Жена ярла

Глава 9

Лера стояла посреди своей комнаты и не могла остановить мелкую дрожь, пробивавшуюся изнутри. Адреналин отступил, как морской прилив, оставив после себя ватную, обессиливающую слабость и леденящую пустоту. Она машинально терла ладони одна о другую, пытаясь стереть липкое ощущение крови и холодного прикосновения металла. Воздух в комнате был густым и спёртым, пропахшим дымом, едким потом и собственным страхом.

Дверь отворилась без стука.

Лера вздрогнула и инстинктивно отпрянула к стене. Сердце тут же сорвалось в бешеный и неистовый галоп.

В проёме стоял он.

Хальвдан.

Он скинул окровавленные доспехи, остался в простой тёмной полотняной рубахе, насквозь мокрой от пота и, возможно, воды, которой он пытался смыть с себя следы бойни. Волосы, тёмные и тяжёлые, были слипшимися, на лице застыла сажа и усталость, проступившая сквозь маску боевого оцепенения. Он вошёл и захлопнул дверь, и в комнате сразу стало тесно. Его присутствие заполняло собой всё пространство, давило на виски, безжалостно вытесняя воздух.

Хальвдан прошёл к столу, медленно, будто каждое движение давалось ему с огромным трудом. Его взгляд скользнул по глиняному кувшину с водой, потом остановился на ней.

— Я взял тебя в жены, чтобы скрепить союз с твоим отцом, — сказал он. В нём не было ни привычной ледяной отстранённости, ни злобы. Лишь усталая правда, высказанная впервые. — Человеком, которого я не уважаю и которому не доверяю.

Его взгляд, тяжёлый и безжалостно пронзительный, скользнул по её бледному лицу, измятой запачканной рубахе, по рукам, всё ещё судорожно сжатым в кулаки, будто всё ещё держащим тот подсвечник.

— Я ожидал испуганную мышь, которую нужно будет кормить и охранять. Но ты... не мышь.

Эти слова повисли в воздухе между ними, густые и осязаемые, как дым. Они не звучали как комплимент. Это была констатация факта.

Хальвдан сделал паузу, давая ей прочувствовать весь вес сказанного, позволив этим немногим словам проникнуть в самое нутро, достигнуть той части её, что уже смирилась с ролью беспомощной пленницы, и встряхнуть её.

— Ты думаешь, я жестокий человек, — произнёс он без вопросительной интонации, словно читал её самые потаённые мысли. — Возможно, ты права. Мир жесток. Но я не бью беспомощных. И я плачу по долгам.

Он шагнул ближе. На этот раз Лера не отпрянула, загипнотизированная этой внезапной искренностью, опасной в своей прямоте.

— Ты спасла мой дом сегодня. Своим умом и своей рукой. Это долг.

Он потянулся к своему поясу и с лёгким шелестом кожи извлёк оттуда кинжал. Не богато украшенный, а рабочую смертоносную вещь в простых, но добротных, потемневших от времени ножнах.

Он протянул его ей.

Лера смотрела на узкую и удобную рукоять, на тёмную и потёртую кожу, не решаясь пошевелиться и боясь спугнуть хрупкий миг.

— Возьми, — его голос не оставлял места для сомнений или споров.

Её пальцы дрожали, когда она взяла кинжал. Он был тяжёлым. Холодным. Пугающе реальным.

— Носи его. Всегда, — его взгляд стал твёрдым. В нём вновь мелькнула та самая сталь, что она видела в пылу битвы. — Если кто-то попытается тебя тронуть — даже я, — ты знаешь, что делать.

От этих слов у неё перехватило дыхание, сжав лёгкие.

"Даже я".

Она сжала рукоять, почувствовав, как шероховатая поверхность кожи впилась в ладонь, оставив на коже память о себе. В этой непривычной тяжести была странная уверенность.

Хальвдан отвернулся, резким движением, словно сказал всё, что собирался, и теперь их разговор был исчерпан. Его спина, широкая и несущая на себе груз усталости, была обращена к ней, пока он шёл к двери.

Но на пороге он остановился. Не оборачиваясь, произнёс последнее, и его голос прозвучал приглушённо, почти для себя, но она расслышала каждое слово:

— И смой с себя кровь.

И он вышел, оставив её стоять посреди комнаты с холодным кинжалом в дрожащей руке и с хаосом в душе, где страх, обида и ледяное отчаяние вдруг столкнулись с чем-то новым, тёплым и пугающим.

С чем-то, что слабо, но неумолимо начинало походить на хрупкую надежду.