Жена ярла

Глава 3

Её притащили обратно в ту самую комнату, где всё и началось. Воздух здесь казался ещё более спёртым, пропахшим старым страхом и свежим отчаянием. Теперь в движениях служанок не было и тени подобия участия, что мелькнуло утром.

Лишь ритуальная безжалостность.

Гуннхильд грубо стянула с Леры тяжёлое повседневное платье и колючую шерстяную рубаху, и она снова оказаласть стоять перед ней в чужой коже, дрожа от холода и унижения. Служанка достала из сундука полотняный мешочек, набитый сушёными травами, и принялась натирать ей кожу. Воздух заполнился терпким ароматом мяты и чего-то смолистого, похожего на можжевельник. Обряд очищения. Смыть с невесты всё прошлое, все грехи и слабости.

Потом принесли новую рубаху. Но это была не грубая небелёная ткань, а мягчайший и тонко выделанный лён. Его скользящее прикосновение к голой коже показалось Лере почти кощунственной роскошью. Гуннхильд натянула её на неё, и ткань легла свободными, но удлинёнными рукавами, почти до самых костяшек пальцев.

Затем настал черёд платья. Его извлекли из огромного сундука, словно реликвию. Тёмно-красное, как спелая морошка. Его ткань была плотной и тяжёлой, и когда Гуннхильд и Эрна водрузили его на Леру, вес одежды буквально пригвоздил её к полу. Длинное, с широкими полами, оно было подпоясано не простым ремнём, а сложным плетёным кожаным поясом с массивной бронзовой пряжкой, украшенной переплетёнными звериными головами. На плечи Гуннхильд набросила пару фибул. Изящные, позвякивающие серебряные броши, соединённые тонкой цепью.

— Волосы, — коротко скомандовала Гуннхильд.

Леру усадили на табурет, и та принялась за работу. Её пальцы безжалостно распутывали косу, а затем начали расчёсывать волосы. Каждый взмах гребнем казался попыткой вычесать из неё дух прежней Астрид, её страх и её боль. Волосы не стали снова заплетать в косу. Гуннхильд разделила их на пряди и переплела тонкими шёлковыми лентами того же кроваво-красного оттенка, что и платье.

Когда она закончила, в её руках появился венец. Тонкий серебряный обруч. Защита и благословение. Он был холодным и невероятно тяжёлым, когда она водрузила его Лере на голову. Его давление на виски казалось железным обручем, навсегда закрепляющим её участь.

Последним аккордом она вложила ей в левую руку железный ключ, как символ новых обязанностей. Хозяйки кладовых и хранительницы ключей от дома Хальвдана. Лера сжала его в ладони, почувствовав, как его грубые грани впились в кожу.

Гуннхильд отступила на шаг, окинув её оценивающим взглядом. В её глазах не было одобрения. Лишь холодное удовлетворение от правильно выполненной работы.

— Готово, — хрипло произнесла она. — Теперь вы невеста.

В этот момент дверь распахнулась, и в проёме показался Сигурд. Его взгляд скользнул по Лере, и она поймала в нём некое подобие мрачного удовлетворения.

Воздух в главном зале был густым от дыма очага, запаха влажной шерсти, древесной смолы и кислого мёда. Здесь собрались все мужчины рода Сигурда и те, кто приплыл с Хальвданом — две группы воинов, стоявшие по разные стороны залы, как два враждебных стада. Всех их взгляды, тяжёлые и любопытные, были прикованы к Лере.

Она быстро нашла глазами Хальвдана в самом центре зала. На нём была чистая рубаха из тонкого льна, а поверх надет тёмно-синий плащ, скреплённый на плече массивной серебряной фибулой. В его руке она увидела то, от чего похолодела. Длинный ритуальный меч.

Сердце забилось где-то в горле, сжимаясь в комок леденящего страха. Она читала об этом и рассказывала студентам на лекциях сухим академическим тоном: "Брак в скандинавском обществе был прежде всего договором, сделкой между семьями, скреплявшейся обменом обещаний и обязательствами..."

Теперь эти "обязательства" стояли перед ней в образе молчаливого великана с мечом.

Сигурд грубым движением взял её за локоть и подвёл к Хальвдану. Они стояли лицом к лицу, но он смотрел куда-то поверх её головы. Она видела только резкую линию его скулы и неподвижную складку у губ.

Старейшина, жрец — Лера не разобрала — начал говорить. Его голос, хриплый и ритмичный, бубнил слова, которые она знала, но сейчас они казались заклинанием из кошмара. Он призывал богов — Фрейра и Фрейю, дарующих плодородие, Ньёрда, бога моря и достатка, Тора — освятить этот союз. Он говорил о долге, о чести, о потомстве.

Потом наступила очередь клятв. Сигурд выступил вперёд. Его голос гремел под сводами, не оставляя места для возражений.

— Я, Сигурд, сын Торстейна, отдаю свою дочь, Астрид, в жены Хальвдану, сыну Эйрика!

Он говорил не о любви или счастье. Он говорил о союзе, о выгоде, о приданом, о прекращении распрей, о силе, что возрастёт, когда их кланы объединятся против общего врага, Ингвара.

Когда Сигурд закончил, все взгляды переметнулись на Хальвдана. Тот медленно перевёл глаза на Леру. В них по-прежнему не было ничего, кроме холодной решимости.

— Я, Хальвдан, сын Эйрика, принимаю Астрид, дочь Сигурда, в жены, — его голос был тихим, но каждое слово падало, как молот. — И даю вено.

Он перечислил скот, оружие и долю будущей добычи, которую передавал её отцу в качестве платы за неё, после чего сделал шаг к ней.

Дыхание Леры прервалось.

Хальвдан поднёс к её лицу рукоять своего меча.

"Положи руки на гарду, — прошептала где-то в памяти заученная фраза из трактата. — Символизируя свою верность и принятие его защиты".

Её ледяные пальцы послушно скользнули по холодному металлу.

Затем Хальвдан повернулся к жрецу. Тот протянул ему чашу с медовухой. Хальвдан отпил из неё большой глоток и протянул её Сигурду. Отец, не сводя с него налитых кровью глаз, сделал то же самое.

Это был обмен клятвами. Не между женихом и невестой. Между двумя ярлами.

Сигурд повернулся к Лере.

— Астрид, дочь моя, — сказал он, и в его голосе прозвучала сталь. — Твоя воля?

Пустая формальность.

Однако отказ сейчас означал бы несмываемый позор для её рода, расторжение договора и, скорее всего, её немедленную смерть от руки самого отца.

Воздух в зале застыл. Лера чувствовала на себе тяжёлый взгляд Хальвдана.

Она открыла рот, но слова застряли в горле, спрессованные в ком ужаса. Она хотела крикнуть "НЕТ!". Крикнуть, что она не Астрид, что это ошибка и что она хочет вернуться домой.

Но она видела лица воинов. Видела лицо отца. И видела лицо Хальвдана. Мир, в который она попала, не терпел слабости.

Она сглотнула ком в горле и прошептала одно-единственное слово, которое отдавалось в ней оглушительной пустотой:

— Да.

Сигурд кивнул.

Но тут Хальвдан снова заговорил. Он обратился не к ней, а к её отцу. Его голос прозвучал тихо, но с такой ледяной мощью, что даже шум в зале стих.

— Договор скреплён, Сигурд, — сказал он. — Твоя дочь вошла под мою защиту. — Хальвдан сделал паузу. — Рука, что поднимется на неё, поднимется и на меня. Помни об этом.

Это была не забота. Это было заявление прав собственности.

Но в тот миг, даже сквозь унижение, Лера почувствовала слабый, едва теплящийся проблеск надежды.

Обряд был окончен. Гул голосов вновь заполнил залу. Лера стояла, сжав в руке холодный ключ, и смотрела в пустоту.

Она стала женой ярла Хальвдана.