Гагарин: дорога на Марс

Глава 13

13.

Точность приземления возросла настолько, что к точке посадки спускаемого аппарата прибывали не вертолёты, а грузовики. И это к лучшему, армейский «Урал-375» с кунгом и красным крестом в белом кружке подогнал корму вплотную к кораблю. Четверых космонавтов извлекали как шпроты из банки, укладывали на носилки и сразу подавали в кузов.

Андрей согласился бы поднять голову от заботливо подложенной подушки только за премию размером в оклад. Паша и оба инженера-космонавта тоже не просились сыграть партию в теннис.

До того как тронулись к Байконуру, врач осмотрела экипаж, послушала фонендоскопом, нахмурилась.

— Так скверно? — спросил Харитонов.

— Жить будете. Предварительно скажу, потребуется долгая реабилитация. Ксения Юрьевна права — вас замордовали.

— Ольга Петровна, мама не прилетела? — просипел Андрей, удивившись, какой у него писклявый голос, порой срывающийся на хрип.

— С твоим сыном Алла Маратовна. Ксения в космосе, Юрий Алексеевич в командировке, Ларисе Евгеньевне можно посочувствовать. А ещё ты на её голову свалишься! Тебя же можно перебросить через руку и носить как плащ.

— Земля встречает героев-космонавтов… — просипел Баландин. — Как твоего папу принимали, помнишь, Андрюха, ты сам видел по телеку: персональный самолёт, ковровая дорожка, Хрущёв, сияющий как самовар, Звезда Героя, квартира… А нам скажут — лечитесь, заморыши, и снова дуйте в забой с киркой на перевес.

— Постыдился бы! — Ольга Петровна сердито погрозила пальцем. — Сейчас в Батуми поедете, там закат бархатного сезона. А то и вообще в братский Египет на Красное море, там наше Министерство обороны выкупило кусок побережья и построило корпуса. Отель, пальмы, водичка прозрачная, море круглый год тёплое, как раз в октябре спадёт жара. Тропические фрукты, рыба, купание среди коралловых рифов. Юрия Алексеевича в обычном Крыму после полёта отхаживали. И второй раз тоже.

Про Египет новость как-то прошла мимо внимания Андрея. А ведь здорово — как только малыш подрастёт и что-то начнёт соображать, махнуть туда втроём!

В больнице, а потом просто в гостинице на Байконуре экипаж приходил в себя, парни набирались сил. Сдали все мыслимые и немыслимые анализы, прошли обследования, только что на центрифуге их не мучили, любому садизму должен быть предел. На пятый день прилетел Гагарин-старший. Сына обнял, потискал, внимательно посмотрел в глаза, остальным пожал руки — тоже сердечно, не формально.

— Читал медицинские отчёты. Тоже пока предварительные, пока вас не разберут по винтикам и не соберут в госпитале ВВС. Хрящи не истончились, и вообще, даже при такой малой степени тяжести организм деградирует меньше, чем в невесомости. А вот мышечная масса уменьшилась, несмотря на ваш самоотверженный труд. Почему — не знаю. Сердечкам досталось. Медицина категорична: больше таким нагрузкам не подвергать, а вот шесть месяцев пребывания на Луне вполне допустимы.

— Паша! Если сейчас скажешь как тогда Береговому: готовы к новым заданиям Родины, окрепну — сразу придушу.

— Готовы. Но не сейчас. Ты, Андрюха, годен пока только на перегной. Юрий Алексеевич, нас в Москву возьмёте? А то попутной лошади ждать долго. На рейсовом мы как бы да, но ещё нет.

Гагарин покачал головой.

— Тебе, Павел, в госпитале к невропатологу надо. Заговариваешься. Слушайте все четверо. Сегодня ждать, у меня в цехах дела. Завтра в восемь утра летим. До машин доковыляете? Или санитарную с носилками?

— Доковыляем. Как-то, — пообещал Авдеев за всех.

От Ольги Петровны Андрей по секрету знал, оба инженера получили много, когда попали под солнечный поток, куда больше, чем они с Павлом в укрытии. Состав волны, пришедшей от вспышки, неоднороден. Некоторые частицы летят не строго по прямой, отражаются от препятствий и меняют направление. Что-то противорадиационная защита приняла на себя, ослабила воздействие. А организаторам полёта на Марс предстоит решать: оставлять её такой же, уповая, что солнечный шторм не накроет планету в короткий период нахождения там людей, или тащить дополнительную массу свинца, каждый лишний килограмм спускаемого аппарата — миллионы рублей.

Наутро подъехали две «волги». Своими ногами, хоть с подстраховкой медиков, экипаж спустился к машинам. В полёте молчали. Во Внуково другие «волги» подкатились прямо к трапу, Гагарин посадил сына в свою служебную 3110, вторая покатила в Звёздный.

— Разве я тоже не в Звёздный?

— Лариса у нас, в Серебряном Бору. Юрочка тоже. Или у тебя, сын, какие-то неотложные дела в ЦПК? Командировку потом отметишь…

— Конечно… Спасибо, папа.

Может, он чуть злоупотребил служебными полномочиями, пригнав персональный самолёт к прибытию экипажа сына, но сделал это очень вовремя.

Когда за «волгой» начали сдвигаться железные створки ворот, первым делом через шум пробился звонкий собачий лай, Жулька собачьим слухом первая засекла возвращение.

— Слышишь, как с ума сходит? — Гагарин старший обернулся с переднего сиденья. — Мне тоже радуется, но куда там. Давай помогу выбраться.

— Я справлюсь.

Пока шли к дому, отец напомнил бородатый анекдот: если запереть жену и собаку в гараже, а потом выпустить через четыре часа, кто тебя встретит с восторгом — супруга или зверюга? Андрей рассчитывал на благосклонность обеих.

Лариса обняла, Жулька тоже — но только за ногу.

— Горе моё… Выглядишь хуже, чем я в первые дни на «Салют-11». Всё равно — так тебе рада! Пойдём, сына покажу.

— И я тебе… И всем вам. Здравствуй, мама.

Юрочку он даже побоялся взять в руки, не надеясь на них, только гладил и умилялся. Алла Маратовна деловито ощупала остатки бицепсов сына, оценила тонус, точнее — отсутствие оного.

— М-да. Я бы остереглась жить на станции, построенной бухенвальдским крепышом.

— Отъемся. Накачаюсь. Говорят — минимум год проведу на Земле. Жуковскую академию подтяну, а то даже как заочника забыли.

— Это ты правильно напомнил, — согласилась мама. — Все за стол!

Лариса села очень плотно к нему на диване, несколько даже мешая кушать. Выглядела на максималках, по принципу: глупая женщина следит за мужем, умная — за собой. Андрей обнял её левой рукой, не выпуская вилку из правой.

Зная, как непросто адаптируется организм после космического стресса, Алла Маратовна испекла очень нежный мясной пирог, на сладкое торт.

— Вот и держи фигуру! — пожаловалась Лариса. — Ты как?

— Непривычно. Живу, не напрягая волю. Не надо заставлять себя тащиться в тоннель и ремонтировать осточертевший проходческий щит, нюхать своё месяцами немытое тело, лишь обтёртое…

— Знаю.

— Прости, не знаешь. Не путай короткую экскурсию с шестью месяцами, когда мотивация одна единственная: долг зовёт, и нет никакой возможности уклониться.

— Так может и хватит? — тут же зацепилась Алла Маратовна. — Три миссии, год вне Земли, Герой Советского Союза, майор ВВС. В двадцать пять лет! Не жадничай, дай другим отличиться.

— Дорогая, даже если он тебе ответит «да», не слушай нашего сына. Сейчас устал, истощён. Соскучился по семье. И думать не хочет о возвращении на небесную каторгу. Но если бы мне было двадцать пять, а не пятьдесят два, клянусь, снова смотрел бы вверх. Он — в меня. И в тебя. Ты же тоже — женщина-огонь.

Лариса обернулась к коляске с Юрочкой и сообщила ему:

— Вот в какой семье ты родился. Чую, и мы с твоим отцом тебя не удержим. Потому что сильнее родительских увещеваний может быть… только плоскостопие.

— Не факт, — возразил Гагарин-старший. — Раньше в авиацию брали с железным здоровьем и соколиным зрением. Но сейчас пилоты летают в очках. Зачем им острота? Всё равно смотрят не в стекло кабины, а на приборы. Так и в космосе. Ходить особо не надо, плаваешь себе по отсекам. Плоскостопие не помеха. Вот кариес — это ужасно, кто тебе зуб вылечит?

— Плоскогубцы и молоток из ремкомплекта. Мама! Не смотри на меня так. Если бы у Пашки зуб сгнил и заболел, что хоть вешайся, вызывали бы ему стоматолога с Земли? Ввалил бы ему весь запас обезболивающих и долбанул со всей пролетарской ненавистью. Для друга не жалко.

— Скорее всего, сломал бы ему челюсть, — возразила мама.

— А это уже не моя ответственность, скорее врача из ЦУПа, управляющего моими манипуляциями.

Ситуация была скорее умозрительная. Если зубы в идеальном состоянии, то за шесть месяцев на Луне там не разовьётся процесс, требующий немедленного вмешательства. Вот в более длительных полётах проблемы будут. И врач общего профиля, как Ксения, например, их все не решит. Слишком сложно устроен человеческий организм и ломается он столь же прихотливо.

И дальше сидели-болтали, переместились в большой зал, где включили телевизор, но не смотрели его, а продолжали разговаривать под тихое бубнение диктора. Лариса покормила малыша, уже не грудью, молоко закончилось, а какой-то очень дорогой и качественной молочной смесью, привезённой дедом из Швейцарии с саммита по ОСВ. Кому ограничение баллистических ракет, а кому-то — питание для наследника фамилии.

Темы политики, пусть даже имеющей непосредственное отношение к их личным делам, практически не касались, Гагарину-старшему она надоела на работе в ЦК, а для Андрея всё важное теперь находилось дома.

Наконец, разошлись, приняли душ. Алла Маратовна забрала внука к себе — на «бабушкинское дежурство». Андрей зашёл в спальню. Лариса уже ждала — в тончайшем полупрозрачном пеньюаре, не скрывающем, а подчёркивающем скрытое под ним дорогое бельё. И то, что находилось под бельём.

— Тебя же кесарили! — он остановился, любуясь, но не смея подойти.

— Давно уже всё прошло и давно уже всё можно! Только цикл пока не восстановился, но я позаботилась. Второго нам рано. Пока рано. Иди ко мне!

Он словно с разбегу нырнул в какое-то тёплое море нежности, ласки, страсти… Прекрасно понимая состояние после полёта, Лариса уложила его на спину, практически бросила борцовским приёмом, сама атаковала сверху. То усиливала напор объятий и прикосновений, то отстранялась, дразня. Как бы ни был слаб, не окрепнув с приземления, естество потребовало своё…

Слабость слабостью, но его так выгнуло в финальном извержении чувств, что стал на мостик, подняв супругу!

Она, отдышавшись, устроилась рядом. Сделала комплимент:

— Богатырь! А говорил — Юрочку боишься взять.

— Значит, не богатырь, а симулянт.

— Скучал?

— Не представляешь — как. Ксю рассказывала, ты там терзалась, типа — расстались нехорошо…

— Точно. Меня как сорвало с резьбы. Психовала, была сама не своя. Клянусь: больше не буду. Андрюшка! Но ты же на меня не в обиде?

— После этого? — он обернулся к жене в полумраке. — Если это было извинение, то самое сладкое в мире. Конечно, никаких обид.

— Вот! — Лариса сделала ему «пип» по носу. — Мужиками можно и нужно манипулировать. Но так, чтоб это доставляло им радость.

— Потому что я — подкаблучник! — пропел Андрей. — Ведь всё-таки я подкаблучник!

— Классная песня! Очень в тему и по существу. Откуда она?

— Отец пел. Он постоянно приносил какие-то авторские песни, сам подпевал. Некоторые нигде больше не слышал. Как опрокинет тридцать грамм коньячку, так начнёт: я скажу, что друзья не растут в огороде, даже если их там закопать…

— Ужас! Люблю чёрный юмор. Попрошу что-то такое выдать у Юрия Алексеевича. Он, похоже, близок к прощению, что я — Гусакова.

— Как дипломированный подкаблучник уверяю: я очень благодарен твоим родителям, что ты — такая как есть. Даже если отдельные черты проявились не по их желанию, а вопреки.

— Мне скажи спасибо, что некоторые не проявились вообще. Сдерживаюсь из последних сил, — она запустила руку под простыню. — Как твои силы? После полугодовой разлуки?

— Мама просила не перегружать сердце… — Андрей почувствовал, что начинает задыхаться, но отнюдь не из-за спазмов или стенокардии, а от вожделения.

— А мы ей не скажем.

Ночь прошла плодотворно.

Две недели после короткой побывки дома космонавт провёл в госпитале в Сокольниках, затем получил трёхмесячный отпуск до нового года с полным содержанием. Поскольку на орбите ему начислялся двойной оклад, но ни копейки не тратилось, да ещё полагалась премия по завершении задания, материально они с Ларисой чувствовали себя на хорошем уровне. Как только молодая мама стала свободнее, сдала на права, ей в складчину с Гусаковыми купили ВАЗ-2108 в экспортном исполнении — с ABS и даже с кондиционером.

Первого декабря Андрей явился к Береговому с рапортом о досрочном возвращении из отпуска. Генерал глянул на него как на глубоководное чудище, невесть как выброшенное из пучины на берег.

— Парень! Тебя до октября восемьдесят седьмого всё равно никто и никуда не выпустит. Отдыхай, восстанавливайся. Жене с ребёнком удели время.

— Так я и хочу в марте отпуск просить. Отец забронировал нам путёвки в Египет по линии ВВС. Говорит: пролетал над Египтом ещё в шестьдесят первом. С орбиты коралловых рыбок не видно.

— Рыбки… Придумаешь же. А что на службу рвёшься? Тесно в кругу семейных уз?

— Никак нет, Георгий Тимофеевич. Дома всё на удивление хорошо. Лариса у нас живёт, мама с невесткой ладит. Но у меня после полёта мышечная масса не восстановилась. Конечно, качаюсь, бегаю. Всё же гораздо быстрее приду в себя, работая с парнями в ЦПК.

Генерал посмотрел записи.

— Если ставить тебя на лунную программу… В тоннелях клаустрофобом не стал?

— Так на станции на орбите ещё теснее. Не стал. И, надеюсь, больше на Луне не придётся рваться на износ.

— Да, медицина запретила. Сейчас там восемь человек, обязанности распределены. Буду рекомендовать тебя комиссии Госкосмоса ориентировочно на сентябрь дублёром, следующий пуск — в основной экипаж.

— Спасибо, Георгий Тимофеевич!

— Не за что. Учти, ты только что вылетел из кандидатов на Марс.

Андрей погрустнел.

— Понимаю. Отец говорил: его в Политбюро предупреждали. Хватит Гагариных в первопроходцах. Чтоб мы с Ксенией даже не мечтали.

Генерал кивнул.

— Хорошо, что понимаешь, — он размашисто поставил резолюцию на рапорте. — Свободен!

К тренировкам он приступил только после Нового года, до этого почти каждый день по заданию отца ездил в Химки, где понемногу рождался четвёртый вариант проходческого робота, на этот раз с прицелом не только на Луну, но и на Марс — с отправкой туда в начале девяностых для подготовки постоянной колонии.

Как часто повторял отец, разовый полёт на красную планету безумно дорог, и он мало что даст, кроме как отметиться. Организация постоянной базы с заправочной станцией для возвращающихся кораблей дороже в три-четыре раза, зато каждое отдельно взятое путешествие на Марс удешевляется радикально, особенно когда земное топливо будет расходоваться только для доставки на «Салют-12», а дальше — на экономичной ионной тяге к Луне, не поспешая, с Луны — на Марс. Иногда с пересадками быстрее и дешевле, чем напрямки. Жаль, что в восемьдесят восьмом лунный терминал ещё не выйдет на проектную мощь.

В январе переехали с Ларисой и маленьким Юрой обратно в Звёздный. Там же в начале марта встречали Ксению. Та подверглась обследованию в Сокольниках, отметили Восьмое марта, а уже шестнадцатого Ту-154 с очередной сменой уставших военных и членов их семей взял курс на Египет.

Алла Маратовна не доверила Юрочку в самолёте никому, сказав: вы бы его ещё в багаж сдали, везла исключительного на коленях, тот ёрзал, тыкал пальчиком в иллюминатор и урчал, подражая звуку авиационных турбин.

Хоть в салоне находились преимущественно сухопутные и моряки, а не ВВС, Гагариных тотчас узнали. Юрий Алексеевич напомнил супруге, как дрались за самых красивых девушек Оренбурга с сухопутными, та спросила: сейчас бы за меня подрался? Удовлетворившись положительным ответом, снова занялась внуком.

Примерно две трети салона занимали не военные, а просто купившие путёвки. Дорогие, но часть стоимости покрывает профком. Министерство обороны тоже заразилось страстью зарабатывать деньги, отбивая часть бюджета.

В аэропорту близ неприметного посёлка Хургада, впрочем, аэропорт — громкое слово, только бетонная ВПП, стоянки, цистерны с керосином да большие палатки в роли аэровокзала, пограничного поста и таможни, Гагарины как простые смертные, без полагающегося члену Политбюро эскорта, сели в автобус и через час оказались в маленьком уголке СССР и цивилизации среди совершенно пустынного побережья.

— Пройдёт время, и здесь когда-нибудь появится курорт. Пока у нас неплохие отношения с правительством Египта, я лоббирую выкупить или хотя бы взять в аренду на девяносто девять лет километров пять побережья, отстроить здесь современные отели, расширить аэропорт и возить туристов из Европы — зарабатывать валюту для египтян и СССР, создавать здесь рабочие места. Наших убедил, местные пока телятся. Не верят. Да, тут дикость, воровство. Ислам в самом жестоком понимании — не греховно всё что угодно в отношении неверного. Поэтому пока возможны только кластеры. Со временем подтянем к цивилизации часть местных, пусть работают в обслуживании отелей.

— Опять твои предвидения? — спросила Алла Маратовна, глядя на негостеприимные пустоши за окнами «Икаруса», вплоть до самого въезда на охраняемую огороженную территорию.

— Эти стопроцентно сбудутся. Вопрос, сумеет ли с курорта что-то получить Советский Союз.

Двухнедельный отдых был организован на славу. Генеральская семья заселилась в отдельные апартаменты у пляжа. Годовалый Юрочка смешно перебирал крохотными ножками по песку, удерживаемый за руки родителями — но только рано утром и вечером попозже, чтоб не обгореть на солнце. Вручив его попечению бабушки, Юрий Алексеевич, Андрей и Лариса отдали должное нырянию в маске с трубкой и ластами, отъехав на лодке от берега. Ближе к нему кораллы были мёртвые и рыбки малочисленные, чуть дальше, метрах в пятистах, сквозь стекло представал необычайно красочный мир, виденный ранее разве что по телевизору в «Клубе кинопутешественников». Ксения первые дни отлёживалась, потом присоединилась.

За пару дней до отлёта Гагарин-старший организовал экскурсию в Хургаду в жилые кварталы, для туристов не предназначенные. В сопровождающие взял четырёх полицейских из охраны отеля, вооружённых автоматами Калашникова.

Это был рыбацкий посёлок. Увиденное так потрясло Ларису, что она вцепилась в Андрея мёртвой хваткой, Ксения жалась к отцу. Нигде и никогда они не видели столь вопиющей нищеты. Люди жили под перевёрнутыми лодками с дырявыми днищами, в каких-то несусветного типа халупах, ходили в рванье. В качестве транспорта использовались британские внедорожники лохматого года выпуска, оставшиеся с войны и помнящие битву за Эль-Аламейн. Гораздо более распространены были верблюды, что-то меланхолически пережёвывающие и оставляющие душистые лепёшки, на вонь которых никто не обращал внимания.

Один из полицейских показал национальное «лакомство», жестом предложил отведать. Там стоял чан, подогреваемый снизу углями, в нём египетский араб самого замызганного вида перемешивал картофельное пюре. На ломаном русском полицейский объяснил, что на этот объём чана всыпается килограммовый пакет тростникового сахара, очень вкусно. Протянул монетку, взял у того араба столовую ложку, зачерпнул пюре и с удовольствием слопал. Подходили рыбаки, тоже покупали «лакомство» за грош и ели из той же ложки, никому в голову не пришло не то чтобы её помыть — даже обтереть. Кто-то удивляется, отчего здесь инфекции распространяются со скоростью урагана?

Разумеется, никто из советских не угостился пюрешкой, Юрий Алексеевич вслух порадовался, что Алла Маратовна осталась в отеле с Юрочкой, её бы вырвало. Когда ехали обратно, разразился длинной речью. Наболело, наверно.

— Большинство в Политбюро против свободных поездок советских людей за рубеж. Но почему? Если таких пансионатов построить больше, каждый промышленный рабочий со средней зарплатой, особенно когда половину стоимости покроет профсоюз, запросто съездит в Египет раз в три-четыре года. Имеет право, по сравнению с Красным морем наши Чёрное и Азовское — никакие, Балтика холодная. Так пусть увидит эту дичь. Наши свободолюбы мечтают, чтоб было как в Париже. Уверены? А почему не будет как в Хургаде? По щиколотку в верблюжьем говне? Да и тот же Париж, приедут туда и узнают, что чашка кофе на Елисейских полях стоит дороже, чем несколько качественных комплексных обедов в советской столовой, далеко не каждому там дано заработать, чтоб жить не тужить и не скатиться до египетского уровня существования. Вон, армяне всей страной уехали в «свободный» мир. В свободный от сытых желудков. Готов на пари — не позже восемьдесят девятого попросятся обратно в СССР.

— Папа, надо Каспий развивать, — в струю его рассуждений заметил сын. — Следить, чтоб бакинская нефть не загрязняла воду. Да восточное побережье и сейчас там чистое — Казахстан, Туркмения. Почему не настроить отелей в этих республиках?

— Разворотливости не хватает, Андрюха. Слишком долго говорили: люди обождут, сначала обороноспособность, тяжёлая промышленность, добывающая промышленность, транспорт. Потом самые насущные нужды закрывали: жильё, шмотьё, медицина. Об образовании не забывали. Отдых и развлечение оставили на потом, может — зря. Конечно, застроим и Каспий, но поздно. Целые поколения построивших и защитивших социализм не только этого не увидят, — он махнул рукой в сторону морского побережья, оккупированного чайками. — Не уедут дальше дачного участка. Потому что привыкли копить, откладывать детям. Советский человек не умеет жить для себя. Вот скажи, согласился бы впахивать на Луне, если бы за это не причитались большие по советским меркам деньги?

— Конечно, папа! Лариса и Ксю, я уверен, тоже. Мы — советские космонавты. О деньгах думаем в последнюю очередь.

— За женщин не решай, хорошо? — возразила Ксения.

— А я с сыном согласен. Вы, в первую очередь, патриоты. Только во вторую — карьеристы и любители красивого. И это очень, очень хорошо.

Обычный аргумент отца. Если бы Советский Союз не победил в гонке за первый пилотируемый полёт в космос и за посадку на Луну, столько энтузиазма никто бы не проявлял. Не старались бы, меньше и получали.

Отец во многом прав. Да практически во всём.

Примечание к главе 13. По мотивам КВН и экс-КВН приведены неточные цитаты:

1) из песни «Подкаблучник» https://www.youtube.com/watch?v=_NbB3UH7Scs в исполнении Вячеслава Мясникова, команда «Уральские пельмени»;

2) из приветствия команды «Дети лейтенанта Шмидта» 1999 г. https://zzapoj.narod.ru/jurmala/deti/privet.htm .