Жена ярла

Глава 14

Несколько дней слабость не отступала, цепляясь за кости ледяной изморозью. Но даже в полусне Лера слышала ритм замка, гул голосов, скрип колес, звон кузнечного молота. И этот ритм бесповоротно стал фоном её новой жизни.

Когда ей, наконец, разрешили покидать покои, она возобновила свои обходы, но теперь её шаги были твёрже, а взгляд цепче. В ней что-то изменилось. По капле к ней возвращалась воля. Твердая, как клинок, отточенный отчаянием.

Он вытащил её обратно. Он приказал жить. Что ж, она покажет ему, что значит жить по-настоящему. Не покорной пленницей, не испуганной тенью, а силой, с которой придется считаться. Если этот мир признавал только право сильного, она станет сильной. Не мускулами, так умом. Не мечом, так знанием. И пусть они все увидят, на что способна женщина, в чьей груди бьется сердце воина из другого времени.

Она будто сбросила невидимые цепи.

Лера открыто навещала конюшню, где в укромном углу под присмотром старого конюха подрастали её подопечные, и уже, не таясь, выхаживала подобранных щенков, чья безоговорочная преданность стала для неё тихим убежищем от суровых реалий замковой жизни. Однажды, разминая в миске тепловатое козье молоко с крошками хлеба, она заметила у амбара чумазую девочку лет пяти, которая, затаив дыхание, наблюдала за кормлением. Большие глаза ребёнка следовали за каждым движением её рук.

Лера не стала звать ребёнка, не сделала резких движений. Она медленно опустилась на корточки, поставив миску на землю, и мягко кивнула девочке. Та, завороженная, сделала несколько неуверенных шагов. Лера взяла крохотную ладонь ребенка в свою, помогла ей зачерпнуть немного размоченного хлеба и осторожно поднести к самому маленькому щенку. Малыш робко лизнул протянутую руку, и на лице девочки расцвела восторженная улыбка.

С такой же улыбкой поднявшись с колен, Лера почувствовала на себе тяжёлый, изучающий взгляд. С тренировочного поля, поверх голов своих воинов, на неё смотрел Хальвдан. Она не опустила глаз и не отпрянула в тень, встретив его взгляд спокойно, без страха и вызова, после развернулась и, кивнув старому конюху Эйнару, ушла прочь, оставив ярла с его мыслями и непривычным образом жены, которая нашла своё место в этом мире среди соломы, пота и верных собачьих сердец.

Однажды она застала Хальвдана в большом зале, когда он и несколько его хёрдов, самых доверенных воинов, стояли над грубым столом, на котором была рассыпана песчаная пыль и разложены камешки, ракушки и щепки.

— ...зайдём сюда, в узкую бухту, — говорил седой викинг по имени Торстейн, передвинув крупный камень, изображавший их драккар. — Сожмём их, как орех. Число на нашей стороне.

Лера замерла в тени галереи. Сердце вдруг заколотилось чаще.

Узкая бухта.

Она знала эту тактику. Знала по сагам и хроникам, которые иногда разбирала со студентами. Это была классическая ловушка, но не для врага, а для самих нападающих.

— Их корабли меньше и вертлявее, — раздался низкий голос Хальвдана. Он вглядывался в "карту", его брови была нахмурены. — Они не станут лоб в лоб. Они отступят глубже.

— Пусть отступают! — отмахнулся Торстейн. — Мы их там и раздавим!

— А если они разделятся? — тихо спросил Хальвдан, и в его тоне послышалась тревога, которую, похоже, не слышал никто, кроме Леры. — Одна часть заманит, а вторая...

"Перекроет выход из бухты, — мысленно закончила за него Лера. — И расстреляет ваши корабли из луков, как в тире. Вы все окажетесь в ловушке".

Она видела это так же ясно, как если бы читала описание в учебнике. Стратегия Ингвара была написана в этих камешках, и она была смертельной для её мужа и его людей.

Инстинкт — тот самый, что заставлял её поправлять студента, делающего фатальную ошибку в разборе текста, — оказался сильнее страха. Прежде чем разум успел остановить её, ноги сами понесли её по лестнице вниз.

Она вошла в зал, и разговоры смолкли.

Все взгляды, удивлённые, настороженные, враждебные, уставились на неё. Хальвдан медленно поднял голову. Его глаза сузились, но он ничего не сказал, дав ей возможность либо оправдать своё вторжение, либо удалиться.

Её взгляд был прикован к столу.

Она подошла, чувствуя, как её спина горела под тяжёлыми взглядами. Не говоря ни слова, она протянула руку и передвинула несколько мелких ракушек, изображавших вражеские корабли. Она расставила их не в бухте, а по её краям, у входа, смоделировав фланговую атаку. Потом её палец провёл линию в море, обозначив то самое сильное приливное течение, о котором она неделю назад подслушала разговор двух старых рыбаков у причала. Течение, которое могло бы вынести корабли Хальвдана прямо на вражеские копья или, если использовать его грамотно, позволить им стремительно ударить с неожиданного направления.

Она закончила и отступила на шаг, наконец, подняв глаза. И встретила взгляд Хальвдана.

В его глазах не было гнева. Не было и одобрения. Лишь ледяная и сконцентрированная ярость охотника, у которого на пути внезапно выросла незнакомая преграда. Он смотрел на неё, после на изменённую схему на песке.

В зале повисла гробовая тишина. Торстейн смотрел на неё, как на сумасшедшую, а его лицо побагровело от возмущения.

Хальвдан медленно выпрямился. Его взгляд, всё ещё прикованный к карте, был тяжёлым и нечитаемым. Затем, одним резким движением, он провёл ладонью по столу, уничтожив и старый план, и её поправки.

— Сделаем, — сказал он своим хёрдам. Его голос был низким и не терпящим возражений, — как показала моя жена.

Он не поблагодарил её. Не взглянул на неё снова. Он просто повернулся к карте, словно её вмешательство было лишь мелким эпизодом. Но для всех присутствующих, и для неё самой, в этот миг что-то переломилось.

Лера развернулась и молча вышла из зала, оставив за спиной гул нарастающего обсуждения.

Она шла по коридору, и странное спокойствие наполняло её. Не триумф, ибо до него было далеко. Это было холодное и ясное осознание: мост сожжен. И отступать некуда. Тень, за которой она пряталась, рассеялась. Теперь они все знали, и Хальвдан знал, что в стенах его замка живет не призрак, а женщина с волей и умом, способным оспорить его воинов.

И пусть он не смотрел ей вслед. Пусть не бросил ни слова.

Молчание Хальвдана было красноречивее любой похвалы или угрозы.