— Что это со мной такое, а? — Гриша провел рукой по лицу и телу, но не почувствовал жара. Только ком тепла трепетал где-то в области сердца.
— Похоже на «Священный огонь», — тихо сказал Ур, выронил кистень и подошел поближе. — Я читал об этом в древних письменах.
Гриша еще раз посмотрел на свою руку и увидел, что пламя уже не такое сильное. А ноги совсем перестали гореть.
— Удивительно, что одежда осталась целая, хотя жар я ощущаю даже отсюда, — Ур стоял в двух метрах и протягивал руки. — Не думал, что когда-нибудь увижу это своими глазами.
Между тем Назифа пришла в себя, опустилась на землю и шумно выдохнула:
— Фух. Как же я ненавижу этих тварей! Не знаю, как так получилось, но чувствую, что не зря ты очутился на моем пути. Даже думать не хочу о том, чтобы с нами было, если бы не ты и твой огонь.
— Да это не мой огонь! Со мной в первый раз такое.
Между тем, ком тепла пропал вместе с остатками пламени.
— «Священный огонь» даруется Богами. Видимо, пришло время. Не зря говорится: к каждой болезни есть свое лекарство.
Гриша подошел к бурдюку с водой, чтобы промочить горло и обнаружил, что вся вода вытекла. Скорпионы проткнули кожаный бурдюк клешнями или жалами.
— М-да, не жалеет нас удача, опять отвернулась, — сказал он и пнул пустой бурдюк.
К счастью, у них остался еще один, но Ур предупредил, что воды хватит только на два дня и то, если пить строго по времени и всего по несколько глотков.
За разговорами остаток ночи пролетел незаметно. Дар, который внезапно появился у Гриши не давал ему покоя:
— Давай, вспоминай, что еще было написано про «Священный огонь»?
— Да не помню я, — потряс руками Ур. — Сколько раз повторять?
— А ты не груби, — строго сказал юноша и гордо поднял голову. — Теперь я здесь главный.
От резкого удара по затылку он едва не клюнул носом в землю.
— Ага, размечтался, — грубо осадила Назифа. — Я — главная.
Она поднялась на ноги и кивнула на яркое зарево на горизонте.
— Солнце встает. Пора идти.
Они наскоро перекусили финиками и лепешками, попили воды и снова двинулись в путь.
— Помнишь женщину, которая прибежала в дом наместника? — спросил Гриша Назифу.
— Да. И что? — равнодушно откликнулась она
— Демон вырвал ставни и похитил ее брата. А вдруг, пока мы здесь, он съест оставшихся жителей? Тогда и спасать никого не надо.
В разговор вмешался Ур:
— Когда город опустеет, демон поселится в другом городе. Он бессмертен и если его не остановить, то съест всех.
Гриша задумался:
«Может, я сейчас лежу дома на своей кровати. Все вокруг меня суетятся. Доктор Рубинштейн трогает пульс и подносит зеркальце к носу. Батюшка сидит у изголовья и молится. А Лизка, паскуда, ждет не дождется, когда я помру и все батюшкино богатство ей достанется… А вдруг, они подумают, что я умер и похоронят. А я: оп! и проснусь. Проснусь в гробу!»
От таких мыслей стало не по себе, и чтобы переключиться, он начал насвистывать первую попавшуюся мелодию.
— Пой громче, — попросила Назифа, и Гриша загорланил:
— Во поле бере-еза стоя-ла. Во поле кудрявая стоя-ла. Лю-ли, лю-ли, стоя-ла…
Вдруг Ур ахнул и энергично замахал в сторону поднимающегося солнца.
— Смотрите, караван!
Гриша приложил руку ко лбу и увидел вереницу темных силуэтов. Караван шел в том же направлении, что и они.
— Давайте догоним их. С ними безопаснее, — предложила Назифа.
Гриша и Ур согласно кивнули, и они побежали наперерез к плавно двигающимся верблюдам.
***
— Кто такие? — сверху на них взирал толстый мужик в чалме. — Что вам надо?
Он сидел в паланкине, толстыми веревками прикрепленного к верблюду. А троицу окружала вооруженная стража.
— Мы идем к горам за лавовым металлом, чтобы убить Пустынного демона. Он поселился в Эль-Каре и ворует горожан, — громко сказал Назифа и цыкнула на стражника, бессовестно пялящегося на ее груди. — Я — наемница Назифа, а это мои помощники: Гриша и Ур.
«Помощники, — недовольно сморщился юноша. — Вообще-то мы все равны».
Он решил, что сейчас не время выяснять отношения, поэтому лишь приветственно кивнул.
— Наемница? — заинтересовался толстяк. — И сколько же человек ты убила?
— Много, — гордо сказал она и уперла руки в бока.
— Ты что, считать не умеешь? — серьезно спросил он.
Гриша хмыкнул, но получил такой гневный взгляд от раскрасневшейся Назифы, что невольно попятился.
— Караван-баши, — вперед вышел Ур, молитвенно сложил руки и поклонился. — Позволь нам примкнуть к твоему каравану. Путь долгий и опасный. А мы будем развлекать тебя.
— Да? — толстяк кивнул на Назифу и облизал губы. — Она будет развлекать?
Ур поспешно замотал головой:
— Нет-нет, Гриша.
— ЧТО?! — взревел Гриша и схватил библиотекаря за плечо. — Ты что несешь, дурень?
От такого напора Ур на время потерял дар речи, но через пару секунд совладал с эмоциями и пролепетал:
— Песни. Гриша хорошо поет.
Толстяк поджал губы, пристально разглядывая каждого, и кивнул:
— Ну хорошо. Присоединяйтесь. Только на еду даже не надейтесь, на вас я не рассчитывал.
— Нам нужна вода, — твердо сказала Назифа.
— Воду получите. Все! Поехали! Нам нельзя опаздывать!
Стража разошлась вдоль каравана, а троица зашагала рядом с навьюченными верблюдами, связанными друг с другом веревкой.
— Что они везут? — спросил Гриша и пощупал огромный мешок, висящий между горбами верблюда.
— Эй-эй-эй!!! — закричал стражник, взмахнул плеткой и ударил его по руке.
Гриша охнул и схватился за правое предплечье. Рубашка порвалась и из длинной раны лопнувшей кожи потекла кровь. Назифа яростно взревела, выхватила кинжал и метким броском вогнала стражнику между глаз. Тот беззвучно рухнул на спину, уставившись безжизненными глазами на солнце.
Остальные стражники, оголив ятаганы, вмиг окружили их. Из-под густых насупленных бровей на троицу глядели одиннадцать пар гневных глаз. Смерть одного из них, не могла остаться безнаказанной, но они были на службе, поэтому ждали приказа каравана-баши.
— Э, вы что сделали?! — крикнул толстяк, когда его верблюда подвели к убитому стражнику. — Я задаток ему уже дал, а отрабатывать кто будет?
Назифа подошла к мертвецу, наклонилась и вытащила кинжал из его головы. Темно-красная кровь хлынула, покрывая его лицо, и закапала на песок. Девушка брезгливо поморщилась, рассматривая кинжал, и вытерла кровь о его одежду. Все, молча, наблюдали за ее действиями, пока Гриша не вышел вперед. Он шумно выдохнул и громко сказал:
— Меня ударил твой человек. Назифа всего лишь защитила меня. Что ты хочешь за своего стражника?
— Да что ты можешь, цыпленок? — надменно сказал он. — У тебя нет ни денег, ни здоровья. А вот с девушкой можно что-то порешать.
Он бесстыдно вытянул свои жирные губы и послал ей воздушный поцелуй. Гриша увидел, как сжались кулаки Назифы и поспешил ответить:
— У нас есть три золотых!
— Ха, три золотых. На эти деньги даже корову не купить, не то, что бойца. Взять их! — последнюю фразу он выкрикнул и махнул стражникам.
Те пошли в наступление. Гриша вынул саблю и понял, насколько он бесполезен, ведь правая рука была ранена, а левой он сражаться не умел. Назифа вытащила кистень и завертела им, хищно глядя на мужчин.
Вдруг сзади заверещал Ур. Один из стражников подошел к нему сзади и приставил нож к горлу.
— Сдавайтесь или я его зарежу, — зашипел стражник и воткнул острие ножа в челюсть Ура. Тот испугано вскрикнул и по лезвию потекла капля крови.
Гриша с Назифой переглянулись. Сдаваться без боя не хотелось, но жизнь Ура была дороже, поэтому сабля и кистень полетели на землю.
— Вот и хорошо, — довольный караван-баша почесал огромный живот и велел. — Скрутить им руки и привязать к моему верблюду!
***
— Кто тебя просил трогать мешок? — зло зашипела Назифа и толкнула плечом Гришу. — Какая тебе разница, что там?
Юноша зыркнул на нее из-под насупленных бровей и виновато пробурчал:
— Пословицу знаешь: кабы знал, где упадешь, то соломку бы подстелил. Я, между прочим, больше всех пострадал.
Он кивнул на руку с запекшейся кровью. Ур уговорил каравана-баши разрешить посыпать рану лечебным порошком, чтобы не началась горячка. Толстяк хоть и был зол, но разрешил. Рана тут же покрылась коркой и перестала пульсировать болью.
Троицу стражники привязали к верблюду каравана-баши и теперь они плелись за вонючим животным, которое испражнялось прямо им под ноги.
— Мне показалось, что он пошевелился, — зашептал Гриша.
— Кто? — непоняла Назифа.
— Кто-кто, мешок.
— Пф-ф, перегрелся ты, что ли? — усмехнулась она.
— Не хочешь — не верь, — надулся он. — Только внутри там что-то твердое и одновременно мягкое. И это что-то еле слышно ойкнуло.
Ур, который прислушивался к их разговору, тронул Назифу за руку. Та, повернулась и кивнула. Гриша понял, что они знают, что в мешке.
— И что там? Говорите, я видел, как вы переглянулись, — возмутился он.
Но тут затрубил рог и караван остановился. Погонщик, который вел верблюда толстяка, прикрикнул и хлестнул животное плетью по ногам. Верблюд повиновался и опустился. Вслед за ним легли остальные верблюды.
— Наконец-то, — караван-баши сполз с паланкина и потянулся. — Как же мне все это надоело. Все! Больше не пойду. Вот продадим груз в Самуранде и сразу домой.
На время отдыха троицу отвязали от верблюда, и они сели подальше от дурно пахнущих животных и злобно глядящих стражников. Назифа достала их скромный провиант и разложила на еще одном куске материи от балахона Ура, укоротив тем самым одеяние до колен.
Три погонщика и стражники расстелили на земле покрывала и выложили на большие блюда еду: фрукты, лепешки, вяленое мясо, сладости и воду. Гриша заметил, как один из погонщиков — сгорбленный старичок, насыпал в подол сушенные сливы и груши. Затем, опасаясь, как бы его не заметили, подошел к верблюдам и стал накладывать горстями сухофрукты в мешки.
— Эй, Ур, — тихо позвал Гриша. — Что же там в мешках?
— Лирры. Они продают лирров, — Ур оглянулся, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает и продолжил. — На них запрещено охотиться, ловить и продавать. Но такие нечестивцы, как этот баши, не боятся возмездия, поэтому творят, что хотят.
— Это животное?
— Не совсем. Они, в отличие от обычных животных, умеют говорить и строят себе дома из глины, смешанной с прочной прибрежной травой.
— Многие животные строят себе гнезда, норы или плотины. И все разговаривают, только на своем языке: кто-то щебечет, кто-то мычит или квакает, — отмахнулся Гриша и с трудом откусил кусок от зачерствевшей лепешки.
В разговор вмешалась Назифа.
— Неправильно ты объясняешь, — она налила из бурдюка остатки воды в глиняную кружку и протянула Грише. — Лирры говорят на нашем языке и умеют колдовать.
— Пф-ф! — прыснул юноша. — Ага, так я и поверил! Говорящие хорьки-колдуны.
Но Ур без тени улыбки подтвердил слова Назифы.
— И что же они колдуют? — недоверчиво спросил Гриша.
— Насколько я знаю, большинство из них умеют предвидеть будущее, — прошептал Ур, оглянувшись на загоготавших стражников. — Некоторые указывают, где находится золото. Ради золота их обычно и крадут. Только мало кто знает, что если с ними плохо обращаться, то вместо золота получишь беду. Старые люди говорили: «обиженный лирр в доме — начало всех бед». Караван-баши знает об этом, поэтому просто крадет и продает, а не ищет золото сам.
Назифа встала, взяла бурдюк и пошла к развалившемуся на подушках толстяку.
— У нас закончилась вода, — твердо сказала она и встряхнула пустым кожаным мешком. — Ты обещал дать.
Толстяк приоткрыл один глаз и ухмыльнулся, обнажив гнилые пеньки зубов.
— Это было до того, как вы напали на моего бойца. С тех пор договоренность немного изменилась.
— Да? — она удивленно приподняла бровь, будто забыла об инциденте. — И что же ты хочешь за воду? Монеты?
Толстяк с кряхтеньем сел, почесал заросшую щеку и выпалил:
— Тебя! Будешь моей — получишь воду.
Назифа смерила его презрительным взглядом. Гриша, напряженно вслушивающийся в их разговор, вскочил на ноги и подбежал к девушке. Однако та жестом остановила его и кивнула.
— Хорошо. Ночью. А сейчас вели налить нам полный бурдюк воды и дать еще один про запас.
Караван-баши махнул рукой и к ним подошел один из погонщиков.
— Дай им воды.
Пока пожилой погонщик наливал в бурдюки воду из глиняных кувшинов, висящих на верблюде, Гриша шепотом спросил Назифу:
— Ты хочешь провести с ним ночь?
— А что делать, если ты не обращаешь на меня внимания? — обижено надув губы, пробубнила она. — Мне же хочется тепла, нежности, ласки.
Гриша изумленно уставился на нее, не в силах сказать ни слова.
«Вот я дурень! Веду себя, как целомудренная монашка. Что со мной происходит? Дома такую красотку я в первый же вечер затащил бы в баньку или на сеновал. Надо срочно исправляться! Уверен, будет довольна, когда я покажу все свои умения…Ой, похоже я слишком размечтался».
Он отвернулся от девушки и бочком, прикрываясь бурдюком, заспешил к Уру. Когда Назифа приволокла еще один бурдюк с водой, Гриша вновь вернулся к прерванному разговору:
— Так ты пойдешь к нему?
— Конечно, пойду, — равнодушно пожала она плечами, чем вызвала новый приступ ревности и обиды.
— Он же мерзкий, толстый, старый и вонючий. Как ты можешь?! — воскликнул юноша и повернулся к Уру в поисках поддержки. — Ну скажи ей! Не надо ради нас так жертвовать собой.
— Я думаю, Назифа знает, что делает. Нам не надо вмешиваться.
Гриша еле сдержался, чтобы не стукнуть библиотекаря, который (как ему показалось) думает только о себе. Вскоре караван-баши объявил, что привал окончен и поплелся к своему паланкину.
Пленников вновь привязали к верблюду и караван двинулся. Гриша, терзаемый чувством вины и бессилия, решил выместить зло на своем сопернике:
— Эй, баши, что ты собираешься с нами сделать?
— Продам. Таких, как вы, в Самуранде с руками оторвут. Особенно ее, — ткнул он пальцем в Назифу. — Хотя я могу и передумать продавать красотку. Все будет зависеть от того, как пройдет эта ночь.
Толстяк подмигнул Назифе. Та, призывно облизала губы и выпятила грудь. Гриша разочаровано выдохнул и посмотрел вдаль, на потемневшее солнце, зависшее над пустыней.
***
— Что творится в твоем мире? Есть ли войны? — спросил Ур и отмахнулся от мух, которыми был облеплен весь зад верблюда.
— Есть. Живем в девятнадцатом веке, а до сих пор не научились договариваться.
— Такова человеческая природа. Девятнадцатый век? Откуда начинается ваше летоисчисление?
— О Рождества Христова, конечно. А у вас?
— У нас считают по-другому. Каждые сто лет звезды выстраиваются в млечный путь «Начала Начал» и начинается новый отсчет. Сейчас идет восемьдесят девятый год.
— Сколько столетий вы ведете счет?
— Двадцать одно столетие прошло с тех пор, как Великий Хекет основал старинный город Груфу. Этот город стоит на пути к горам, поэтому я надеялся там побывать. Жаль, что не удастся.
— Двадцать одно столетие?! Ты уверен, что ничего не путаешь?
Ур отрицательно замотал головой, но тут верблюд поднял хвост, и троица отпрянула так далеко, насколько позволяла веревка, которой они были связаны.
— Бе-е-е, гадость, — Назифа едва не угодила ногой в свежий кал, которым животное щедро удобряло безжизненную пустыню. — Вы бы лучше разобрались, как включается «Священный огонь». Этот подарок Богов здорово упростит нам жизнь.
— Инструкция мне на глаза не попадалась, — торопливо ответил Ур.
— Я пробовал пару раз включить, не получается. Может, для этого надо быть в панике или на грани жизни и смерти?
Ему никто не ответил. Каждый погрузился в свои мысли, стараясь не обращать внимания на сальные шуточки, которыми щедро одаривали стражники Назифу, и грубые тычки, которые получали Гриша и Ур.
Через несколько часов караван остановился на ночевку. Погонщики сняли тяжелые мешки со спин верблюдов, чтобы дать им отдохнуть. Стражники развели костер из дров, которые везли с собой и поставили большой котел на огонь. Вскоре в лагере вкусно запахло мясной кашей.
Гриша и Ур с завистью поглядывали на стражников, с аппетитом уплетающих куски мяса и густую похлебку. Назифа невозмутимо жевала сухую сливу.
— Что будем делать, когда прибудем в Самуранд? — подал голос Гриша.
— Нам не надо в Самуранд. Мы идем к горам, — ответила девушки и вытянулась на земле.
— Точно! — прошептал юноша. — Давайте сбежим? Тогда тебе не надо будет идти к этому жирдяю.
— Почему это? — удивилась Назифа. — Я хочу.
— Хватит! Это уже не смешно! — воскликнул Гриша и на них покосились стражники.
— А я и не смеюсь, — она приподнялась и многозначительно посмотрела на юношу. — Я очень хочу остаться с караваном-баши наедине.
Только теперь Гриша понял, что затеяла Назифа, и счастливо улыбнулся. Грубая, властная, непреступная — на такую он бы и внимания не обратил в своем мире, но здесь было все по-другому. Он понял, что с девушками можно не только заигрывать и проводить ночи, но и дружить. Назифа стала для него первой женщиной-другом.
Как только все поели и легли спать, девушка поднялась, поправила волосы и прошептала:
— Соберите вещи и будьте готовы. Как только я вернусь, надо будет удирать со всех ног. На ночь обязательно оставят часового, ваша задача сделать так, чтобы он не поднял крик.