Однако сегодня ничего не вышло.
В город мы въехали уже вечером. На предложение Морейна прямо сейчас отправиться на поиски храма няня с Нюткой ответили решительным отказом. А я так сильно вымоталась, что не осталось никаких сил возражать. Сначала долгие дни дороги, потом объяснение с Морейном. Я даже ужин доедала уже в полусне.
Зато утром меня разбудил аромат цветов. Я глубоко вдохнула, не открывая глаз, и улыбнулась.
— Просыпайся, соня, проспишь самое главное, — произнёс над ухом знакомый голос. Шёпотом.
А потом мои губы накрыл поцелуй. Быстрый и лёгкий. Я даже недовольно застонала, так быстро он кончился. Но зато открыла глаза.
На моей кровати расположилась целая клумба. Цветы всех мастей устилали одеяло. Вместе с ними прибыли и насекомые. По подушке деловито бежал муравей, изучая попадающуюся на пути растительность.
— Ты оборвал все городские клумбы? — спросила я, любуясь на это цветочное безобразие.
Тишина вместо ответа заставила меня взглянуть на Морейна. Его хитрый вид говорил сам за себя.
— И вообще, как ты попал сюда? — я окинула взглядом номер и увидела приоткрытое окно.
Морейн согласно кивнул, подтверждая мою догадку, и приосанился. Ну ещё бы: забраться в окно второго этажа ранним утром, чтобы осыпать девушку цветами и муравьями с городской клумбы — тут явно есть, чем гордиться.
— Тебе нельзя находиться в комнате незамужней девушки, — делано возмутилась я, чувствуя себя ужасно счастливой.
— Я пришёл, чтобы это исправить. Одевайся, — Морейн положил рядом со мной платье, бельё и чулки. Туфли стояли у кровати. — Я помогу.
То, как решительно и по-деловому он подошёл к вопросу, заставило меня подчиниться. К тому же было интересно, что он придумал.
Нютка, спавшая на диванчике у двери, проснулась от нашего перешёптывания и приподняла голову. Вопросительно посмотрела на меня, не зная, как реагировать на происходящее.
— Спи, — велела я ей беззвучно и приложила палец к губам. Горничная понятливо опустила голову обратно на подушку и закрыла глаза.
Морейн действительно помог мне одеться. Правда он путался в завязках и пуговках, так что приходилось постоянно указывать на недочёты. Из гостиничного номера мы вышли с соблюдением конспирации: на цыпочках и переговариваясь шёпотом.
Это было уморительно смешно. И я то и дело подхихикивала, закрывая рот ладонью. Помогало мало, смех всё равно прорывался наружу. Морейн на меня цыкал со зверским видом, чем смешил ещё больше.
В гостинице царила тишина. Только внизу кухонные служанки топили печь и месили тесто для утренней выпечки. Сквозь открытую дверь кухни наружу прорывались весёлые голоса.
— Доброе утро. Господа что-то желают? — спросил толстый управляющий, подняв взгляд от журнала, в который что-то записывал.
— Ничего, — ответил Морейн.
— Горячую булочку, когда вернусь, — попросила я и, подумав, добавила: — Лучше две.
— Растолстеешь, — зашипел Хант мне в ухо, придерживая дверь.
— И ты меня бросишь? — испугалась я.
На самом деле мне не было страшно. Я знала, что он говорит не всерьёз. И Морейн тотчас это подтвердил.
— Вот ещё! — возмутился он. — Я тогда тоже растолстею. И мы будем кататься как два колобка.
Я представила эту картину и прыснула со смеху.
— Идём, тут недалеко, — Морейн крепко сжал мою ладонь и, осторожно придерживая, помог спуститься с крыльца.
Рассветное солнце позолотило крыши домов и шпиль церквушки, находившейся едва ли в сотне шагов от гостиницы. Действительно, недалеко.
Церковь была небольшой, но очень красивой. С белёными стенами, стрельчатыми окнами, высокой аркой двери и сверкавшей на солнце маковкой.
— Думаешь, там кто-то есть? Ещё так рано, — засомневалась я.
А вот Морейн был настроен решительно.
— Есть и уже ждёт нас. Идём.
Он потянул меня вперёд, не позволяя отстать или засомневаться. Дёрнул кованое кольцо, заменявшее ручку. Тяжёлая дверь заскрипела и поддалась, пропуская нас внутрь.
В храме было прохладно и сумрачно. По коже тут же побежали мурашки. Не столько от холода, сколько от предвкушения того, что ждало меня впереди.
— Цветы забыли! — воскликнул Морейн. — Какая же невеста без букета!
Я хихикнула. Но сказать ничего не успела. Скрипнула дверца за алтарём, и к нам вышел священник. Против моего ожидания он оказался молод. Высокий и худой, он смотрел на нас с печалью во взгляде. И я догадалась, что Морейн вытащил его из постели ни свет ни заря.
— Дети мои, — проговорил священник, и я с трудом удержала серьёзное выражение. А потом поняла, что сейчас произойдёт, и оробела.
Сердце заполошно билось в груди, будто грозилось взлететь под свод храма.
Готова ли я снова выйти замуж? Вновь стать зависимой от мужчины и доверить ему свою жизнь. Любить его в болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас.
На все вопросы я ответила «да». Вслух. Сразу после Морейна.
Он надел мне на палец серебряное кольцо с золотой проволокой по центру. Я не успела его толком рассмотреть, как Хант протянул мне второе, побольше. Центр кольца был чуть шероховатым на ощупь, будто там что-то написано.
Едва я надела его на палец Морейна, как золотая проволока на кольцах засияла вязью.
— Что там написано? — шёпотом спросила я.
— Что ты теперь моя, отныне и навсегда, — ответил Хант.
Сияние становилось шире и интенсивнее. Оно охватило наши руки, затем покрыло нас полностью, в итоге вспыхнув под сводом храма. Я даже зажмурилась от яркого света.
И только священник как ни в чём не бывало продолжил обряд. Это сияние было доступно лишь нам двоим. Мне и Морейну.
— Можете поцеловать невесту, — разрешил священник, объявив брак заключённым.
— Наконец-то, — выдохнул мой уже муж и тотчас прильнул к моим губам.
Малыш игриво затолкался. Будто тоже радовался свершившемуся.
В гостинице нас уже встречали. Нютка, позволившая мне сбежать, распереживалась и разбудила Милену. Ну а няня уже подняла на уши всю округу.
— Барышня, живая! — караулившая у дверей Нютка прокричала внутрь и выдохнула с облегчением.
Спустя полминуты на крыльцо выбежала запыхавшаяся Милена. От конюшен спешил Венс и другие люди. Все они, насупившись, смотрели на Морейна.
Я уже испугалась, что, поторопившись с выводами, ему сейчас что-то скажут, и хотела сама всё объяснить. Но не успела.
Мой муж меня опередил.
— Доброе утро, — улыбнулся он и, взяв меня за руку, поднял её вверх. На солнце блеснули кольца. — Меня зовут барон Морейн Ханн. Это моя жена — баронесса Ханн. Прошу любить и жаловать.
Я счастлива улыбалась. Морейн даже сменил фамилию, заменив последнюю букву на аристократическую «н», чтобы жениться на мне.
— Госпожа баронесса! Поздравляем! Какое счастье!
Меня окружили радостные возгласы. Только Нютка смотрела печально, словно моя свадьба её расстроила.
— Что случилось? — поинтересовалась я.
— А как же праздник? А свадебный пир? — всхлипнула она.
— Праздновать будем, когда вернёмся домой! — улыбнулся Морейн и сжал мою руку.
Под поздравления и здравицы госпоже баронессе мы зашли в гостиницу — завтракать. А сразу после отправились домой. В Дубки.
Ещё одни сутки пути дались мне нелегко. Но муж неизменно был рядом. Поддерживал меня, окружив заботой и любовью.
А в начале ноября в Дубках на свет появилась госпожа Вероника Ханн с синими-синими как летний полдень глазами.
— Я ж говорила, будет девочка, — сообщила довольная няня, передавая малышку отцу.
— А мы её и ждали, — ответил Морейн, беря на руки свою дочь с синими-синими как летний полдень глазами.