Гагарин: дорога на Марс

Глава 3

3.

В тысяча девятьсот двенадцатом году французский учёный Поль Сабатье получил Нобелевскую премию по химии за изобретённый им метод гидрогенизации органических соединений, даже не подозревая, что спустя семь десятилетий его находки будут использоваться в системе жизнеобеспечения огромной околоземной космической станции объёмом в сотни кубических метров. Ядерный реактор, питающий ионный двигатель коррекции орбиты, давал почти неограниченное питание электроэнергией, кроме того, она была увенчана крыльями солнечных батарей, служивших резервным источником, поэтому кислород без проблем получался электролизом воды, которая поставлялась с Земли. Частично её запасы возобновлялись переработкой мочи и восстановлением воды из выдыхаемого космонавтами диоксида углерода. Выделяемый метан с помощью пиролиза распадался на углерод, выпадающий в виде графитовых отложений, и водород.

Ксения Гагарина, изучавшая в мединституте органическую химию, в качестве одной из задач на станции «Салют-12» получила обслуживание установки «Бриз» по регенерации и обеззараживанию воздуха. Автоматика контролировала состояние аппаратуры, и в то же время в силу важности устройства все манипуляции с «Бризом» осуществлялись исключительно вручную под надзором камеры, транслирующей изображение в ЦУП. Сверх того, запись о каждом телодвижении космонавтка вносила в журнал.

Это был тот самый «нудный подвиг», о котором рассказывал брат: ежедневное повторение одних и тех же процедур с высокой тщательностью. Несложно, но ошибка может повлечь тяжёлую аварию. Особенно неприятны манипуляции с водородом и метаном, при утечке они дают взрывоопасную смесь с воздухом. В отличие от метана, используемого на Земле в быту и подкрашенного неприятными добавками, здесь он чистый, поэтому, как и водород, запаха не имеет. Концентрацию метана и водорода в атмосфере станции сообщают датчики, проверка их показаний — столь же привычное дело, как чистка зубов. И столь же творческое.

А ещё нужно вычистить и удалить накопившийся в трубках графит, проверить и заменить фильтры от микропримесей, проинспектировать систему обеззараживания воздуха, уничтожающую вирусы и бактерии, кружащиеся в воздухе.

В случае выхода «Бриза» из строя станция не превратится тотчас в непригодную к обитанию: имеется достаточный запас поглотительных патронов, а также кислорода в баллонах, есть и комплект запчастей для любого ремонта, всё можно исправить. Но авария системы жизнеобеспечения, если случится, она — ЧП номер один. Генерал Алексей Леонов, комендант станции, перепроверяет за Ксенией самочувствие этих узлов лично и ежесуточно.

Шла пятая неделя пребывания женкоманды на орбите. Леонов с их согласия рапортовал в ЦУП: все четверо справляются с обязанностями на уровне профессионалов, поэтому ротация нецелесообразна. Девушки могут остаться на полную трёхмесячную вахту. Береговой, а затем и Гагарин с Козловым поддержали. Уже поднятая в вертикаль «Энергия-1» с очередным «сапсаном» для сменного экипажа осталась незаправленной.

Такое доверие оказывалось стажёрам очень редко. Видимо, игры с американцами в гендерное равенство требовали подготовленных космонавток, а полный цикл службы на станции лучше смотрится в послужном списке.

Как бы ни была нудна работа на орбите, здесь есть свои радости и разнообразие. В том числе два визита брата, на обратном пути он оставил Ваню Лавейкина, побывавшего на Луне. Тот ожидал, что его прихватит челнок «Колумбия», везущий на Землю американских астронавтов, но ЦУП переиграл. Детальные причины изменения решения Ксения не знала, до неё долетело лишь, что на станции произошла серия мелких неполадок. Поскольку некоторые её отсеки считались чисто военными, американцам здесь не место, кроме, разве что, совершенно безвыходных ситуаций.

Теперь эвакуация Лавейкина планировалась экипажем, досрочно возвращавшимся с «Салют-13». Медики получили задание дополнительно обследовать двух человек, подвергшихся на геостационарной орбите внеплановому облучению ещё до того, как «сапсан» с ними и с Лавейкиным приземлится в Казахстане. Иван шутил по этому поводу, что большую часть своей лунной эпопеи находился в незащищённых аппаратах и до сих «огурец», в отличие от тех неженок.

Учитывая краткосрочность пребывания Лавейкина на борту, комендант определил ему минимум обязанностей. Тот, весельчак и говорун, обрадованный щедрым женским представительством в космосе, подплывал к девушкам, сыпал комплиментами, обещал сводить на Земле в ресторан. Ксения заметила, что Масютин с ревностью относится к его заигрываниям, хоть сам не сделал ни единой попытки сближения — ни с ней самой, ни с тремя её подчинёнными.

А ведь это всего недели в космосе! Когда наступит время многолетних перелётов, мужчинам и женщинам в замкнутом пространстве не избежать плотных личных отношений, и, следовательно, конфликтов. Кроме того, тут из песни слов не выбросишь, долгая изоляция порой склоняет к однополым связям даже тех, кто совершенно не предрасположен, данный феномен хорошо известен по опыту исправительных колоний. И на «салюте» порой проскакивают шуточки вроде: станция изменила орбиту, спасибо, что не ориентацию. В общем, экипажу в сотню человек точно понадобится психолог-практик.

Ксения заполнила журнал инспекции установки «Бриз» и обратила внимание: метана в камеру для пиролиза поступило меньше, чем в предыдущие сутки. Разница не столь критична, но если произошла утечка…

Она с тревогой ещё раз осмотрела индикаторы примесей водорода и метана. Нули. То есть концентрация этих двух газов ниже порога регистрации. В чём проблема?

Девушка уже собралась на доклад, но её чуткое музыкальное ухо уловило шипение. На грани слышимости, практически полностью замаскированное гудением газожидкостных и холодильно-сушильных агрегатов, а также многочисленных вентиляторов. Поступила не как космонавт, а скорее как врач — проплыла к посту медицинских обследований и вернулась к установке с медицинским фонендоскопом, взявшись прослушивать станцию как терапевт пациента. Через несколько минут нажала кнопку вызова на переговорном устройстве.

— Алексей Архипович! Лейтенант Гагарина. Прошу срочно прибыть к установке «Бриз». Нештатная ситуация.

Он появился минут через десять в сопровождении другого ветерана космоса — Константина Феоктистова. Леонов был одногодком отца, Феоктистов немного старше, из-за чего Юрий Алексеевич постоянно расстраивался: товарищи по-прежнему заняты делом, а не перекладыванием бумажек… Хоть все понимали, насколько гагаринская стезя важнее.

— Ксения, что случилось?

— Похоже на утечку метана, Алексей Архипович, — она рассказала о снижении его подачи на пиролиз. — Но прибор не видит примеси в воздухе. Или самопроизвольный сброс газа за борт?

— Из метановой магистрали нет клапана наружу, — возразил Феоктистов. — Я сам проверю.

Конечно, на борту имеется самая подробная документация, как и в ЦУП. Но у Константина Петровича память уникальная, феноменальная. Кажется, что он знает каждый проводок и болтик в сотнях тонн состыкованного оборудования. «В новых отсеках ориентируюсь хуже», — признавался он.

Феоктистов остался колдовать с установкой, Леонов велел Ксении работать далее по обычному графику, а через полчаса вызвал к себе в центральный пост. Там же находился и второй ветеран.

Генерал отключил все средства связи.

— Товарищи! Это уже пятая тревожная и труднообъяснимая неполадка за месяц. Костя, рассказывай.

— Ослаблен фланец трубопровода, вот метан и прорывался внутрь. Слух у тебя как у моего сеттера, Ксения Юрьевна. Молодец, что услышала.

Она похолодела.

— Мы могли взорваться! Но почему датчик молчал?

— Неисправен. Пломба целая, но прибор не реагирует. И успокойтесь, для взрыва нужна концентрация четыре-пять процентов. Даже до ПДК, вредного для здоровья, это меньше грамма на куб воздуха, не дотягивает. Течь я устранил, прибор заменил.

— То есть кто-то вывел из строя датчик и ослабил гайку фланца? Константин! У нас что — диверсант на борту⁈ — тихо прошипел Леонов, не желавший, чтоб кто-то подслушал их разговор.

— Датчик мог сдохнуть раньше, — пожал плечами Феоктистов. — А утечка свежая, раз только сейчас замечено снижение продуктивности разложения метана. Ксения тщательно всё записывала. И я очень сомневаюсь, что крепление ослабло само.

— Доложу в ЦУП, — принял решение генерал. — Вроде все неисправности малозначительные, одну можно списать на случайность. Ну — две. Пять ни на какого барабашку не свалишь.

— В последний месяц на станцию в порядке ротации прибыли три экипажа по четыре человека, — напомнил Феоктистов. — Под командованием Ференца Пушкаша, Александра Масютина, Ксении Гагариной. Краткосрочно находился Андрей Гагарин, сейчас Иван Лавейкин, оба не в счёт. Неприятности начались с появления девочек. Но, Алексей Архипович, если мы подозреваем злоумышленника на борту, он вполне мог прилететь с Пушкашем или Масютиным, а шкодить начать позже.

Леонов разродился эмоциональной непечатной тирадой. Всё так же — шёпотом. Успокоившись, подвёл черту:

— Вот скажите мне: какого чёрта мне перед пенсией играть в комиссара Мегре?

— Скорее Эркюля Пуаро из романа «Убийство в Восточном экспрессе». Замкнутый объём, персонажей ограниченное количество, — возразила Ксения.

— Тогда так. Стопроцентно доверенные у меня вы двое, товарищи ватсоны. Пушкаш тоже, с ним летал на «Салют-6», свой в доску, хоть венгр. Но… Нет, его не будем ставить в известность. Ксюша, я пересмотрю твой график. Придумаем тебе новую обязанность — контроль за самочувствием космонавтов на рабочих местах, включая военные отсеки. Чтоб перемещалась и слушала разговоры.

— То есть я — не Ватсон, а Штирлиц в юбке, — она была, естественно, в спортивных брюках, лёгкой форменной курточке Госкосмоса и белых носках. — Помесь Штирлица с радисткой Кэт? К сожалению, не смешно. Тот же метан действует на нервную систему угнетающе. Даже в малых дозах. Зачем, Алексей Архипович? Ведь наш предполагаемый злоумышленник дышит тем же воздухом?

— Вычислим и спросим. Всё! За работу. Оба — брысь. Я буду с Береговым секретничать.

— Даже нам, коммунистам, не доверяет, — буркнула Гагарина, уплывая из центрального поста.

Феоктистов одобрил шутку. Он единственный из первых наборов в отряд космонавтов не вступил в КПСС, и его никто не тянул, чтоб показывать иностранцам: у нас нерушимый союз партийцев и беспартийных, любой вправе готовиться в ЦПК. А Ксения всё ещё член ВЛКСМ, партбилет ей и девочкам светит лишь по возвращении на Землю.

— Ксюша! Думаешь, вправду что-то разузнаешь? Или будешь марлю на мётлы мотать?

Она притормозила полёт, уцепившись за поручень.

— Что за метлы, дядя Костя?

— Неужели не слышала? Хрестоматийная история. Правда, ты ещё маленькая была. Это случилось зимой где-то в шестьдесят втором, ещё при Хрущёве. Он задумал посетить Звёздный Городок, тот иначе назывался… А комендант вспомнил: по плану должны были высадить деревья на аллее вдоль жилых домов, но не высадили. Приказал собрать все мётлы, даже у соседей одолжить, взять марлю из медчасти.

— Зачем?

— Не перебивай старших! Хрущёву шлея под хвост попала, Королёва распекал, что медленно многоместный корабль строим, Каманина по асфальту размазал за нежелание женщин в космос отправлять. Идёт к машине и тычет пальцем в мётлы, торчащие из сугробов щетиной вверх: что за херня? Тут комендант выскакивает: разрешите доложить, товарищ Первый секретарь, это саженцы, от мороза марлей укутаны — по последнему слову передовой советской науки. Хрущ чуть смягчился и попенял Каманину с Королёвым: берите пример, у этого ответственного товарища всё идёт по плану. С тех пор укоренилось «марлю на метлу мотать» как синоним показухи. Первое поколение космонавтов знало, молодёжь уже забыла.

— Зато я другое помню. Для жизнеобеспечения, когда все отходы шли за борт, на сутки мужчине требовалось десять килограмм воды, пищи, воздуха, гигиены. Теперь, когда складываем в грузовик только мусор и контейнер с фекалиями, расход снизился до четырёх килограмм. Если какая-то крыса повредит «Бриз», вернёмся к тем же десяти кило. А сколько стоит подъём килограмма на орбиту? Поэтому про марлю и метлу вы, дядя Костя, не вовремя вспомнили.

Само собой, «дядей Костей», как вечерами в домике у Гагариных на Земле, он мог быть только наедине. В присутствии любого, кроме Леонова, по имени-отчеству или «товарищ инженер-космонавт».

Что интересно, этот заслуженный и уважаемый человек, Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда, получал денежное довольствие меньше, чем у неё, лейтенанта ВВС, поскольку не имел надбавки за звание. И на пенсию не мог уйти раньше шестидесяти, такова несправедливость. Правда, пенсия у него будет персональная, на несколько десятков рублей выше, чем у «простого» профессора, докторскую диссертацию Феоктистов защитил давно. Имелась единственная привилегия у него как у штатского — носить неуставную причёску, отпуская волосы более, чем положено офицерам. Благородные седины и длинный нос придавали ему очень нетипичный для советского космоса вид. Свою уникальную память относительно технического устройства станции объяснял… рассеянностью, потому что на Земле боялся потерять секретный блокнот, никогда его с собой не носил и привык держать в уме колоссальное количество цифр, чертежей, формул, схем, диаграмм.

Оставшись на какое-то время одна, а вблизи виднелась только Слюнькова, чем-то плотно занятая, Ксения призадумалась.

Начнём с худшего. В ЦУПе поднимется переполох. Тогда на станции можно оставлять только Лавейкина, стопудово непричастного к прежним неисправностям и поддерживающего «Салют-12» в рабочем и обитаемом состоянии, шестнадцать остальных опускать на Землю, обвешивать датчиками полиграфа и расспрашивать с КГБшным пристрастием, раскладывая по полочкам все предшествующие дни. Реально, но накладно, потому что повлечёт необходимость минимум трёх пусков «сапсана» для восстановления функционала. К тому же на стартовой площадке стоит всего один готовый корабль. Пока прямой угрозы гибели нет, на эвакуацию не решатся.

Эх, поговорить бы с отцом… Но он тоже — не комиссар Мегре.

Второй вариант — прислать сменный экипаж с Мегре в составе, а старожилов, команду Леонова, им как раз приближается конец обычного трёхмесячного пребывания, спустить вниз. Ну, или задержать на три-пять дней — для допросов и очных ставок на борту станции. Тоже отпадает: нет в отряде подготовленного сыщика. А делать из космонавта сыскаря, как и обучать дознавателя навыкам выживания в космосе, займёт многие месяцы, невозможно никак. Станция точно нужна в качестве перевалочной, если понадобится менять заражённый радиацией бытовой отсек у «Салют-13». Да и сколько разговоров о сборке марсианского комплекса «Аэлита»! Не говоря о других задачах.

Значит, нужно что-то предпринять самой. Но как? Если бы ей предложили у кого-то вырезать аппендицит прямо в космосе, не взялась бы: слишком специфические знания и навыки нужны, хоть сама врач с каким-никаким опытом. Сыскное дело — не менее сложная штука, а она — полный профан. Грустно…

Но, по крайней мере, у Ксении имелась агентура, уже внедрённая и укоренившаяся. Мужчины станции если и не пытались склонить её девушек к соитию в невесомости, то флиртовали от души. Значит — надо пользоваться.

Гагарина подплыла к Слюньковой.

— После ужина всем экипажем собираемся у нашего «сапсана». Есть большой секрет от мужчин.

Та хитро подмигнула, не зная, насколько всё серьёзно. Думала, наверно, что речь зайдёт о каком-то розыгрыше или другом безобидном развлечении.

Вечером по бортовому времени все собрались у «девичьего» корабля. Оля Слюнькова предвкушала интригу. Шадрина и Петрова, упахавшиеся днем, а потом ещё на тренажёрах, кроме как об отдыхе ни о чём не мечтали.

— Товарищи женщины! — начала Ксения, подражая красноармейцу Сухову из «Белого солнца пустыни». — Ещё на Земле и в самых обычных условиях каждая из нас уяснила: не все мужчины поголовно идиоты, но практически каждый склонен к беспредельно глупым поступкам. Поэтому в технике применяются термины «дуракоустойчивость» или, мягче говоря, «человеческий фактор», а самые тонкие и ответственные операции лучше доверять таким как мы.

— Ясень пень, — согласилась Ольга. — Что наши местные гении учудили?

— Про гениев не шути при них. По данным Института авиационной и космической медицины, снижение интеллекта у мужчин, находящихся в невесомости свыше месяца, доходит до сорока процентов из-за избыточного притока крови к мозгам. По женщинам подобных исследований нет, вот пройдём тесты перед спуском… Короче, девочки, не считая Лавейкина, у нас тут самые свежие головы. А несвежие творят чудеса. Сегодня кто-то пустил метан в атмосферу станции. Четыре других странных случая, все не критические, но неприятные, — она перечислила услышанное от Леонова и Феоктистова. — Сейчас начинаю жалеть, что не улетаем.

— А если улететь, и нештатные ситуации прекратятся, в ЦУПе и ЦПК решат: космос и бабы несовместимы, техника в женских руках — просто кусок железа, — фыркнула Петрова. — Нет уж. Давайте присмотримся.

— Об этом и хотела просить. Но даже Леонов не в курсе, что я вас подписала. Докладывайте мне лично и только когда не включена связь с Землёй. Иначе пришлют кавалерию.

— Кавалерию? Люблю гусар! — вздохнула Шадрина. — Жаль, что ни разу их не встречала.

Девочки отнеслись к идее шпионства за мужчинами вполне здраво, сделала вывод Ксения. Никто не испугался, что с ними в одном объёме находится псих. Да и произошедшее выглядит скорее мелкими глупыми шалостями, тот же метан, пока его не накопилось достаточно для взрыва или, тем более, удушья, вызывает эффект лёгкого наркотического опьянения. Может, кто-то стресс снимал?

Жаль, что нельзя сделать самого очевидного — поговорить с Пушкашем и Масютиным. Хотя… Оба наверняка поручатся за своих, так же как она — за девчонок.

Но тогда — кто?