Гусар

Глава 5

Я втянул побольше воздуха, чувствуя себя рок-звездой перед выходом на стадион. Вся эта компания — поручик Орлов, его секундант Лещин и третий, безымянный гусар — смотрели на меня с одинаковым выражением скучающего превосходства. Они ждали, что я назову шпаги или пистолеты, чтобы потом с удовольствием наблюдать, как меня элегантно проткнут или продырявят.

Наивные… Наивные гусары… Они уверены, что победа у них в кармане, а граф Бестужев-Рюмин снова станет посмешищем. Хрен там плавал, господа! Хрен там плавал!

— Итак, — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более весомо. — Вы великодушно предоставили мне право выбора оружия. Грех этим не воспользоваться.

Я сделал паузу, наслаждаясь моментом. Прошка рядом со мной практически перестал дышать, а Захар что-то беззвучно шептал, вероятно, молитву.

— Мы будем стреляться, — торжественно объявил я. — Но не свинцом. Мы будем стреляться… словами!

На повисших на заборе лицах гусар отразилось полное недоумение. Поручик Орлов даже слегка приоткрыл рот и стал похож на рыбу, которую выкинуло на берег. Этакая здоровая рыбина с усами и бакенбардами.

— Что, простите? — переспросил Лещин, явно решив, что ослышался или что слухи о странностях графского сына вовсе не преувеличены.

— Словесная дуэль, господа! — я расплылся в самой наглой из своих улыбок. — Поединок поэтов! Мы будем сражаться не клинками, а рифмами! Каждый из нас зачитает свой куплет, цель которого — как можно сильнее уколоть противника. Публика решит, кто был убедительнее.

Орлов сначала опешил, а потом громко, презрительно рассмеялся.

— Вы совсем из ума выжили, Бестужев? Какая еще дуэль рифмами? Вы трус, который пытается уклониться от справедливого отмщения!

— Напротив! — парировал я. — Предлагаю вам дуэль более высокого порядка, дуэль умов! Или вы боитесь, что ваш острый язык не сравнится с вашей острой саблей? Я слышал, вы мастер едких фраз. Так докажите. Или это вы стру-си-ли?

Последнее слово я произнес медленно, с издевкой. У Орлова дернулась щека, а потом глаз. Он попался. Для такого гордеца намек на трусость был оскорблением.

— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Я принимаю ваш идиотский вызов. Но на моих условиях. Если я, по мнению секундантов, одержу победу в вашем балагане, то на следующий же день мы стреляемся по-настоящему. На пистолетах.

— А если победа останется за мной, — подхватил я, — то вы, поручик, на весь следующий день становитесь моим личным менестрелем. Будете следовать за мной и воспевать в стихах каждый мой шаг. Согласны?

Орлов смерил меня ненавидящим взглядом, затем кивнул своему секунданту.

— Я согласен.

— Прекрасно, — вмешался Лещин. — Условия приняты. Теперь о времени и месте. Полагаю, завтра на заре, у рощи.

— На заре? — я искренне ужаснулся. — Помилуйте, поручик, все приличные люди в это время самые сладкие сны досматривают. Какой рассвет? И по поводу места. Думаю, нам подойдет городская площадь. Оттягивать тоже ни к чему. Прямо сегодня встретимся.

Орлов побагровел еще сильнее.

— Вы и здесь хотите устроить балаган⁈ Дуэли не проводятся на городских площадях! — Прошипел он, едва не капая ядовитой слюной себе на грудь.

— А у нас дуэль не простая, а поэтическая, — парировал я. — Ей нужны зрители! Свидетели вашего, поручик, триумфа… или позора. Или вы боитесь выступать перед народом? Что такое? Детские страхи?

Орлов скрипнул зубами.

— Нет-нет, — поспешил я его «успокоить». — Никаких рощ и комаров. Исключительно на площади. Сегодня скажем, часа в четыре. Чтобы и публика собралась, и солнце красиво светило. Для драматизма.

Лещин посмотрел на Орлова, тот кивнул, давая согласие.

— Быть по-вашему, граф, — с тяжелым вздохом произнес Лещин. — Сегодня, в четыре часа пополудни. Скажу честно, более странных дуэлей в моей жизни еще не случалось.

— Вот и договорились, — я лучезарно улыбнулся. — А теперь можете удалиться. Мне нужно подготовиться к выступлению.

Гусары, переглянувшись, развернулись и двинулись в сторону, откуда недавно явились.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая лишь удаляющимся топотом сапог по пыльной улице. Я чувствовал себя победителем, только что взявшим первый раунд. Как говорится, если драка неизбежна, бей первым. Ну или — не можешь остановить революцию, воглавь ее. Любая поговорка подойдет. Главное, что инициатива перешла в мои руки.

Внезапно из-за спины раздался женский голос.

— Поэтическая дуэль… — медленно произнесла Антонина Мирофановна, которая, оказывается, все это время стояла на крыльце, прислонившись к резному косяку двери. Она скрестила руки на груди, и ее темные глаза с лукавым прищуром изучали меня. — Должна признать, Петр Алексеевич, вы сегодня решили удивить весь город. Это какая-то новая петербургская мода — вызывать противников на рифмы?

— Можно и так сказать, — я позволил себе легкую ухмылку. — Дуэль умов, Антонина Мирофановна. Более цивилизованный способ решать споры, не находите?

— Цивилизованный⁈ — взвыл Захар, который до этого момента стоял столбом, переваривая произошедшее. Он подскочил ко мне, в его глазах плескался неподдельный ужас. — Батюшка, да вы в уме ли⁈ Какой цивилизованный способ⁈ Он же вас на смех поднимет, а потом, по уговору, на пистолетах застрелит!

— А по-моему, барин здорово их уел! — вмешался Прошка. Он стоял чуть позади, выкатив грудь колесом, в глазах горел щенячий восторг. — Видали, Захар Семеныч? Как они лица-то вытянули! А наш-то барин! Одним словом всех на место поставил!

— Молчал бы ты, щенок! — прикрикнул на него Захар. — Глупый ты еще, не понимаешь! Барин наш с рифмами никогда не дружил! — он снова повернулся ко мне, его голос дрожал от отчаяния. — Петр Алексеевич, голубчик, я ж помню, как вы в прошлом годе графине Нарышкиной в альбом писали! Три дня мучились, свечей извели на рубль, а выдали: «Ваши глаза как бирюза, а под глазами слеза»! Так над вами же весь уезд потом хихикал! Опомнитесь, пока не поздно!

— А я говорю, барин — молодец! — не унимался Прошка, глядя на старика с вызовом. — Зато не струсил! А вы, Захар Семеныч, только и умеете, что причитать!

Я поднял руку, прекращая их спор.

— Спокойно. И ты, Захар, не паникуй. И ты, Прошка, попридержи восторг. — Я посмотрел на старика. — С тех пор, Захар, мой поэтический талант значительно вырос. — Затем я перевел взгляд на заинтригованную Антонину Мирофановну и подмигнул ей. — Вы еще не видели, как я умею.

Хозяйка дома в ответ не улыбнулась, но ее взгляд стал более внимательным и оценивающим. Она смотрела на меня так, будто видела впервые. Будто перед ней не занудный граф Бестужев-Рюмин, а совершенно другого, непонятный, но определенно интересный человек.

И тут меня осенило. Секундант! У Орлова был Лещин, а у меня — никого. Для такого шоу совершенно точно нужен кто-то с моей стороны «ринга».

Я огляделся. Вокруг были лишь дома, похожие на «теремок» Антонины Митрофановны, и все. Выбора, прямо скажем, не наблюдается. Идти по городу, разыскивая кого-то из гусар, совершенно не хотелось. Да и кого? Похоже мой предшественник не пользовался уважением однополчан.

Затем мой взгляд переместился на хозяйку дома. Я на пару минут завис, переваривая возникшую в голове мысль. А что, если…

— Антонина Митрофановна! — расплылся я довольной улыбкой. — Не будете ли так любезны уделить мне минуту?

— Слушаю вас, граф.

Она, не торопясь, спустилась с крыльца и направилась в мою сторону.

— Ой, барин… Что-то вы задумали, чую, нехорошее… — То ли простонал, то ли прорыдал Захар. — Когда у вас взгляд задорный становится, точно жди беды. Крайний раз вы с таким взглядом опыты свои эти ставили, когда то ли из жабы камень хотели сделать этот… философский. То ли из камня жабу. Заставили девок дворовых по болотам лазить в поисках материалу.

— У меня к вам предложение, от которого, как говорится, невозможно отказаться. — Обратился я к хозяйке дома, игнорируя страдания Захара, — Будьте моим секундантом в этом… представлении.

Антонина Митрофановна сбилась с шага, не дойдя до меня пары метров. Ее лицо вытянулось от удивления, а в глазах мелькнуло сомнение: не сошел ли с ума графский сынок окончательно.

— В представлении? Граф, дуэль — это дело чести, а не театральный фарс! Это серьезно! Вы можете себе представить в роли секунданта женщину⁈ Да вы что! Вас же… — Начала вдова.

— Нас же, что? — не дал я договорить Антонине Митрофановне. — Позвольте уточнить, разве где-нибудь написано, что секундантом не может быть прекрасная дама?

— Конечно не написано, конечно не написано… — Забубнил рядом Захар. — Такая блажь никому в голову не приходила, вот ничего подобного и не писали. Барин… Христом богом прошу…

— Цыц! — Прикрикнул я на Захара, а затем снова перевел взгляд на Антонину Митрофановну. — Душа моя, соглашайтесь. Представьте, какое презабавное приключение у нас с вами получится.

Мне показалось, что слова «душа моя» и «презабавное» были очень к месту. Мне вообще нужно, кстати, следить за своим языком, чтоб не выдавать фразочки из очень далекого будущего.

— Обязанности простые: постоите рядом для солидности, проследите, чтобы мой оппонент не читал по бумажке, и, самое главное, громко объявите меня победителем. — Продолжил я убеждать вдову.

Она посмотрела на меня так, будто ей предложили явиться на площадь, где пройдет наше соревнование, в чем мать родила.

— Но долг секунданта — попытаться примирить дуэлянтов! Уладить конфликт миром! Как я, по-вашему, буду усмирять поручика Орлова? Он же… — Антонина Митрофановна запнулась, подбирая эпитеты для моего оппонента.

— Идиот? — Подсказал я ей. — Антонина Митрофановна, не стесняйтесь называть вещи своими именами. Вижу, вам он тоже сильно не по душе. Так давайте не просто накажем Орлова за дурное поведение, но и посмеемся над ним. И потом, помилуйте, душа моя, какой мир? Господин Орлов хорошего разговора не понимает. Это очевидно. А так — мы его отлично проучим.

Вдова тяжело вздохнула, нахмурилась, а потом вдруг весело рассмеялась, блеснув глазами.

— Граф, вы ставите меня в неудобное положение… Но с другой стороны… Есть правда в ваших словах. Если поручик проиграет, да еще при таком секунданте с вашей стороны…Весь полк будет смеяться…

— А представьте, — я перешел на заговорщический шепот, — как выглядите вы! Как секундант-женщина первой в России поэтической дуэли! Конечно, будь между мной и поручик обычная, классическая дуэль, тут и разговору быть не может. Однако, ситуация нестандартная. Зато вас в столичные салоны наперебой будут звать, чтоб только из первых уст услышать эту историю! Вы станете легендой!

— Хорошо, — Усмехнулась Антонина Митрофановна. В ее взгляде плясали самые настоящие чертятя. — Я согласна.

— Договорились! — весело ответил я, понимая, что мой «угол ринга» теперь укомплектован. — Готовьтесь к славе, душа моя. Сегодня мы знатно тряхнем ваш унылый городок.

До дуэли оставалось несколько часов. Нужно было подготовиться. Простого вдохновения и наглости могло не хватить, требовался план. Я уселся в кресло и сосредоточенно принялся вспоминать весь рэп, который когда-либо слышал. Почему рэп? Да потому что обычными стихами тут не обойдешься. Нужно что-то убойное.

Так, баттл — это структура. Три кита: подача, текст, панчи. Подача у меня будет — такой наглости они отродясь не видели. Текст… тут сложнее. Нужно бить по больным местам.

Я начал мысленно перебирать слабые стороны Орлова.

Первое — штаны в обтяжку. Слишком очевидно, но для захода сойдет. Второе — его репутация задиры, который лезет на слабых. Это надо обыграть. Третье — его гордость и спесь. Надо выставить его на посмешище, как павлина.

В голове начал складываться ритм. Ту-дум, ту-дум…

«Эй, публика, тише! Дайте дорогу таланту! — ага, неплохое начало. Нагло, привлекает внимание. — Сейчас я сниму спесь с этого франта…»

Я мысленно кивнул. Слово «франт» им понятно, а звучит презрительно. Дальше нужно развить тему…

«Ты машешь железом, а я — головой…» — вот оно, противопоставление! Сила против ума. Это им тоже зайдет. А в финале нужно что-то хлесткое, что-то, что превратит его в посмешище. Цирк? Парад? Точно!

— Барин! Петр Алексеевич!

Я открыл глаза. Передо мной стоял Прошка.

— Кушать подано! Антонина Мирофановна вас к столу просят.

Только сейчас я понял, что дико голоден. Адреналин от утренних событий отступил, и желудок требовательно заурчал.

— Вам бы в баньку сначала… — Прохор многозначительно окинул меня взглядом.

Вообще, конечно, баню я люблю. Ну как баню? Хамам, финская сауна на худой случай или русская, но со всеми удобствами. Очень сомневаюсь, что в 1812 есть что-то подобное. Поэтому настойчивое желание слуг запихнуть меня в сомнительное место, а мне оно казалось очень сомнительным, я пока что отверг. Обошлись бочкой. Обычной бочкой, наполненной дождевой водой.

Она стояла в глубине сада и я даже смог обмыться. Частями. Сначала верх, потом… хм… низ. Назовём это так. Захар, естественно, выпроводил Прошку и занялся моим омовением сам. Вернее пытался. Пока я на него не прикрикнул и не велел отвернуться.

Но зато все эти мыльно-рыльные процедуры дали возможность изучить свое новое тело более внимательно. В принципе, оно оказалось очень даже неплохим. Чисто физически графский сын выглядел вполне достойно. Ни грамма лишнего. Да, возможно, худоват, но при этом в наличие имелись какие-никакие мышцы и даже претензия на бицепсы-трицепсы. Видимо, книжками накачал. Может, он их по двадцать штук в каждой руке таскал. Черт его знает.

— Захар! — Крикнул я слуге. — А принеси-ка зеркало.

— Зеркало? — Бестолково переспросил дед.

— Да. Зеркало. Знаешь, такой предмет, в котором люди отражаются. Большое не нужно. А то у тебя от усердия хватит ума мне шифоньер притащить. Просто маленькое зеркальце.

Не прошло и пяти минут, как я уже заполучить круглую штучку, подозрительно напоминающую женскую пудреницу. Не знаю, где его отыскал Захар. Думаю, попросил у вдовы.

В принципе, с лицом тоже все было нормально. Пожалуй, его даже можно назвать симпатичным. Прямой нос, выразительные глаза, умный взгляд. Усы, конечно, бесячьи. Но тут они сейчас, похоже, в тренде. В общем, я остался доволен.

Закончив купание, вытерся полотенцем и отправился в дом.

Когда вошел в горницу, то на миг остолбенел. Ожидал чего угодно, но не таких разносолов. На большом дубовом столе, покрытом белоснежной скатертью, меня ждало настоящее пиршество.

Из глиняной миски валил густой пар — это были наваристые суточные щи с таким ароматом, что у меня свело скулы. Рядом возвышалась румяная, огромная кулебяка с несколькими начинками. В центре стола, на большом серебряном блюде, лежал жирный гусь с румяной, хрустящей до треска корочкой.

По соседству красовалась стерлядь на пару, украшенная раковыми шейками, а чуть поодаль, грибы в сметане, хрустящая квашеная капуста, соленые рыжики, графин с ледяной водкой и кувшин с вишневой наливкой довершали картину.

Антонина Мирофановна уже сидела за столом.

— Прошу, Петр Алексеевич. Вам нужно подкрепиться перед… поединком.

Я сел и с энтузиазмом, которого от себя не ожидал, наложил всего понемногу. Щи оказались божественными. Кулебяка таяла во рту. Я ел с таким аппетитом, что хозяйка дома невольно заулыбалась, наблюдая за мной.

— У вас отменный аппетит сегодня, — заметила она с легкой насмешкой. — Волнение так на вас действует?

Я расправился с ножкой гуся, которая была сочной и нежной, и ответил:

— Наоборот, Антонина Мирофановна. Набираюсь сил для триумфа. Художник должен быть сытым.

Она рассмеялась — тихо, мелодично.

— Вы очень изменились, Петр Алексеевич. Прежний вы от одного вида гуся морщились и говорили, что это «слишком тяжелая, плебейская пища, недостойная утонченного желудка».

Я отпил вишневой наливки — сладкой и одновременно крепкой.

— Скажем так, — я посмотрел ей прямо в глаза, — Решил, что жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от… гусей. И от прочих удовольствий.

Наши взгляды встретились, в глазах вдовы я снова увидел тот самый интерес, который был дороже любых похвал. Кажется, моя репутация в этом доме начала меняться к лучшему.

Слух о «поэтической дуэли» разнесся по полку со скоростью лесного пожара. И не только по полку. Городишко, в котором мы находились, тоже слегка взволновало предстоящее событие.

К назначенному часу на площади собралась внушительная толпа. Гусары в ярких мундирах, офицеры, лекарь, пара десятков любопытных горожан.

Орлов стоял в центре круга, самоуверенный и надменный. Он был уверен в своей легкой победе.

— Я вас уничтожу, граф! — бросил он мне, когда я подошел. — Ваше имя станет синонимом позора!

— Посмотрим, — ухмыльнулся я. — Посмотрим, кто после сражения умов будет в конюшне ночевать, прячась от стыда.

Лещин, секундант Орлова, выступил вперед.

— Господа! Правила дуэли таковы: два акта. Каждый из дуэлянтов поочередно зачитывает свой поэтический выпад. Победителя определят аплодисменты публики! Поручик Орлов, как вызвавший на дуэль, начинает первым! Граф, кто представляет ваши интересы?

— Вот, извольте, мой секундант. — Я развернулся и жестом указал на Антонину Митрофановну, стоявшую рядом со мной.

Сначала была пауза, полная недоумения, а потом раздался громкий смех. Хохотал, конечно же, этот дебильный Орлов. Остальные просто так прибалдели от моего заявления, что не до конца поверили своим ушам.

— Ха! Вы, граф, совсем отчаялись? — Мерзким голосом спросил Орлов, когда перестал ржать, как полковая лошадь. — Нашли себе секунданта, ничего не скажешь! Отличились! Или все мужчины в округе отказались связываться с таким трусом, что пришлось взять женщину? Это просто смешно! И недопустимо!

Я шагнул вперёд, сокращая расстояние между нами. Мой голос был спокойным, но в нём имелся конкретный намёк на то, что кое-кто здесь сексист и мудак. Слова «сексист», конечно, в этом времени ещё не имеется, но зато «мудак» — определение на все времена.

— Поручик, ваша смелость заканчивается там, где начинаются настоящие дуэли? Вы боитесь женщин? — Поинтересовался я с сарказмом. — Неужели вы струсили, что дама, согласившаяся на роль секунданта, окажется смелее вас, задира? К тому же, Антонина Митрофановна — дворянского происхождения. Она вполне соответствует.

Щека Орлова дёрнулась. Он сжал кулаки, но промолчал. Я видел, как в его глазах вспыхнула ярость. Этот придурок, похоже, скоро захлебнется своим же ядом.

— Именно! — продолжил я, не давая ему опомниться. — Вы заявили, что граф Бестужев-Рюмин трус, а теперь пытаетесь унизить меня выбором секунданта? Может быть, вы и вправду испугались, поручик?

Орлов побагровел.

— Черт с вами… — прошипел он, напоминая неврастеника на последней стадии обострения. — Пусть так. Давайте уже начинать.

Затем откашлялся, принял театральную позу и начал, чеканя слова:

— Вы, граф, не воин, а просто болван,

Ваш ум, как и шпага, тупой и дрянной!

Читаете книги, забыв про устав,

И трусостью полон ваш гордый состав!

Публика вежливо, приличия ради, рассмеялась. Несколько гусар одобрительно закивали. Стандартные оскорбления, ничего особенного. Теперь — мой выход. Я шагнул вперед, поймал ритм в голове и, глядя Орлову прямо в глаза, начал говорит, четко выбивая словами бит:

— Эй, публика, тише! Дайте дорогу таланту!

Сейчас я сниму спесь с этого франта.

Хотели дуэли, как повод для славы?

Но лезете к тем, кто слабей, для забавы.

Мундир так и блещет, штанишки — в обтяжку,

А смелости в сердце — не больше, чем у дворняжки!

Вы машете железом, а я — головой,

Посмотрим, поручик, кто нынче живой!

Воцарилась гробовая тишина. Гусары смотрели на меня с открытыми ртами. Захар побледнел и перекрестился. Орлов побагровел. Он явно не ожидал такого. Ну что ж… Это только цветочки, ягодки ждут его впереди.