Госпожа Смерть

Глава 20

Бэннон плохо выспался, несмотря на приют бухты и знакомую колыбельную прибоя. В тревоге он боролся с водоворотом мыслей обо всем, что произошло за последние несколько дней, и боялся того, что может ждать их впереди.

Проснувшись, он вызвался постоять на часах, предавшись мыслям в самые темные часы ночи. Он вскакивал на все звуки в темноте, боясь, что какой-нибудь крепкий и беспощадный человек подкрадется с пляжа, чтобы схватить его, заткнет рот и свяжет. Но это было лишь его воображением… и его воспоминаниями.

Пока прекрасная колдунья спала на песке неподалеку от Натана, Бэннон пребывал в умиротворении, мысленно меняя мир так, как он того хотел, и улыбался сам себе довольной улыбкой. Волшебник выглядел встревоженным, лежа возле угасающего огня; он казался спящим, но глаза были открыты. На рассвете, однако, его веки сомкнулись.

Молодой человек разбудил своих спутников, едва утренний свет коснулся высоких скал. Он был поражен тем, как мгновенно проснулась Никки, не зевая и не потягиваясь. Колдунья вскочила на ноги, ее синие глаза настороженно горели. Лицо ее прояснилось, когда она мгновенно оценила обстановку. После она смахнула песок с черного платья, которое, несмотря на все испытания, помятым совсем не выглядело, что само по себе казалось Бэннону волшебством.

Он увлекался хорошенькими девушками на Кайрии, но Никки отличалась от любой женщины, встреченной им когда-либо. Она была более красивой и умной, чем девушки с острова, но было в ней и нечто большее. Колдунья казалась восхитительной, но при этом опасной. Бэннон смущенно покраснел, когда Никки застала его уставившимся на нее, — и она отвернулась, но с выражением, выдававшим мало теплоты во взгляде.

Дальше троица продолжила путь по пустынной местности. Оставив маленькую бухту позади, Бэннон издал тихий вздох облегчения от того, что они оказались в стороне от крушения зловещего корабля Норукай…

— Пляж становится более каменистый, — заметила Никки, смотря дальше на юг вдоль берега. — Нам лучше отправиться вглубь этой территории.

Волшебник согласился.

— Там мы, вероятно, отыщем какое-нибудь поселение, поскольку на этом участке побережья не видели ни доков, ни лодок.

— Я подыщу способ подняться вверх, — вызвался Бэннон. Наскоро разведав, он выбрал подходящий маршрут, зигзагами осыпая песчаник со скал. Остальные последовали за ним, нога в ногу, и вместе достигли открытой, ветреной равнины над прибоем.

Дул порывистый и холодный ветер, по небу плыли редкие облака. Высокая пампасная трава и низкая растительность колыхались, будто по равнине несся в панике кто-то невидимый. Темно-зеленые кипарисовые деревья сгорбились от постоянного шторма, их растущие пучками ветви указывали в сторону преобладающих ветров.

Натан и Никки обсуждали свои планы, но шелестящий бриз уносил их слова от ушей Бэннона, когда он ходил впереди с разведкой. Он не хотел, или, скорее всего, не мог набраться храбрости, чтобы поговорить с прекрасной колдуньей. Бэннон хотел услышать, где выросла Никки, была ли она довольна той жизнью, были ли у нее любящие родители и как они ее воспитывали. Бэннону не нужно было это знать от нее — на самом деле он этого не хотел. Он просто представлял это в своей голове.

Натан вздрогнул, когда из спутанных зарослей травы неожиданно выпорхнула чернокрылая крачка. Старый волшебник нагнулся.

— Ах, взгляните, тут гнездо, и что еще лучше — три яйца. — Он положил их на ладони. — Ими мы и позавтракаем.

Бэннон подошел к нему, чувствуя урчание в животе.

— Яйца? Мы собираемся разводить новый костер?

Путники были лишь час в пути. Никки взяла яйца из рук Натана.

— Не стоит останавливаться. Позволь мне. — Она охватила их пальцами и Бэннон увидел, как поднимаются завитки пара. Спустя несколько мгновений Никки протянула ему одно яйцо — скорлупа была такой горячей, что юноше пришлось перекатывать его в руках. — Мы можем есть и на ходу, — сказала Никки. — Надо покрыть большое расстояние, даже если мы не знаем, куда идем.

Натан закончил завтрак и бросил яичную скорлупу на землю. Он потер ладонь об ладонь, затем вытер их о штаны.

С вытянутых мысов путники могли видеть побережье, уходящее змеей вдаль на юг на многие мили. Холмы на равнине покрывали темные сосны и сребролистые эвкалипты с шелушащейся корой.

Все трое поддерживали устойчивый темп. Волшебник окликнул Бэннона:

— Если заметишь больше ориентиров, указывающих путь на Кол Адэр, мой мальчик, — дай нам знать.

Бэннон с радостью согласился, но потом понял, что Натан просто его дразнил. Но, может и была такая возможность, хоть и маловероятно?

Он рыскал впереди, собирая подножный корм, пробиваясь сквозь изогнутые кипарисы, затем исследовал группы сосен и пряно-пахнущие эвкалипты. Не заметив никаких признаков человеческого жилья, молодой человек подумал: может, они первые люди, кто ступил на эту неосвоенную землю? Это было замечательно и пугающе одновременно.

Остров Кайрия был заселен бесчисленные поколения назад. Люди выращивали капусту и плавали в рыбацких лодках, и единственная местная радость — это редкое торговое судно, заходившее в маленькую гавань. Он долго притворялся, что его молодые годы прошли прекрасно, что каждый сосед махал в сердечном приветствии, каждый был готов помочь друг другу, погода всегда была солнечная, еда на столе отменная и огонь горел в очаге даже в самые холодные зимние ночи.

Он покинул это место… место, которое существовало только в его воображении.

Его ограбили в темных переулках Танимуры. Он сражался с кровожадными шелки, и видел, как убивают его товарищей по плаванию, уверенный, что тоже погибнет той ночью. Но он выжил после того как «Идущий по волнам» потерпел кораблекрушение на неизвестном берегу. Он оставил Кайрию ради этого, оставил твердые кулаки отца и пьяные крики, оставил своих родных. И котята…

Бэннон содрогнулся от своих воспоминаний. Отмахнувшись от высоких, хрупких стеблей пампасной травы, юноша обогнул пригорок и нырнул в шелестящие заросли кипариса, предлагающие убежище от ветра. Даже со всеми страшными испытаниями все это было лучше, чем Кайрия. Гораздо лучше.

Исследуя дальше, он вошел в лес. Тут же услышал звон ручья, текущего меж сосен к великолепной круглой заводи с гладким песчаным дном. Юноша увидел серебристых маленьких рыбок, мелькающих в воде и избегающих его тени. Бэннон опустился на колени в траву и цветы на краю пруда и зачерпнул горсть холодной, чистой воды, испробовав ее. Пресная вода!

Он изучал стремительных рыбок, но те были слишком малы, чтобы утруждаться: горсткой таких едва насытишься, даже если суметь их наловить. Вода, однако, была чистой и восхитительной на вкус. Юноша наполнил свой бурдюк и снова нырнул в сосны и эвкалипт, выйдя на нескончаемый ветер.

Теперь, стряхнув свои темные воспоминания, Бэннон почувствовал легкость в ногах и продолжил свою разведку. Да, он перенес страшные трудности, но он сделает все как нельзя лучше. Он напомнил себе, что покинул Кайрию в намерении искать приключения, — и нашел их. Маленькая, укрытая тенью часть у него внутри признавала, что сбежал он со своего острова в потрясении и отрицании того, что произошло… но он снова прогнал эти мысли, моргнул, и взглянул на мир со светлой стороны. Бэннон еще раз вдохнул полной грудью.

— Я не убегаю — я исследую! — сказал он вслух достаточно громко, чтобы убедить себя. Он был в незнакомой стране, но с великим волшебником в качестве наставника, человеком, который учил его истории и владению мечом. И еще есть таинственная и прекрасная колдунья Никки, которая все больше и больше вторгалась в его мысли. Бэннон не мог ей не увлечься.

Бродя по травянистым мысам, он направился назад, к краю утеса, чтобы посмотреть, как накатывают волны. Юноша задавался вопросом, кем была Никки, и что движет ею. Думает ли она о нем тоже? Бэннон задумался над тем, что ему сделать, чтобы Никки его заметила, и считала его достойным спутником, а не просто кем-то мимолетным.

Бэннон заглянул за край и заметил нечто, похожее на яркий петушиный хвост, мелькающий в воздухе. Вспышка цвета привлекла его внимание, зажатая на склоне мшистого песчаника, и он опустился на колени, чтобы рассмотреть скопление необычных цветов, растущих в пределах вытянутой руки. Соцветия были с самым ярким, самым насыщенным фиолетовым цветом, виденным им когда-либо, с прожилками алого и брызгами желтых тычинок в центре. У них были толстые мясистые стебли и зеленые, клиновидные листья.

Красивые цветы подкинули ему идею — превосходную идею. Красивые цветы для красивой женщины!

Бэннон вытянулся, протягивая руку за край, и собрал букет из четырех соцветий. Это был маленький жест, но, возможно, Никки будет благодарна, и обратит на него внимание.

Молодой человек поскакал по траве обратно, ища своих спутников, и выдохся, пока их догонял. Бриз раздувал его рыжие волосы, когда он поспешил к Никки.

Протягивая ей цветы, юноша вдруг растерял все учтивые слова — их словно вырвал из уст ветер — и осталось лишь выпалить:

— Я нашел их для тебя.

Никки нахмурилась с проблеском раздражения, но, когда взглянула на цветы, ее лицо выказало интерес. Она прищурила свои голубые глаза и протянула руку, чтобы взять лишь один цветок из букета. Никки проявила особую осторожность, коснувшись стебля кончиками пальцев.

Бэннон ожидал, что колдунья улыбнется в восторге или кивнет с благодарностью. Он не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь ее искреннюю улыбку.

— Где ты их нашел? — требовательно спросила она.

— На обрыве, — указал юноша. — Они росли из трещины в скале.

— Эти цветы очень редкие. Я могла бы использовать их много раз. — Она окинула взглядом Натана.

Глаза волшебника расширились, едва тот взглянул на букет.

— Ты знаешь, что это такое, Бэннон Фармер?

— Симпатичные цветочки?

— Цветы смерти[1], — сказала Никки, изучая один цветок в руке.

Бэннон в растерянности посмотрел на остальные.

— Цветы смерти, — повторила она. — Одно из опаснейших растений в мире. Их чрезвычайно сложно найти, и они являют собой большую ценность. Ассасины заплатили бы царский выкуп за эти четыре. Но их гораздо больше, чем нужно. — Она подняла стебель в руке. — Одного будет более чем достаточно.

— Что… Что ты имеешь в виду? — Глядя на фиолетово-алые цветы, он почувствовал, как его кожа покрывается мурашками.

— Ты желаешь погубить целый город, мой мальчик? — спросил Натан. — Или, быть может, всего одну деревню?

Бэннон моргнул, все еще пытаясь понять значение их слов.

— Вы имеете в виду, что они… ядовитые?

Лицо Никки сгладилось в завораживающей ухмылке, когда она покатала толстый стебель пальцами, не касаясь срезанного конца.

— Цветок смерти имеет множество применений. Из лепестков можно сделать чернила, настолько смертоносные, что любая жертва, которая читает послание, написанное ими, умрет мучительной и долгой смертью. Потребление даже одного семени вызовет ужасные мучения, сравнимые с проглатыванием стеклянных осколков, затем их изрыганием, и проглатыванием их снова и снова.

Живот Бэннона скрутился в узел.

— Я… я не думал…

Никки продолжала:

— Настойки, экстракты и зелья могут быть сделаны из всех частей этого цветка. Алхимики и лекари императора Джеганя проверяли различные смеси на своих пленниках. — Она вскинула брови. — В этих экспериментах погибло около пяти тысяч человек. Лагеря для испытуемых стали известны как «Места криков». Император Джегань ставил свой шатер поблизости, чтобы засыпать, слушая эту «музыку».

Бэннон почувствовал слабость. Он стоял, дрожа, и смотрел на цветы в своей руке, боясь пошевелить пальцами.

— Даже прикосновение сока к коже приведет к сыпи и лопающимся фурункулам. — Никки посмотрела на цветок, который держала сама, явно впечатленная, хотя совсем не так, как того хотел Бэннон. — Я тебе очень благодарна. Никогда не знаешь, когда могут потребоваться подобные меры. — Она аккуратно завернула цветок в обрывок ткани и засунула его в свой тюк. — Я осталась довольна, чтобы ты знал.

В замешательстве и страхе, что его ладони и руки вот-вот покроются язвами или взбухшими нарывами лишили юношу дара речи. Он обернулся и стрелой помчался навстречу ветру в сторону сосен, в намерении добраться до пруда и ручья. Добежав до заросшего берега, сразу бросил цветы смерти в водоем, так далеко, насколько мог, затем опустился на колени и погрузил руки в пруд, зарыв пальцы в песок. Он вычищал и скреб ладони, пальцы, запястья и руки. В отчаянии Бэннон пытался вспомнить любое место, куда касался цветок смерти. Набрав воду в ладони, юноша собрался облить лицо, но не осмелился поднести руки ко рту или глазам.

Даже когда его ладони выглядели чистыми, он погружал их в песок, вычищая снова и снова. Молодой человек тер ладони уже много раз подряд, пока не стала стираться кожа на пальцах, не порозовели ладони и не заболели костяшки. Наконец, Бэннон отступил, тяжело дыша, все еще опасаясь, что яд попал внутрь.

Он сглотнул. Что еще можно сделать? Здесь противоядия не найти… если оно вообще существует.

Сердце бешено колотилось, пульс мчался наперегонки, и он изо всех сил пытался обрести самообладание. Наконец, юноша оставил пруд и побежал, чтобы догнать Никки и Натана.

В сумерках четыре карликовых оленя прокрались из эвкалиптового леса, где в течение дня отдыхали в тенистых зарослях. Сейчас они отважились выйти, аккуратно ступая копытами по веткам, пока пробирались по едва заметной звериной тропе.

Хотя на прибрежных мысах шастали несколько крупных хищников, олени обладали природной осмотрительностью, и тихо пробирались к пресноводному водоему, где устраивали водопой каждую ночь после заката. Олень неуверенно и пугливо приблизился к краю пруда. Животные сделали несколько шагов, затем остановились, их уши подрагивали, выискивая любую угрозу, а затем снова двинулись вперед. Один остался в качестве часового, а трое подошли к воде.

Олень почувствовал что-то неладное. Вода была гладкой и прозрачной, как всегда, но они заметили, не осознавая, мерцающие серебряные очертания, плавающие на поверхности пруда. Сотни маленьких рыбок, которые всегда мелькали, словно маленькие зеркальные вспышки в последних солнечных лучах, теперь всплыли к верху брюшком, окрасив воду пятнами.

Олень изо всех сил пытался понять, что изменилось. Застыв, как статуи в лесу, животные ждали долгие минуты, но никто к ним не приближался и не нападал. Наконец, один из оленей погрузил морду в воду и стал пить. Двое присоединились, напившись вдосталь. Когда настала очередь самца, тот тоже утолил жажду и все исчезли в сумеречных тенях…

К следующему утру множество рыбок все еще дрейфовали на поверхности, хотя некоторые уже начали тонуть. Четыре карликовых оленя также лежали мертвыми на берегу.