуацию уже не могли. В реальном бою это — верная смерть.

Их офицеры что-то отчаянно кричали, пытаясь развернуть строй, однако было уже поздно.

Мы врезались в них налету. Как горный поток, который невозможно остановить.

Мой эскадрон, как стальной клин, расколол их порядки. Противник, застигнутый врасплох и атакованный с двух сторон, не выдержал. Их строй мгновенно рассыпался на отдельные, панически мечущиеся группы.

С наблюдательного пункта прозвучал сигнал горна, означавший конец манёвров и нашу полную, безоговорочную победу.

Я с трудом натянул поводья, останавливая разгорячённого Грома. Мое дыхание было тяжелым, я пытался унять дрожь во всём теле. Это даже не восторг, это — шок от осознания, я только что сделал очень крутую вещь. Вокруг меня ликовали мои гусары, потрясая саблями и выкрикивая поздравления.

Без раненых и побитых конечно, не обошлось, как у нас так и у условного противника.

Я посмотрел в сторону штабного шатра. Генерал Уваров опустил подзорную трубу. Он не улыбался, но на его суровом лице было выражение полного удовлетворения. Он медленно, весомо кивнул.

Без раненых и побитых конечно, не обошлось, как у нас так и у условного противника.

В этот момент ко мне подскакал его адъютант.

— Господин корнет Бестужев-Рюмин, его превосходительство генерал-лейтенант Уваров требует вас к себе. Немедленно.

Сердце ухнуло в пятки. Вот оно. Разбор полётов. По-любому что-нибудь сделал не так и сейчас за это получу по шапке. Наверное…

Я кивнул и, развернув Грома, поехал за адъютантом через поле, которое ещё минуту назад было полем боя, а теперь гудело от восторженных криков моего эскадрона.

Когда мы направились к генералу, несколько гусар, видимо, решив особо отметить наш триумф, вскинули пистоли в воздух. Среди них я узнал разудалого поручика Ржевского.

— В честь виктории! Пали! — проревел он.

Грянуло несколько выстрелов.

Лошадь адъютанта, ехавшего рядом со мной, от резких и близких хлопков испуганно шарахнулась в сторону. Она взвилась на дыбы, сбрасывая своего седока на землю, а затем, обезумев от страха, не разбирая дороги, понеслась прямо на группу старших офицеров, в центре которой, возле своего шатра, стоял генерал Уваров.

Скажу честно, это было очень неожиданно. Лошадь-то боевая вроде. К звукам стрельбы должна быть привычна, а тут ее коротнуло.

Все замерли. Время будто остановилось. Адъютанты и наш полковник Давыдов окаменели от ужаса, не успевая среагировать.

'Чёрт! — пронеслось в моей голове. — Если эта кляча сейчас затопчет генерала, мои усилия пропадут зря! Я тут ему такое представление устроил, и какая-то сраная лошадь все испортит? Не бывать этому! "

Героизм? Нет. Чистый инстинкт самосохранения.

Я ударил Грома пятками в бока и рванул наперерез. Мой мозг не успел отдать приказ — тело снова сработало на инстинктах. Гром, почувствовав мою волю, летел стрелой. Я поравнялся с несущимся конём, перегнулся в седле так низко, что чуть не выпал, и вцепился в болтающиеся поводья.

Рывок был настолько сильным, что едва не вывихнул мне плечо. Несколько мучительно долгих секунд я боролся с обезумевшим животным, которое тащило меня за собой.

Наконец, с помощью Грома, который грамотно его теснил, я сумел замедлить бег коня и остановить взбесившуюся скотину буквально в нескольких шагах от окаменевшего генерала. Кстати, он тоже странный товарищ. Мог бы отбежать или отскочить. Черт его знает. Нет. Замер истуканом и пялился на приближающуюся угрозу.

Наступила гробовая тишина, а затем всё пришло в движение. Несколько человек бросились к упавшему адъютанту, кто-то подхватил взмыленную лошадь под узды. Ржевский и его приятели, устроившие салют, стояли с мертвенно-бледными лицами, осознав, что могло сейчас произойти.

Генерал Уваров медленно подошёл ко мне. Он посмотрел на меня, потом на дрожащего коня, и на его лице впервые за весь день отразилось нечто вроде удивления.

— Ваше мастерство верховой езды достойны восхищения, корнет, — произнёс он ровным, но веским голосом. — Вы сегодня спасли не только мою жизнь, но и честь всего полка. Я этого не забуду.

Я лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова. У меня пошел самый натуральный отходняк. Внутри начала бить дрожь и стоило больших усилий не выпустить ее наружу. Просто… Я совершил нечто такое, на что в здравом уме никогда не подписался бы. А тут — словно чувство самосохранения напрочь отключилось. Вообще. А теперь включилось обратно и орало в башке благим матом:«Олег, ты что творишь⁈ Мы уже один раз сдохли! Хочешь опять⁈»

Краем глаза я видел лицо Орлова, стоявшего поодаль. И вдруг на долю секунды заметил кое-что важное. На физиономии поручика вдруг мелькнула настолько лютая ненависть, что мне стало не по себе. Такое чувство, будто Орлов был непрочь, чтоб лошадь к чертям собачьим затоптала целого генерала, лишь бы она попутно угробила и меня.

— А теперь, — продолжил Уваров, будто ничего не произошло, — я жду вас в своём шатре, корнет. У нас с вами будет серьёзный разговор.

С этими словами генерал развернулся и двинулся в сторону упомянутой палатки. Я спешился и, передав поводья Грома подбежавшему Прошке, направился следом за ним.

Гусары расступались, провожая мою персону взглядами, в которых смешались удивление, зависть и невольное уважение.

Адъютант откинул полог шатра, пропуская меня внутрь.

Внутри все выглядело по-спартански строго. Генерал Уваров стоял у походного стола, на котором была разложена карта местности. Он повернулся ко мне и указал на стул.

— Садитесь, корнет, — его голос был на удивление спокоен. — Вы сегодня показали нечто выдающееся.

Я сел, не зная, чего ожидать.

— Ваш манёвр, — продолжил Уваров, — был не просто дерзким, он был умным. Вы использовали ожидания противника против него самого. Этому не научишь по уставу. Этому учит либо горький опыт, либо врождённое чутьё. Я рад видеть, что у сына Алексея Кирилловича оно есть.

Он сделал паузу.

— А ваш поступок с лошадью… это уже не тактика, это характер. Вы спасли меня от конфуза, а возможно, и от серьёзного увечья. За это — моя личная благодарность.

Я хотел было что-то ответить, но он поднял руку.

— Конечно, пальба, устроенная вашими товарищами — возмутительный бардак. За такое я бы весь эскадрон под арест отправил. Но вы — гусары. И по-другому, видимо, не можете. Ваша сила в необузданном духе и дерзости. Главное, чтобы этот дух был направлен на врага, а не на своих генералов.

Он усмехнулся в усы, и его суровое лицо на миг потеплело.

— Я видел, как на вас смотрят ротмистр Бороздин и поручик Чаадаев, — сказал он уже серьёзнее. — Зависть — дурное чувство, но в армии оно неизбежно, когда кто-то вырывается вперёд. Не берите в голову. Я поговорю с полковником Давыдовым. Талантам нужно давать дорогу, а не душить их интригами. Я сам урегулирую этот вопрос.

Уваров обошёл стол и остановился прямо передо мной, положив руку мне на плечо.

— Продолжайте в том же духе, корнет. Думайте, рискуйте, и не бойтесь тех, кто мыслит лишь по написанным правилам. У вас, если не свернёте с пути, блестящая карьера. Я это вижу. Как видел когда-то в вашем отце. Жаль, что он подал в отставку.

От такой прямой и безоговорочной похвалы у меня перехватило дыхание. Честное слово. Даже захотелось прямо сейчас схватить саблю и бежать бить французов. Они, конечно, сильно удивятся, не напали же еще, но меня реально распирало от какого-то странного восторга, рвущегося из груди наружу.

— А теперь ступайте, корнет, — закончил Уваров. — Отдыхайте. Вы это заслужили.

Я встал, отдал честь и, как во сне, вышел из шатра. Я ожидал чего угодно: разноса, наказания, перевода. Но вместо этого получил покровительство одного из самых влиятельных генералов армии и предсказание блестящего будущего. Отлично! Просто отлично!

Меня тут же окружили гусары во главе с поручиком Ржевским.

— Ну, граф⁈ Что сказал генерал⁈ Не молчите! — взволнованно гудела толпа.

— Сказал, что мы — лучшие, — с ухмылкой ответил я.– Все мы!

Этого было достаточно. Воздух взорвался ликующими криками.

— В кабак! Немедленно в кабак! — ревел Ржевский, подхватывая меня под руку. — Такой успех нужно залить вином, иначе он испарится!

Даже ротмистр Бороздин и поручик Чаадаев, проводив генеральскую свиту, были вынуждены сквозь зубы процедить формальные поздравления. Их взгляды говорили о том, что сегодняшний день они мне не простят, но сейчас был мой час. И я собирался им насладиться.