Ночь опустилась на землю, тихая и безлунная. Я сидел в тесной, пахнущей пылью и мышами караулке при свете одинокой свечи. Пламя лениво колыхалось, отбрасывая на стены дрожащие, уродливые тени. В общем, атмосфера была максимально зловещей, что полностью соответствовало ситуации.
Я делал вид, что изучаю по пятому кругу бумаги, предоставленные Лейбой, но на самом деле был максимально готов в любую минуту перейти в боевой, так сказать, режим. Каждая мышца в моем теле была напряжена до предела. Все реакции организма обострились.
Снаружи, в непроглядной тьме, затаились мои товарищи. Ржевский с пятью гусарами — в густой тени оружейного склада, напротив порохового. Остальные — у замаскированного подкопа под забором, с внешней стороны. По крайней мере, я надеюсь, что они там, соответственно нашей договорённости.
Вообще, конечно, атмосфера была напряжена до предела. Смесь азарта, адреналина и… пожалуй, страха бурлила в моей крови. Черт его знает, во что выйдет эта ночь. Неизвестность всегда пугает больше остального. А еще жутко хотелось спать.
Минуты тянулись, как часы. Тишина давила на уши, заставляя вздрагивать от каждого шороха. Когда где-то в лесу ухнула сова — я буквально подпрыгнул на месте. Вот насколько был напряжён каждый нерв, каждая мышца.
В голову начали лезть поганые мысли. А что, если я ошибся? Что, если это просто моя паранойя, разыгравшаяся от стресса? Просидим тут до утра, как последние идиоты, а потом Орлов будет с наслаждением рассказывать всему полку, как корнет Бестужев со своими приятелями всю ночь ловил призраков. Я живо представил его язвительную усмешку, и на душе стало еще гаже.
Внезапно, когда я уже почти уверился в провале нашей затеи, тишину прорезал четкий, резкий звук. Хруст сухой ветки со стороны леса, у самого забора. Я замер, превратившись в слух. Все посторонние мысли в моей голове моментально испарились.
Осторожно, стараясь не производить шума, я выбрался из караулки и прокравшись вперед затаился в темноте.
А затем послышался скрип. Медленный, тягучий, отвратительный. Скрип несмазанных колес. И не одной телеги, а минимум трех. Они медленно подкатывали к забору.
Из темноты у подкопа вынырнуло несколько теней. Двигались они быстро и бесшумно. Никакой суеты, все слаженно. Ночные «гости» проскользнули на территорию и растворились в тени порохового склада. Мое сердце забилось чаще. Я был прав. Я был прав! Ура!
Прошла еще минута, показавшаяся вечностью. Затем со стороны тыльной стены склада раздался глухой стук, а за ним — тихий скрип отодвигаемых досок. дерева. Наши гости начали вскрывать окно.
Осторожно, ступая на носочках, я двинулся вдоль стены к тому самому окну. Уже в непосредственной близости от схрона услышал приглушенную возню, а затем появился тусклый свет фонаря.
Я увидел, как внутрь склада пролезли двое крепких мужиков, а за ними — наш услужливый помощник интенданта Лейба. Его узнал по мелким, суетливым движениям. Гнида. Ну как есть гнида. Не ошибся я в нем ни на грамм.
— Живее, живее! — донеслось до меня его ядовитое шипение. — Пока этот гусарик спит! Берите штуцера и бочонки пороха! Сегодня нужно вывезти все.
Я набрал в легкие воздуха, а затем издал тихий свист соловья, которому меня наспех научил Ржевский. Честно говоря, любой соловей впал бы в стресс от моей имитации, ну и черт с ним. Главное, что Ржевский услышит. Хотя, скажем честно, в ночи это прозвучало как-то жутковато. Будто не соловей решил спеть, а болотная выпь проснулась.
— Стоять, канальи! — взревел Ржевский, словно неминуемая расплата вырастая из темноты вместе с остальными гусарами. Почти одновременно вторая группа наших товарищей активизировалась за забором. Судя по крикам и грохоту, на телегах остались еще люди.
Воры замерли на мгновение, их лица в свете фонаря исказились от ужаса. Но парни оказались на голову отбитыми. Они не собирались сдаваться без боя.
— Режь гусариков! — хрипло заорал один из них, и в его руке блеснул длинный нож.
Он бросился на Ржевского, который находился к нему ближе всего. Раздался резкий, сухой лязг — сабля поручика отбила удар, высекая сноп искр. Ржевский не фехтовал, он работал — коротко, зло, без лишних движений. Поручик оттеснил вора от пролома, не давая ему скрыться, и после очередного выпада с силой ударил его эфесом по кисти. Нож со звоном отлетел в сторону.
Второй вор, здоровенный, как медведь, с бычьим ревом кинулся на молодого корнета, сбив его с ног. Они покатились по земле в яростной возне. Я увидел, как блеснуло лезвие в руке вора, занесенное над горлом гусара. Внутри меня все похолодело. Однако, корнет тоже оказался не лыком шит. Он с силой оттолкнул мужика, а потом резко ударил его ногой.
Тем временем Лейба завизжал как поросенок, затем метнулся в сторону, пытаясь убежать. И вот этого точно нельзя было допустить. Гнида сто процентов владеет информацией, которая нужна нам, чтоб вычислить всю цепочку.
Я кинулся ему наперерез. Он отчаянно толкнул меня, но я, устоял на ногах, и даже умудрился подставить ему подножку.
Пока Лейба возился в кустах, куда он кубарем улетел после моего маневра, я снова посмотрел на корнета, желая убедиться, что с ним все в порядке. Однако, оказалось, что с порядком было как раз не очень. Мужик-медведь опять навалился на гусара и наш корнет явно проигрывал.
Остальные мои товарищи сражались за стеной. Похоже вторая часть воров тоже не хотела сдавать без боя. Ржевский был занят первым грабителем. Еще двое гусар кинулись на помощь корнету, но я остановил их:
— Хватайте Лейбу! Вяжите его! Я сам!
Времени на саблю не было. Я выхватил пистолет, но, помятуя о своей хреновой манере стрелять, решил не рисковать. А то угроблю кого-нибудь из своих же. Я использовал оружие как дубинку. Сделал два шага вперед и со всей силы, вкладывая в удар злость, которая бурлила внутри, опустил тяжелую рукоять на голову вора. Раздался глухой, влажный звук. Вор обмяк и завалился набок.
Корнет, тяжело дыша, отполз в сторону. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескался ужас и благодарность. По сути, я только что спас ему жизнь. Вор и правда был здоровый, как хрен знает кто. Он легко мог сломать корнету шею.
Схватка закончилась так же быстро, как и началась. За забором слышались довольные голоса наших товарищей, а значит они со своей задачей справились ничуть не хуже. Воздух был наполнен запахом пота, тяжелым дыханием и тихими стонами связанных пленников.
Ржевский подошел ко мне. На его щеке алела царапина. Он посмотрел на неподвижное тело оглушенного мной грабителя, потом на меня.
— Недурно, граф, — выдохнул поручик. Его взгляд был серьезным, сосредоточенным. — Совсем недурно.
Я лишь кивнул, чувствуя, как меня начинает бить дрожь. Адреналин отступал, оставляя после себя тошнотворную слабость. Сказать честно, я никогда не мнил себя героем. А уж после того, как перебрался в Москву, и подавно. Я жил той жизнью, которую мне предложила столица, и вообще не парился. Сейчас же… Сейчас из меня вылезло наружу что-то настоящее, что-то давно забытое. И от этого было немного не по себе.
Мы затащили пленников в караулку и крепко связали. Те мужики, что охраняли телеги, были тупо исполнителями. Поэтому их просто усадили возле стеночки. Меня интересовала троица, которая действовала активно. Двое грабителей и, конечно, сам помощник интенданта.
Причём, если первые сидели молча, мрачно уставившись в пол, то Лейба продолжал биться в истерике.
— Это ошибка! Недоразумение! — всхлипывал он, размазывая по лицу грязь и слезы. Руки мы ему развязали и усадили на стул, исходя из того, что имелся расчёт выбить из гниды письменные признания, — Я служащий интендантского ведомства! Я буду жаловаться! Это самоуправство! Вы еще пожалеете!
Ржевский подошел и с отвращением ткнул его кулаком в плечо:
— Сейчас я тебе пожалуюсь, сволочь! Говори, давай.
— Я ничего не знаю! Я просто исполнял приказ интенданта! Вы не имеете права! Вас заставят пожалеть об этом.
Лицо поручика обрело еще более злое выражение. У Ржевского даже вена на виске набухла и начала пульсировать. Если Лейба сейчас не заткнется, боюсь он его просто придушит.
Я понял, пора вмешаться. Подошел ближе, положил руку на плечо поручику.
— Подожди. С ним нужно иначе.
Затем присел на корточки перед устроившимся на стуле помощником интенданта и заглянул ему в глаза. Попробуем использовать известный в будущем прием:«Добрый полицейский — плохой полицейский».
— Слушай меня внимательно, Лейба, — мой голос стал тихим и спокойным, отчего звучал еще страшнее. — Твои дружки — простые разбойники. Их повесят или на каторгу отправят. Быстро и без затей. А ты — чиновник. Казнокрад. И это, как ты понимаешь, уже не просто воровство. Это — государственная измена. Сначала тебя ждёт дознание с пристрастием в подвале. Знаешь, как оно выглядит? Нет? Могу рассказать в деталях.
Естественно, я понятия не имел ни про какие подвалы и дознания. Эта история, наверное, совсем из другого времени. Но мне казалось, подобный поворот должен напугать помощника интенданта.
— А потом уже –виселица. Но…— я немного подался вперёд и понизил голос. — Ты ведь пешка. Глупая, жадная пешка. Это понятно. Расскажи мне все, и я, возможно, доложу полковнику, что ты чистосердечно раскаялся, помог раскрыть заговор. Может, вместо виселицы отделаешься каторгой в Сибири. Поживешь еще. А будешь молчать — я отдам тебя поручику. Он парень горячий, нервный. Думаю, разговорит тебя за пару минут. Выбирай.
Лейба перевел испуганный взгляд на Ржевского. Тот, не растерявшись, оскалился и со зверским выражением лица щёлкнул костяшками пальцев.
Глаза нашего пленника расширились от ужаса. Хотя, за всей этой эмоциональной ширмой, я заметил кое-что любопытное. Лейба несомненно был той еще сволочью, но только не дураком. Конкретно сейчас он лихорадочно соображал, что делать. Пытался понять, как ему выкрутиться из ситуации.
Естественно, в итоге помощник индентанта сделал верный выбор. Он заговорил. Ради своей шкуры хитрая сволочь был готов сдать всех.
— Спрашивайте, ваше благородие… Расскажу как на духу. — Решительно заявил Лейба.
— Отлично! — Я резко поднялся на ноги и отошел назад, но при этом остался стоять ровно напротив Лейбы. — Тогда сначала удовлетвори мое любопытство. Просто интересно… Зачем так сложно? Зачем тайник в стене? Почему просто не выносить по бочонку каждую неделю? Ты ведь тут всем заправлял.
Лейба встрепенулся, в его глазах мелькнула тень самодовольства. По-моему этот придурок расценил мой вопрос, как похвалу их воровской схеме.
— Просто выносить? — переспросили он. — А ревизия, ваше сиятельство? Рано или поздно приехал бы кто-то дотошный, пересчитал бы все и обнаружил недостачу! В том, конечно, случае, если бы мы брали большими партиями. А так… так все было чисто! Интендант придумал. Мы крали из основного запаса и прятали в схроне. А в бумагах я указывал разнообразные причины. Пошел дождь, затопило. Одна бочка пострадала. Одна — не десять. Верно? Или к примеру, мыши. Пожрали обмундирование, сволочи. Чуть-чуть там. Чуть-чуть здесь. Если бы пришла проверка, они бы посчитали то, что на виду, сверили с поддельными бумагами, и все бы сошлось! А так прятали, а как возможность представилась все за раз и вынесли бы.
— Теперь понятно, — я холодно улыбнулся. — Умно. Но это вам не поможет. Что ж, давай по существу. Кто главный? Кому и когда предназначалось оружие? Оно волнует меня в большей мере. Уверен, вы не для коллекции его собирали. Несомненно планировали продать. Верно?
Лейба помолчал пару минут, а потом снова захныкал:
— Интендант! Все он! Он не болен… Покупатели — поляки… пан Радзивилл… Сегодня! Сегодня на рассвете у корчмы «Под тремя соснами» должна была быть передача! Мы торопились… думали, вы, ваше благородие, спать будете, вот и решили, что все тихо пройдет и продадим.
— Доказательства? Бумаги? — надавил я. — Не верю, что вы с поляками на честном слове дружбу водите. А ты вообще еще тот хитрец. Сто процентов как-нибудь обезопасил себя.
— Какие бумаги, ваше благородие? Что ж я, по-вашему, расписку с них брать должен? — всхлипнул Лейба. — Я бы, может, и взял, да кто ж даст…
В общем-то, доводы помощника интенданта были вполне понятны и очевидны. Думаю, он говорит правду.
Одно я знал наверняка, подобные вещи не происходят без прикрытия или чисто ради наживы. Индентант жадная скотина? Естественно. Лейба — гнида? Само собой. Но они не могли провернуть всю эту схему без помощи кого-то вышестоящего. Либо… Либо без прямого участия сил, заинтересованных в предательстве. Французы? Или все-таки свои? Черт…
Я медленно кивнул, обдумывая слова Лейбы. Он был жалок, но его информация оказалась бесценна.
— Итак, — продолжил я, — ты ведь понимаешь, что сейчас решается твоя судьба. Говори честно, и, возможно, Сибирь покажется тебе не таким уж плохим вариантом. Что еще знаешь?
Лейба заерзал на стуле, его глаза забегали.
— Ваше благородие, это… это не так просто. Дело гораздо серьезнее, чем кажется. За этим стоят очень влиятельные люди, я не могу их назвать. Они… они повсюду. Если я скажу, меня найдут и… и никто не спасет. Даже вы.
Он всхлипнул, пытаясь выдавить новую порцию слез, однако его взгляд был слишком расчетливым.
— Я готов рассказать все! Все до мельчайших подробностей! Но… но только если вы дадите мне гарантии. Гарантии, что меня не казнят. Что отправят в Сибирь, как вы и сказали. Пожалуйста, ваше благородие! Я знаю такое, что перевернет все вверх дном!
Я посмотрел на Ржевского. Он стоял, скрестив руки на груди, с непроницаемым выражением лица, но я видел, как напряглись желваки на его скулах.
— Хорошо, Лейба, — ответил я, стараясь говорить максимально убедительно. — Ты получишь свою Сибирь. Но только в том случае, если твоя информация окажется действительно ценной и поможет нам вскрыть всю схему полностью. Начинай.
— Тут ведь какое дело, ваше благородие… Нынче разговоры всякие с народе ходят. Особенно в наших местах. Вы думаете, зачем пану Радзивилу оружие? Просто так? А вот и нет. Отряды он собирает. В ожидании великого императора, что дарует Польше свободу от русских захватчиков.
— Черт побери, Бестужев…— прошептал Ржевский, поднимая на меня потрясенный взгляд. — Это он про кого речь ведет? Это он про…
Ржевский не договорил. Но все всё поняли. Вооружение «пятой колонны», вот на что мы наткнулись. Это реально не просто жажда наживы. Это — государственная измена. Накануне войны.
Гусары, стоявшие вокруг, молчали. Азарт сменился ледяной, суровой решимостью. Мы ухитрились совершенно случайно ткнуть палкой в осиное гнездо и пока совершенно не ясно, к чему все это приведёт.
— Отлично идём, друг мой любезный. — Подбодрил я помощника интенданта. — А теперь давай более конкретно. Имена, фамилии.
Лейба глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Он уже открыл рот, чтобы начать свой рассказ, когда внезапно один из связанных воров, до этого сидевший молча, резко дернулся. Я даже не успел осознать, что произошло. Как? Как он умудрился развязать веревки?
Раздался короткий, глухой свист рассекаемого воздуха, а затем — ужасающий, хрустящий звук. Тяжелый кистень, который вор каким-то чудом умудрился спрятать, с чудовищной силой врезался Лейбе прямо в висок.
Помощник интенданта даже не успел вскрикнуть. Его глаза остекленели, голова безвольно упала на грудь, а тело обмякло и сползло со стула, оставляя за собой на полу темную лужицу.
Вор, словно дикий зверь, вскочил на ноги. В его глазах горело безумие. Не теряя ни секунды, он метнулся к двери, где стоял один из наших гусар. Мелькнул нож, но гусар успел отшатнуться.
— Вы что, не обыскали его⁈ — Рявкнул я.
— Стой, дьявол! — взревел Ржевский.
Он был быстрее молнии. Его сабля вылетела из ножен с металлическим звоном, сверкнула в тусклом свете свечи. Один удар. Чистый, смертоносный. Лезвие вошло вору под ребро. Мужик замер на мгновение, его глаза распахнулись как-то слишком широко, из груди вырвался последний вздох. Он рухнул на пол, издав лишь хриплый булькающий звук.
Я смотрел на неподвижные тела Лейбы и вора. Кровь растекалась по грязному полу караулки, смешиваясь с пылью. Внутри меня все похолодело от ярости.
— Ржевский! Что ты наделал⁈ Этот человек… он был ключом ко всем секретам! Он убил Лейбу, чтоб тот ничего не мог рассказать! А значит, прекрасно понимал, о чем пойдёт речь.
Поручик обернулся, его лицо было бледным, но решительным. Он, казалось, не понял моего гнева.
— Этот сукин сын мог убить корнета, граф! Я не мог позволить ему сбежать или навредить еще кому-то! Он был опасен!
— Опасен⁈ — я едва сдерживал себя, чтобы не взорваться. — Он убил Лейбу, потому что Лейба собирался говорить! Этот вор знал не меньше, а возможно, и больше, чем сам Лейба! Он был последним звеном, которое могло привести нас к тем, кто стоит за интендантом! А ты… ты его зарубил! Мы только что потеряли единственную нить. Что теперь, Ржевский⁈ Что теперь⁈