Жена ярла

Глава 7

После той сцены в зале она ждала гнева, кары или очередного ледяного унижения. Но ничего не произошло. И это оглушительное отсутствие реакции было хуже любого наказания. Оно означало, что её бунт был настолько ничтожен, что не удостоился даже крупицы его внимания.

Отчаявшись, она начала совершать более долгие и бесцельные прогулки по внутреннему двору. Старый Бьярни, её вечная тень, по-прежнему следовал за ней в нескольких шагах, но его присутствие стало привычным, почти частью пейзажа, как крики чаек или порывы ветра с фьорда.

Именно так она впервые оказалась на краю тренировочного поля.

Сначала это был просто оглушительный хаос: лязг стали о сталь, грубые выкрики, тяжёлое и хриплое дыхание. Лера остановилась в тени деревянной галереи, прижавшись спиной к шершавой и прохладной стене, готовая в любой момент отвернуться и бежать. Но нечто зацепило её взгляд и заставило замереть.

Посреди утоптанной земли, окружённый десятком вспотевших воинов, стоял Хальвдан. Он был без шлема, в простом потёртом кожаном доспехе, с утяжелённым тренировочным топором в руке. Но дело было не в его физической мощи, которая и так была очевидна и подавляла. Дело было в его глазах.

Он не просто дрался. Он руководил.

— Стену! — его низкий и чётки голос резал воздух, не нуждаясь в крике. — Йорунд, левый фланг сжимай! Не давай им прорвать строй! Щиты вместе! Дышите в лад!

Воины, с налитыми кровью лицами, послушно сомкнули щиты, образовав сплошную деревянную стену. Другая группа, "нападающие", яростно обрушилась на них.

— Видите? — Хальвдан отступил на шаг и острым взглядом скользил по строю, отмечая каждую щель. — Они бьют в центр. Ждут, когда мы дрогнем. А мы... — он сделал резкий, отточенный взмах рукой, — ...размыкаемся. "Клещи".

Строй "защитников" не рухнул, а словно разошёлся в стороны, пропустив ударную группу противника внутрь и тут же молниеносно сомкнувшись за её спиной. Нападающие оказались в ловушке, как рыба в верше.

— Сила — ничто без головы, — Хальвдан говорил спокойно, почти бесстрастно, обращаясь к своим хёрдам, стоявшим рядом с каменными лицами. Его собственное лицо было сосредоточено, а в глазах горел холодный и ясный огонь. — Ингвар любит давить числом. Как стадо. А мы будем резать его стадо по частям. Пока он не останется один со своим страхом.

И в тот миг в сознании Леры рухнул последний оплот её первоначального представления о Хальвдане, как простом и безжалостном воине. Этот человек мыслил. Стратегически и хладнокровно. Он был воином-учёным на своём, кровавом и жестоком, поле боя.

Следующим утром она сидела в зале, уставившись в свою деревянную миску с кашей, но в ушах у неё всё ещё звучали его слова, отчеканенные, как монета: "Сила — ничто без головы". Её собственная голова, так долго пребывавшая в спячке, лихорадочно работала, пытаясь переработать шок.

Собравшись с духом, после завтрака она обратилась к Ингрид.

— Библиотека, — выдохнула Лера, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал твёрже. — Мне нужно... мне нужны книги. Свитки. Всё, что есть.

Цепкий взгляд Ингрид скользнул по её лицу и рукам, сжатым в белых от напряжения костяшках.

— Там пыльно, — буркнула она безразлично. — И мышей полно.

— Мне всё равно, — неожиданно твёрдо произнесла Лера.

Женщина пожала костлявыми плечами.

— Как знаешь. Возьми ключ у старого Торбьёрна. Скажи, что я разрешила.

Библиотека оказалась не библиотекой, а мрачной и запылённой каморкой под самой лестницей, больше похожей на заброшенный склад. Воздух здесь был густым и спёртым, пропахшим вековой пылью, сырой плесенью и кисловатым духом старого пергамента. На грубо сколоченных полках лежало несколько потрёпанных кожей кожаных кодексов, но в основном тут были груды деревянных дощечек с руническими надписями и свёртки пергамента, покрытые густым, угловатым и трудным для чтения почерком.

Но для Леры это был настоящий храм.

Она погрузилась в чтение с жадностью утопающего, сдувая пыль веков с хроник и саг. Язык, который она так долго изучала по стерильным учебникам, оживал здесь, на этих шершавых страницах, повествуя о долгих походах, о жгучих предательствах, о родовой вендетте и суровых и неумолимых законах чести.

Она читала о "Хирде" — не просто дружине, а священном братстве, скреплённом клятвой верности до самой смерти. О "Гриде" — всепоглощающем позоре, который ложится на весь род из-за подлого поступка одного его члена. И по крупицам, словно археолог, раскапывающий погребённый под слоями пепла город, она начала выстраивать новое и пугающе сложное понимание Хальвдана.

Его холодность, его отстранённость, его жестокость той ночью...

Она смотрела на это теперь через призму прочитанного.

Это была его броня.

Броня человека, который, судя по намёкам и полустёртым записям в хрониках, потерял свою прежнюю семью от руки предателя из собственного окружения. Броня того, кто вынужден вести войну на два фронта: против открытого врага, Ингвара, и против невидимой, куда более опасной угрозы: шёпота за спиной, яда в кубке или подкупленной стражи у ворот.

Его заявление отцу на их свадьбе "Рука, что поднимется на неё, поднимется и на меня" было не просто констатацией права собственности. Это был щит. Он брал её, дочь ненадёжного союзника, под свою защиту, делая частью своего хирда. Своей ответственности. А долг для него, как и для ярла Сигурда, был превыше любых личных чувств, симпатий или антипатий.

Жестокость первой ночи...

Лера содрогалась, вспоминая. Но теперь она с ужасом и озарением видела в этом и ритуальное, лишённое всяких эмоций действие, ожидаемое от воина и правителя. Доказательство состоятельности брака для его людей, для соседних ярлов, для всех, кто сомневался в прочности этого вынужденного союза. Вынесенная на всеобщее обозрение простыня была не столько актом унижения, сколько публичным контрактом, печатью на договоре, понятной каждому в этом суровом мире.

Да, это знание не оправдывало его. Боль никуда не ушла, глубокий шрам на душе не затянулся и вряд ли когда-нибудь затянется. Но её слепящая острота притупилась, уступив место сложному, горькому, но пониманию. Она смотрела на него теперь не как жертва на палача, а как учёный на сложный и предельно опасный исторический артефакт, чью логику она, наконец, начинала постигать.

Однажды, возвращаясь из своей каморки-библиотеки с охапкой потрёпанных пергаментов, она почти столкнулась с ним в узком тёмном коридоре. Он шёл от кузницы, в потной рубахе, с закатанными до локтя руками. Их взгляды встретились в полумраке, и Лера не отвела глаз. В его глазах не было ни гнева, ни удивления, ни интереса. Лишь та же привычная и непробиваемая стена.

Но теперь она знала, что скрывалось в её тенях.

Лера молча прижала бесценные свитки к груди и прошла мимо, чувствуя, как его тяжёлый и испытующий взгляд долго провожал её в спину.