Выковыряла лунку в утрамбованном земляном полу и поставила туда свечу. А затем начала перекладывать продукты в вёдра и поднимать наверх.
Точнее попыталась.
Потому что поднять сразу два полных ведра я не смогла. Да и одно не смогла.
Пришлось выкладывать часть обратно в сундук. И лишь убедившись, что сумею донести свою ношу, я двинулась к лестнице.
Несколько дней моей новой жизни убедительно показали, что я к ней не готова. Мне необходимо стать сильнее и выносливее, иначе здесь не выжить. Даже прежний ужас замужества стал казаться рафинированным существованием. А настоящая жизнь началась лишь здесь, в заброшенной усадьбе.
Пришлось подниматься и спускаться несколько раз, прежде чем я сумела поднять всё содержимое сундука.
И несмотря на то, что сильно устала, отдыхать не смогла. Любопытство оказалось сильнее. Да и голод подгонял. К тому же мысль, что у меня теперь есть еда, и так много, придавала сил.
Я разложила своё богатство на столе и лавке и принялась изучать.
Всё было тщательно упаковано. Горшочки залиты воском. Банки завинчены крышками. А содержимое небольших деревянных ящичков завернуто в несколько слоёв промасленной бумаги.
Кто-то намеренно оставлял запас на долгое время и постарался, чтобы продукты сохранились.
— Насья, если это ты, спасибо! — прошептала я, чувствуя, как на глазах выступают слёзы. Потому что с таким запасом я продержусь если не до весны, то пару месяцев точно.
Теперь у меня было по одному горшочку мёда, топлёного масла и сала, по банке сливового и малинового варенья. Бутылка самогона с ужасным запахом. А ещё очень много сушёных продуктов. Высушенные до твёрдости снетки и мясо, горох, фасоль, бобы. Кусочки сушёных фруктов. Зелень, грибы. И целый мешок муки! Её я распаковывала дольше всего и радовалась как ребёнок.
И что самое замечательное, ничто не издавало неприятного запаха. Хотя я перенюхала каждый свёрток и горшок. Да и плесени не нашла.
И всё же задумалась. Не знаю, сколько лежали эти продукты в подвале, но там было сухо и холодно. Если я оставлю еду в доме, она точно испортится. А значит, нужно придумать, где её хранить.
Снова перетаскивать всё в подпол мне не хотелось. Устала. Да и каждый раз придётся потом спускаться, брать, что нужно, а затем возвращать назад.
И я решила немного упростить себе жизнь.
Если я вынесу ларь для крупы на крыльцо, то до конца зимы мои продукты будут храниться в холоде. Дольше не надо, как раз всё съем.
План показался мне отличным. И за порог выскочить быстрее и проще, чем топать в тёмный подвал.
Меня смущала лишь маленькая дырочка сбоку у самого дна. Думаю, её прогрызли мыши, чтобы проникнуть в ларь и съесть крупу. Судя по остаткам матерчатых мешочков, изначально рундук был заполнен крупой.
Я понимала, что мыши тоже хотят есть. И всё же было обидно, что эти вредители уничтожили часть моих запасов.
Ладно, нечего сокрушаться по тому, чего не вернёшь. Нужно сохранять оставшееся.
Сказано — сделано.
Я тщательно вычистила ларь, не пропустив ни малейшей соринки или кусочка мышиного помёта. Ещё пару месяцев назад я и подумать о подобной работе не смогла бы без отвращения. А сейчас у меня было прекрасное настроение. Даже снова начала напевать.
Когда рундук стал идеально чистым внутри, я потащила его на крыльцо. Он был тяжёлым. Но запас еды грел душу и придавал сил.
Самым сложным оказалось преодолеть высокий порог. А потом я поставила ящик в углу, прикрыла мышиную дырочку поленцем и придвинула вплотную к стене.
Не знаю, выходят ли мыши зимой на улицу, но к моим припасам им доступ закрыт.
Пересыпав в чугунок немного гороха и мяса, всё остальное я запаковала обратно и вынесла на холод. В мой новый холодный ларь.
Я была очень довольна. И гордилась собой.
Сама не заметила, как начала не только считать усадьбу своей, но и смотреть на неё хозяйским взглядом. Думала, что нужно сделать сейчас, а чем займусь весной, когда сойдёт снег.
Не знаю, получится или нет, но мне очень хотелось возродить огород. Казалось, что я достаточно наблюдала за работой других, чтобы теперь и самой справиться. По крайней мере, попробовать.
Я посмотрела на горох, который промывала вместе с мясом, и подумала: а что если его посадить весной? Сможет ли он прорасти?
Не знаю, как горох, а маленький росток мечты о возрождении Дубков начал прорастать в моей душе. Мне бы только до весны продержаться, а потом до осени. Вот признают Гилберта погибшим. Я вступлю в наследство, стану абсолютно свободной и перееду в усадьбу насовсем. А ещё отыщу своих людей. Не знаю, куда они делись, но уверена, что мой покойный муж приложил к этому руку.
Внутри крепла уверенность, что таким способом он хотел сделать мне ещё больнее. За три года Гилберт перепробовал многое. И чем больше я страдала, тем счастливее он становился. Тем лучше шли у него дела. Так он говорил.
Горох варился долго.
Я успела постирать мужскую одежду, точнее уже свою, и развесить у печи. Вылить воду, почистить вёдра, набрать в них ещё снега и поставить в тепле, чтобы таял.
Всё это перестало казаться чем-то неимоверно сложным и постепенно начало превращаться в повседневность. В тот момент я ещё не осознавала, насколько быстро привыкну к новым условиям.
Каша получилась потрясающе вкусной. Правда горох немного недоварился и похрустывал на зубах, но это не мешало мне наслаждаться каждой ложкой сытного ужина. Не беда. На ночь оставлю на плите, к утру как раз дойдёт.
Вечером я даже сумела перетащить свою постель на лежанку. И засыпая у тёплого печного бока, была если не счастлива, то спокойна. Единственное, чего мне не хватало, это общения с другими живыми существами.
В тот момент я даже не подозревала, что моей мечте сужено исполниться. И очень скоро.