Холод.
Он впивался в щёку ледяными зубцами каменного пола.
Потом появились запахи.
Плесень, едкая гарь смоляного факела и... что-то тёплое, знакомое до тошноты.
Лера лежала ничком, не в силах пошевелиться. Тело горело, будто её переехал асфальтовый каток. В памяти всплывали обрывки: испуганное лицо Гарика, его перекошенный крик, резкий удар о университетский линолеум... и этот чужой запах.
Темнота была густой, разрываемой лишь тонкой и пыльной полоской света под тяжёлой дверью.
С трудом оторвав голову от пола, она попыталась осмотреться. Грубые каменные стены, низкий потолок с почерневшими от времени балками. Лера лежала на голом камне в центре круглой, словно колодец, комнаты.
Башня.
"Где я?"
Острая и безжалостная паника сжала горло. Лера попыталась встать, опираясь на дрожащие руки, и ладонь скользнула по чему-то мокрому и липкому. Подняв руку к скудному свету, она увидела тёмные, почти чёрные разводы. Кровь.
Её кровь?
Собрав все силы, она судорожно ощупала себя. Длинная грубая ночная рубашка до пят из незнакомой ткани. Явных ран на теле Лера на нашла.
И тут её взгляд упал на собственные запястья.
Из-под длинных рукавов на бледную кожу выступали свежие рваные полосы. Не глубокие, но многочисленные, будто кто-то водил лезвием по коже снова и снова в отчаянной и торопливой ярости. Кровь сочилась из них, медленная и упрямая, окрашивая края рубашки в ржавый цвет.
Лера застыла, не в силах отвести взгляд. Она никогда... Мысль оборвалась, не в силах осознать это зрелище.
Она кое-как поднялась на ноги, зашатавшись, как подкошенный колос. В этот миг дверь с глухим скрипом отворилась, ослепив её скупым светом дня и вырвав из мрака силуэт.
В проёме стоял мужчина. Его лицо, обрамлённое седеющей бородой, было искажено немой яростью. Он был одет в кожу и грубую шерсть, а на его мощной груди поблескивала массивная серебряная фибула в виде звериной головы.
— Астрид! Клянусь молотом Тора, если ты...
Его низкий и раскатистый, как гром, голос резко оборвался, когда он увидел её испачканные руки и тёмные пятна на рубашке. Но ни страха, ни ужаса в его глазах не вспыхнуло. Лишь новая, ещё более свирепая ярость, от которой кровь стыла в жилах.
В два шага он преодолел расстояние между ними. Лера инстинктивно отпрянула, прижавшись спиной к шершавому холодному камню.
— Что ты натворила, глупая девка? — брезгливо прошипел он. — Взгляни на себя!
Он схватил её за подбородок, грубо повернув лицо к свету. Его пальцы жгли кожу.
— Ты не посмеешь опозорить наш род, — с ледяным отвращением процедил мужчина. — Я не позволю! Хочешь ты того или нет, но завтра твой брак скрепит мир. От своей судьбы не убежишь.
Слова долетали до Леры обрывками, с трудом обретая смысл. И когда они, наконец, сложились в предложения, у неё перехватило дыхание от ужаса.
Этот свирепый незнакомец говорил на древнескандинавском.
На том самом языке, на котором она читала скальдические висы и эддические песни. И слышать его, обращённым к себе, оказалось страшнее любого кошмара.
Это не укладывалось в голове.
Это было невозможно.
Но это была реальность, от которой стыла кровь.
— Молчишь? — прошипел он и грубо толкнул её к двери. — Даровал же Один...
Лера споткнулась о высокий порог и рухнула на колени, больно ударившись локтём о каменные плиты коридора. Острая боль пронзила ладонь.
Мужчина выругался сквозь зубы, и его железная рука вцепилась ей в запястье. Рывок, от которого хрустнули суставы, поднял её на ноги. Мир поплыл, закружился. Она, пошатываясь, позволила ему тащить себя по узкой и крутой лестнице, ведущей вниз. Пальцы свободной руки цеплялись за холодные камни стен, словно пытаясь найти опору в этом рушащемся мире.
Наконец, он остановился у другой, такой же массивной двери, открыл её, втолкнул Леру внутрь и отпустил, будто сбросив с себя что-то гадкое. Она едва удержалась на ногах и инстинктивно обхватила себя руками, пытаясь сохранить остатки тепла.
— Служанки приведут тебя в порядок, — бросил он, стоя на пороге. Его тяжёлый и презрительный взгляд скользнул по её фигуре. — Чтоб к утру от этой... слабости не осталось и следа. Поняла меня, Астрид? Или ты хочешь окончательно опозорить наш род, выставив себя перед Хальвданом жалкой и обезумевшей овцой?
Он не ждал ответа. Массивная дверь захлопнулась с глухим стуком. Щёлкнул засов.
Лера осталась одна.
Дрожь, которую она сдерживала из последних сил, вырвалась наружу, сотрясая всё её тело, заставляя зубы выбивать беспомощную дробь.
"Наш род?"
Выходит, она, точнее... эта Астрид, была его дочерью? Лера с трудом припоминала лицо своего собственного, давно умершего отца. А это чужой яростный мужчина вдруг оказался её родичем. Ко всему прочему, она понятия не имела, как выглядела она... здесь.
Она медленно, словно во сне, обвела взглядом свою новую темницу. Она была чуть больше предыдущей, но такой же безжалостно скудной. Грубая деревянная кровать с тонким матрасом, набитым соломой. Тощий, почерневший от времени сундук. Маленький столик с глиняным кувшином и помятой медной чашей. Ни стула, ни ковра, ни занавесок на крошечном оконце.
Ничего лишнего.
И ничего родного.
Наполнив чашу дрожащими руками, она заглянула в своё отражение.
Из помутневшей, покрытой пятнами меди на неё смотрело чужое лицо. Худое, бледное, как полотно, с заострившимися скулами и огромными, полными немого ужаса светлыми глазами. Прямой нос. Тонкие, бескровные губы. Спутанные пряди рыжеватых волос.
Это было её лицо.
Но не её.
Это была она.
Но не она.
Измождённая, истощённая, чужая.
Лера провела пальцем по впалой щеке.
Холодное отражение повторило движение.
И тогда до неё окончательно дошло, обрушившись всей тяжестью.
Каменные стены. Чужой язык. Чужое имя. Чужое тело.
"Астрид", — назвал он её.
Она не просто оказалась в другом месте. Она оказалась в другом времени. В теле другой девушки.
Всё, что у неё теперь было, — это скудная комната, окровавленная рубашка и всепоглощающий ужас.