Гусар

Глава 12

В караулке повисла мертвая тишина, которую нарушало лишь жадное потрескивание одинокой свечи и тяжелое, прерывистое дыхание гусар. Скажу честно, все мы пребывали в состоянии тихого офигевания из-за случившегося, но по разным причинам.

Мои гусары расстроились тем фактом, что я не оценил их героического рвения, в итоге которого у нас в наличие имелось два трупа. Два — потому что, если бы они обыскали этого урода с кистенем, все сложилось бы иначе. Соответственно смерть Лейбы тоже была на их совести.

Причина моего офигевания — тоже два трупа, но просто как факт. Я вообще-то к подобным сюжетам не привык. Мне вообще-то от одного только вида Лейбы, лежащего в луже собственной крови, и вора, который оказался проткнут саблей, как поросенок вертелом, становилось слегка не по себе. Не то, чтоб очень расстраивало, но и не радовало.

Драка — да. Мордобой — ок. Но убийство — это уже другая история. Даже из того расчета, что и Лейба, и мужик с кистенем были сволочами и преступниками.

Я в который раз с тоской посмотрел сначала на вора, лежащего в нескольких шагах от порога, потом на Лейбу. Оба — мертвы. И оба — на нашей совести.

Однако, мучаться нравственными угрызениями можно сколько угодно, это ничего не даст. Есть ещё третья сторона медали. Вот такая она у нас, медаль. Трехсторонняя. Это — сам факт случившегося происшествия. За него надо будет отчитаться, но я пока не понимаю, как. Думаю фраза:«Извините, мы там немного наследили» вряд ли послужит оправданием для начальства.

Оставалась крохотная надежда, что информацией обладали не только Лейба и вор, но и остальным тоже что-то известно.

Я подошел к оставшимся в живых мужикам. Все они сидели рядочком, прижавшись к стене. Их глаза метались от Ржевского с окровавленной саблей к трупам на полу, затем снова возвращались к поручику. И вот что любопытно. Во взглядах мужиков не было ни страха, ни отчаяния, только осторожная, звериная хитрость. Единственное, о чем они беспокоились — это не прилечь рядом с товарищами.

— Что ж, раз ваш приятель решил замолчать навечно, — голос мой звучал ровно, почти ласково, — может, вы будете сговорчивее? Кто вас нанял? Куда везли оружие?

Один из мужиков, широкоплечий, с обветренным лицом, лишь покачал головой.

— Ничего не знаем, ваше благородие. Мы люди простые, возчики. Наняли нас с подводами. Сказали, груз военный, тайный. Вот и везли. Куда — не наше дело. Куда прикажут, туда и едем.

Я присел на корточки перед ним, стараясь заглянуть ему прямо в глаза. Запахи пыли, крови и страха смешались в воздухе, обволакивая меня. Неееет… Боится все-таки. Боится… Чисто за свою шкуру. А значит, ни слова не скажет. Никто из них не скажет.

Они видели, как только что мужик с кистенем грохнул Лейбу, соответственно, прекрасно понимают, Сибирь где-то там, а люди, которые организовали закупку оружия — где-то здесь. Поэтому все особо говорливые до Сибири просто не доберутся. Их тут по-тихому прибьют, как и Лейбу. А Сибирь она что? Там тоже люди живут.

— Тайный груз, говоришь? И ты веришь, что за тайный груз вам платят столько, что вы готовы рисковать шеей, да? Ты думаешь, я поверю, что вы попались на такую удочку? — С напором продолжил я.

Мужик отвел взгляд и упрямо повторил:

— Честное слово, ваше благородие. Сказали, нажива будет хорошая. Вот и согласились. Дома жены сидят, детишки мал-мала меньше. Все голодные. Жрать просят.

Мужик завел песню, которую я без того мог пересказать наперед. Мы не сами, нас принудили. Вот в чем ее суть.

Его сообщники кивали, подтверждая каждое слово. В их глазах я прекрасно видел затаенную насмешку. Мол, давай барин, докажи обратное. А еще им нечего было терять. Лейба, единственный более-менее подходящий свидетель, мертв. Без Лейбы, без каких-либо документов, без других улик, мои слова ничего не стоили. Это было глухое дело. Я не мог заставить их говорить, не переступая черту, которую пока не готов пересечь. Чувствовал себя шахматистом, который только что потерял ферзя.

Наконец, причитания мужика пошли на убыль и окончательно затихли. Он заткнулся, глядя на меня страдательным взором. Я тоже молчал. Пытался найти выход из ситуации.

Первым тишину нарушил Ржевский. Он вздохнул тяжело и посмотрел на меня. Его лицо было мрачно-бледным, словно высеченным из камня.

— Это… это плохо кончится, Бестужев, — тихо, едва слышно, сказал он, чтоб наш разговор не расслышали воры. — Нужно немедленно докладывать. Ротмистру Бороздину или Чаадаеву. Объяснить всё, как было.

— Докладывать? — я горько усмехнулся, чувствуя, как желчь поднимается к горлу. — И что мы скажем, поручик? Что мы самовольно устроили засаду на воров? Что в ходе этой засады убили двоих, один из которых — чиновник интендантского ведомства? Финал предполагался совсем иным. Мы должны были выглядеть победителями, а не…

— Так ворьё же! — буркнул кто-то из гусар, перебив мои размышления.

— Ворьё — это когда разберутся. А разбираться будут долго… — протянул я.

Затем обвел взглядом лица своих товарищей. В их глазах читался вопрос: «Что теперь?»

— Пока будут выяснять, пройдут драгоценные часы. Встреча на рассвете! Изменники-шляхтичи, не дождавшись поймут, что дело провалилось, и скроются. Вся наша работа пойдёт прахом. Вы сами слышали, о чем начал говорить Лейба. Об измене. Понимаете, насколько велики ставки?

Я шагнул в центр комнаты. Голос мой окреп, а каждое слово чеканилось, отсекая сомнения.

— У нас есть только один выход, господа. Довести дело до конца. Мы должны захватить этих поляков. Сами. Захватить с поличным. Только, если привезем воров, и заказчиков, мы покажем, что действовали правильно.

Гусары молчали, переваривая мои слова. План был безумным. Это означало удвоить ставку, поставив на кон не только карьеру, но и жизнь.

— Чёрт с ним, граф прав! — неожиданно громко произнес Ржевский, а потом с глухим стуком ударил кулаком по своей же раскрытой ладони. — Если нас и судить, то за большую победу, а не за драку на складе! Я с тобой, Бестужев.

Поддержка поручика решила дело. Остальные гусары, один за другим, согласно закивали. В их глазах страх сменился решимостью и азартом, словно они уже видели себя героями, возвращающимися из дерзкого рейда.

— Хорошо, — кивнул я. — Но мы не можем ехать все. Кто-то должен остаться здесь. Охранять склад, пленных и… этих, — Я кивнул на тела.

В наступившей тишине стало ясно, что оставаться не хочет никто. Все рвались на захват. Там — героическая слава, тут — скучная рутина.

— Доверим выбор судьбе-злодейке, — Ржевский достал из кармана серебряный рубль. — Орёл — едет. Решка — остаётся.

Он подбросил монету. Орёл. Поручик ехал. Напряженная тишина повисла в караулке. Монета переходила из рук в руки. Кому-то везло, и он с облегчением выдыхал. Кто-то, увидев решку, мрачно отходил в сторону. Наконец, очередь дошла до меня. Я подбросил монету. Орёл. Я тоже ехал.

Не то, чтоб могло быть иначе. Естественно никто бы гусар одних, без контроля не отпустил. Я уже увидел, как они решают вопросы. Чуть что — сразу саблей махать. Но ради общего духа братства решит поддержать «монеточный» выбор.

Через пять минут у нас была ударная группа из шести человек, включая меня и Ржевского. Остальные, с видимым разочарованием, приняли свою участь и остались на охране.

— Накидывайте плащи поверх мундиров, — велел я. — Оружие спрятать. Мы не должны выглядеть как гусарский разъезд.

Мои товарищи послушно принялись маскироваться. В итоге, на сборы ушло еще около получаса и только после этого мы вышли из караулки.

В предрассветных сумерках нас ждали три трофейные телеги, брошенные ворами. Мы молча погрузились в них, прячась среди мешков и ящиков. Ящики, кстати, само собой, были пустыми. Это тоже мое решение. Рисковать, таская за собой оружие, — мысль нелепая. Не с нашим счастьем, как говорится. Потому, пока ударная группа готовилась к вылазке, остальные резво вытаскивали ружья и уносили их на склад.

Просто с пустыми руками к шляхтичам тоже не явишься. Глянут — телеги без груза, и все. Операция закончится, не успев начаться.

Закончив приготовления, наша ударная группа тихо выехала со складов. Мы двигались не как лихие гусары, а как простые возчики, стараясь не привлекать внимания в серой утренней дымке, по направлению к корчме «Под тремя соснами», чтобы устроить новую, ещё более опасную засаду.

В предрассветных сумерках корчма «Под тремя соснами» выглядела зловеще. Одинокое строение на отшибе у лесной дороги, с тусклым светом в паре окон. У коновязи я заметил несколько верховых лошадей — признак того, что гости внутри были не из простых. Собственно говоря, на другое и не рассчитывали.

— Пойду один, — тихо сказал я Ржевскому, когда мы слезли с телеги.

— С ума сошёл? — прошипел он, схватив меня за рукав. — Они тебя на ремни порежут. Ты что? Одному нельзя! Ты, корнет, конечно, удалой вояка, но тут ведь разговор состоится не с честным противником. Тут — подлые людишки и предатели.

— Нет, поручик. По-другому нельзя. Вдвоём мы будем выглядеть подозрительно. Они могут заподозрить. А если я один — так это посыльный. Поговорю, попытаюсь выманить их на улицу. Если через пятнадцать минут не выйду или будет шум — атакуйте.

Ржевский сжал зубы, но кивнул. Его взгляд был полон тревоги, однако он доверился моему решению.

Я запахнул плащ поглубже, затем решительно направился к двери. Толкнул ее, переступая порог и замер, чтоб оценить ситуацию. В ноздри тут же ударил тяжелый запах кислого пива, лука, немытых тел. Запах, наверное, привычный для любой корчмы, но сейчас казавшийся особенно тошнотворным.

Внутри, за большим столом, сидели семеро. Как я и ожидал, это была шляхта — гордые, холёные лица, дорогие кафтаны, у каждого на поясе сабля и пара пистолетов. Они пили вино и тихо переговаривались, но в их позах чувствовалось напряжение.

Один, самый молодой, нервно теребил ус, другой беспрестанно потирал рукоять своего пистолета, а третий, дородный мужчина с красным лицом, вдруг издал громкую, заливистую отрыжку, чем вызвал неодобрительные взгляды соседей.

Посторонних в корчме не наблюдалось. То есть присутствовали только поляки, и это значительно облегчало задачу. В случае заварушки, значит, не пострадает никто левый. Уже хорошо.

Я шагнул в центр зала, небрежно оглядываясь. В голове пронеслись кадры из «Крестного отца» — как там Майкл Корлеоне сидел, спокойный, будто сам дьявол. Или «Бригада» — там герои тоже умели держать лицо, когда ставки были высоки.

«Надо вести себя спокойно, уверенно, как будто я тут хозяин», — подумалось мне.

Затем, чтобы уж точно соответствовать образу, расслабленной походкой я приблизился к столу, за которым сидела шляхта.

Один из поляков смачно попыхивал длинной резной трубкой, пуская в потолок едкие клубы дыма. Я остановился прямо рядом с ним, пытаясь оценить, кто из них главный. Теоретически, вон тот, седовласый. Слишком уверенно смотрит на остальных, свысока.

— Доброго утра, панове, — сказал я.

Мой голос был спокоен, но внутри всё дрожало. Боялся ли я? Да черт его знает. Наверное, уже нет. Но вот очередных накладок сильно не хотелось.

Все семеро повернули головы в мою сторону. Разговоры смолкли. Седовласый поставил свой кубок на стол с глухим стуком.

Не дожидаясь приглашения, я плюхнулся на свободный стул напротив седовласого, демонстративно закинув ногу на ногу. При этом старался придерживать полы плаща так, чтоб не блеснуть своими гусарскими штанами.

— Ты кто такой? Мы ждём другого человека. — Голос седовласого был сух, как осенняя листва под ногами.

— Вместо него прислали меня. — спокойно ответил я.

Затем, потянувшись через стол, к полному изумлению шляхтича, который выпускал в потолок красивые колечки сизого дыма, выхватив у него из рук трубку. Сам не знаю, зачем. Наверное, чтоб моя нагловатость сбивала их с толку.

— От интенданта явился на встречу. Меня прислали, всё уладить

Седовласый прищурился. По-моему он не поверил.

— Говори толком! И где Лейба?

Я поднес трубку к губам. Затянувшись, попытался изобразить глубокую задумчивость, как в сериалах про криминальные элементы. Но табак оказался адски крепким, мои глаза тут же вылезли на лоб, легкие сжались, а изо рта вырвался не элегантный дымок, а скорее хриплый кашель. Я кое-как подавил его, хотя слезы уже выступили на глазах.

— Лейба сейчас занят по приказу нового начальства, — импровизировал я на ходу, — Товар же мы привезли, пройдёмте, панове, сами всё увидите.

Не давая полякам опомнится, я вскочил на ноги и направился к выходу, стараясь выглядеть максимально естественно. Хотя горло раздирало от желания закашляться. Чертов табак… Чертовы шляхтичи с их трубками. Понторезы…

Естественно, это была рискованная игра. Я рассчитывал выйти, подвести поляков к телегам, а уже потом подать сигнал, чтобы мои гусары застали их врасплох.

Возле самой двери остановился, обернулся к покупателям.

— Ну что вы, панове? Будем до завтрашнего утра сидеть? Пока лишние глаза не появятся? Если что-то не устраивает, так я сейчас соберусь да поеду обратно. Желающие на товар всегда найдутся.

Поляки, расценив мои слова, как сигнал к действию, поднялись и вышли следом за мной, внимательно осматриваясь по сторонам. Их лица выражали смесь подозрительности и легкого недоумения от моего странного поведения. По крайней мере, сбить их с толку я действительно смог.

Однако… Как только мы оказались возле подводы, жизнь снова совершила неимоверный кульбит.

— Засада! — закричал вдруг один из шляхтичей, указывая на гусара, который играл роль возчика.

Видимо, он неосторожно раскрыл плащ, и стали видны синие штаны с вензелями. Бедолага так старался изобразить крестьянина, что натянул свою маскировку чуть ли не до подбородка, но проклятые вензеля все равно выдали его с головой. Думаю, он до конца своих дней будет помнить этот нелепый промах.

Гусары, поняв, что их раскрыли, с азартным криком бросились в атаку. Схватка завязалась прямо во дворе. Это была не драка, а короткая, смертельная рубка. Ржевский со своей саблей носился как вихрь, сшибаясь с двумя шляхтичами одновременно. Остальные гусары, хоть и уступали полякам в качестве, брали яростью и слаженностью.

Трое шляхтичей были убиты в первые же минуты боя. Оставшиеся четверо, видя, что дело дрянь и они окружены, бросили оружие и сдались.

Во дворе воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием моих людей и хрипами раненых. Гусары были в эйфории.

— Видали⁈ Сделали их! — радостно кричал молодой корнет, его глаза сияли.

— Вот это по-нашему! — хохотал Ржевский, вытирая кровь с сабли.

Они были искренне рады. Они победили в настоящем бою, раскрыли заговор, захватили изменников. Для них это был чистый, незамутнённый триумф.

Седовласый лидер шляхтичей посмотрел на нас с нескрываемой ненавистью.

— Вы не туда влезли, господа, — прошипел он, сплюнув на землю. — Вас всех на виселицу отправят.

Мои товарищи лишь рассмеялись в ответ.

— Сначала тебя туда отправят, изменник! — крикнул Ржевский.

Я тоже улыбался, но улыбка была натянутой. Потому что на самом деле мне хотелось выйти в центр круга, образованного гусарами, поднять руки вверх и заорать прямо в небо:«Да вы, блин, издеваетесь, твою мать⁈»

Что за фанатичное желание кого-нибудь грохнуть? Реально. Нет, я все понимаю, завязалась схватка. Ну долбани ты соперника по голове той же саблей. Эфесом. Или возьми пистолет и двинь ему в лоб ручкой. Ударь по-простому, в морду, а потом за волосы и об колено. Сломай нос, лупани под дых. На кой хрен сразу тыкать саблями в живых людей⁈

Цель-то была совсем другая! Просто взять предателей с поличным. Нам необходимы эти шляхтичи в полном составе.

Но! Благодаря моим слишком бравым товарищам, по факту мы имеем очень сильно усугубившуюся задницу. Причём, только я в полной мере осознаю всю катастрофичность нашего положения.

Трупы. Три трупа знатных дворян. Это тебе не обычные мужики-крестьяне, это — элита. А мы грохнули их без приказа.

Кроме того в моей голове крутилось вот что. На хрена я вообще полез в эту историю? Зачем мне нужен был этот геморрой? Хотел как лучше. Типа воров поймать сначала, а потом — предателей. Поиграл, блин, в детектива. Теперь замудохаешься расхлебывать. Мы, конечно, шляхтичей повязали, это да. Но вот смерть их товарищей может повлечь за собой очень серьёзные проблемы.

— Господа, тихо! — скомандовал я. — Дело ещё не закончено.— Грузите пленных и… этих, — я кивнул в сторону убитых, — на телеги. Живо. Нужно немедленно ехать к полковнику Давыдову. Такой улов мы только ему можем доставить.

Гусары бодро кинулись выполнять мой приказ. Я смотрел за ними со стороны и, честно говоря, меня терзали очень смутные сомнения. Если говорить более точно, предчувствие тихонечко начинало намекать на серьёзные проблемы.