Жена ярла

Глава 22

Возвращение в университетскую жизнь оказалось вынужденным и больше было похоже на попытку надеть старую, когда-то любимую одежду, которая вдруг стала тесной и неудобной. Студенты шумели в коридорах теми же голосами, пыль медленно кружила в лучах света из высоких окон, а воздух по-прежнему пах старыми книгами и кофе. Но для Леры всё это было плоской декорацией, лишенной объёма и смысла.

Она механически вела семинары, её голос звучал ровно и правильно, словно откатанная лекционная плёнка, но в нём не было привычной увлечённости, того огонька, что раньше зажигал глаза студентов. Всё в ней выдавало человека, мыслями витающего где-то далеко.

Её взгляд постоянно увязал за пыльными оконными стёклами, где вместо городских бетонных коробок ей виделись зубчатые скалы, обдуваемые солёным ветром, и свинцовые воды фьорда, яростно хлещущие в подножие замка Хальвдана.

Студенты на её семинарах переглядывались, когда она, замолчав на полуслове, надолго застывала, глядя в одну точку. Коллеги в профессорской, вежливо кивая, тут же замолкали при её приближении. Её "внезапная и долгая болезнь", за которой последовала эта отстранённая отрешённость, не могли остаться незамеченными.

В отчаянии она снова и снова перерывала библиотечные залежи, выискивая любые крупицы о "Худшифте", о мирах-близнецах, о чём угодно, что могло бы стать ключом. Но находила лишь прах мифов и ритуальные формулы, требовавшие либо рек жертвенной крови, либо милости богов, в которых её ученый ум отказывался верить. Волны безысходности накатывали, и она ловила себя на том, как взгляд её сам собой находит на столе острый край канцелярского ножа или скользит по высокому парапету моста за окном. Но мысль о новом падении, о новом прыжке в пустоту, вызывала не отвагу, а животный ужас. Она уже пробовала. Этот путь вел в никуда.

Однажды дверь её кабинета с привычным для Гарика грохотом влетела в стену. Он стоял на пороге, запыхавшийся, с волосами, вставшими дыбом, и с глазами, горящими как у пророка. В руке он сжимал планшет, словно скрижаль.

— Лера! Ты не поверишь! Я нашёл! Нашёл! — его голос подгремел под низким потолком, заставив её вздрогнуть и оторваться от бессмысленного вглядывания в монитор.

Он подбежал к её столу и с силой шлёпнул планшетом на столешницу, едва не опрокинув чашку с остывшим чаем.

— Смотри! Я работал с оцифровкой манускрипта из собрания в Уппсале, того самого, что считался утерянным! Там фрагмент саги о конунге Ингваре! И есть упоминание о его противнике, ярле Хальвдане!

Сердце Леры провалилось в бездну, замерло, как камень в ледяной воде. Она боялась посмотреть. Боялась увидеть строки о его гибели, о прерванном роде, о забвении.

— И? — выдавила она. Собственный голос показался ей чужим и хриплым.

— И всё у него было более, чем хорошо! — выпалил Гарик, захлёбываясь от восторга. — После разгрома Ингвара его владения расширились, род окреп... и сага говорит, что была у него жена, прекрасная и мудрая, слава о красоте и уме которой прошла по всем северным землям!

Леру будто ошпарили кипятком.

Ревность, острая, ядовитая, кольнула под сердце, заставив сжаться. "Прекрасная и мудрая"? Значит, он быстро нашёл ей замену. Какую-нибудь дочь соседнего ярла, которая не чудила, не спорила и рожала ему здоровых наследников.

Она сглотнула комок в горле и посмотрела на Гарика с холодной яростью.

— И что? Ты решил порадовать меня, рассказав, как замечательно сложилась жизнь у мое... Хальвдана с его новой женой?

Гарик отпрянул, словно от пощёчины. Восторг на его лице разбился, сменившись растерянностью и обидой.

— Что? Нет! Лер, ты не поняла... Читай! — он лихорадочно начал листать текст на планшете. — Имя его жены стёрлось, но вот тут... перечислена имена их детей. Лера... Просто прочитай их.

Она с неохотой, сквозь пелену собственной боли, скользнула взглядом по строчке, на которую он тыкал дрожащим пальцем. И застыла.

"...и родила она ярлу Хальвдану троих сыновей... Светозара, Мирослава и Тихомира..."

Воздух вылетел из легких единым свистящим выдохом. Комната поплыла. Поплыл весь этот плоский, ненастоящий мир.

Она снова, медленно, вчитываясь в каждую букву, прочла имена.

Светозар. Мирослав. Тихомир.

Эти имена звучали в тексте древнескандинавской саги как чуждый, невозможный, волшебный аккорд. Имена, которые могла придумать только она. В минуты тоски, в попытке связать две свои жизни в один узел, вложив в уста Хальвдана и в душу Астрид ту самую, славянскую частичку своей души.

— Он... он не нашёл другую, — прошептала она. Её голос сорвался на полуслове. — Неужели это была... я?

— Да как же иначе! — Гарик смотрел на неё с торжеством. — Он ждал тебя. Ты нашла способ вернуться! И у вас была жизнь. Долгая и счастливая. Вот она, в летописи!

Лера сидела, не в силах пошевелиться, впившись пальцами в дерево стола так, что побелели костяшки. В её сознании, озарённая этим знанием, как вспышкой молнии в ночи, родилась идея. Безумная, простая и оттого гениальная.

— Жертвенная кровь... — проговорила она, глядя сквозь Гарика, сквозь стены, в самую суть мироздания. — Гуннхильд говорила, что для обряда нужна жертвенная кровь. Кровь, полная воли. Она принесла себя в жертву, чтобы вернуть всё "на круги своя".

Она подняла на Гарика сияющий, почти безумный взгляд, в котором плясали отсветы иного мира.

Жертва и воля.

— Что, если сила не в самой крови, а просто... в жертве? В добровольном отказе? Гуннхильд была готова умереть, чтобы исправить "ошибку". Астрид была готова умереть, чтобы сбежать. Я... я была готова умереть, когда прыгнула с обрыва. Но сейчас... сейчас я готова на большую жертву.

— На какую? — тревогой спросил Гарик.

— Я готова отказаться от всего этого, — её рука описала плавный жест, охватив кабинет, университет, весь этот старый выцветший мир. — Навсегда. Без права на возвращение. Я готова принести в жертву не тело, а судьбу. Эту свою судьбу. Добровольно. И я думаю, что эта жертва... будет куда сильнее любого ритуального ножа.

Лера поднялась и подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. За ним был её мир. Но её дом, её жизнь, её любовь и её будущее были там, в прошлом, которое, как она теперь знала, станет её единственным настоящим.

— Я знаю, как вернуться, — тихо сказала она отражению в стекле. — Мне не нужна кровь. Мне нужна только правда моего сердца.