Гагарин: дорога на Марс

Глава 20

20.

Она словно выныривала из глубины, хватая за хвост проясняющееся и тут же ускользающее сознание. Вернулся слух, донёсший оживлённый и нервный разговор по-английски. Разобрав слова, Ксения похолодела. Урсула Джонс, её напарница по каюте в «карусельке» с земным тяготением, спорила с Уильямом Уорреном о дозе медикаментов для введения русских в искусственную кому.

Чуть приоткрыла глаз, одну щёлочку. Темнокожая астронавтка стояла спиной, лицом к терминалу связи, и отчаянно доказывала: Билл, ни в коем случае нельзя переборщить, это убьёт русских, и после восстановления связи никак не объяснить Звёздному и Хьюстону их молчание. Тот возражал: плевать, если умрут — так даже лучше. Выбросят тела в космос на орбите Марса, никто не установит причину смерти.

Американо-советская дружба в действии. Урсула согласилась на участие в заговоре по захвату корабля, но колебалась и не желала убийства русских коллег, в отличие от Уильяма, готового на всё ради заметания следов.

Мотив? Скорее всего — чтоб американский ботинок первым ступил на поверхность Марса. Любой ценой.

Тело слушалось плохо. Медикаменты рассчитаны на введение в кому как аварийный вариант — чтоб довести пациента до Земли, где он получит нормальную помощь. Быстрое восстановление двигательных функций никак не предусмотрено.

Сколько у неё времени, пока корабль не приблизится к Марсу? Тогда его вращение прекратится, обе половинки притянутся тросами к центру, откроется люк и Билл… Страшно подумать, Паша в полной его власти, а эта звёздно-полосатая сволочь, в отличие от Урсулы, ничуть не осторожничает с дозой.

И так, последние воспоминания относятся к пятьдесят восьмому дню полёта. Корабль приближался к Марсу, набрав расчётную скорость, ионный толкач был выключен для экономии активного вещества. Он перезапустится только в точке коррекции орбиты. Дальше… Дальше провал. Сколько времени пролежала? Насколько атрофировались мышцы?

Попробовала напрягать мускулы рук и ног. В голове окончательно прояснилось. Нестерпимо хотелось в туалет по малому — едва ли не на разрыв мочевого пузыря.

Урсула не привязала Ксению ничем, ограничившись поясным ремнём кресла. То есть ничто не мешает его отстегнуть, встать… А потом? Американка несколько старше, но физически подготовлена ничуть не хуже и многократно превосходит состоянием соперницу, только что очнувшуюся после медикаментозного обморока. При попытке напасть на неё шансов на победу — ноль.

В этот момент Билл дал подсказку, велев повторить дозу трёхдневной давности. Одновременно спустил с горы снежный ком событий.

Урсула шагнула к шкафчику с медицинским набором и начала возню. Наверняка наполняла шприц.

Ксения приготовилась. Руки-ноги слушаются, хоть не в полном тонусе. Шанс всего один. Не получится — смерть. И смерть для Павла. Повторить не удастся.

Закрыла глаза, постаралась расслабить веки, чтоб ресницы не дрожали. Успокоила дыхание. Сконцентрировалась.

Американка приближалась медленно. Явно колебалась. Пробормотала что-то вроде I’m so sorry, Sister.

А уж как мне жаль, «сестра», что ты идёшь меня убивать! Этот последний штрих как будто открыл какие-то внутренние клапана, из запасников организма хлынул поток злой энергии, готовый смести что угодно на своём пути. Ксения распахнула глаза, встретившись взглядом с Урсулой, и врезала американке костяшками пальцев по горлу, затем «вилочкой» — в глаза.

Та вряд ли ожидала, поглощённая собственными терзаниями, выронила шприц и с хрипом повалилась на пол, пытаясь протолкнуть воздух через трахею. Ксения встала, подобрала шприц и придавила американку коленом, вколов иглу в мышцу. Лишь только та смогла восстановить дыхание, надавила на поршень. Затем метнулась в туалет.

Билл изошёлся воплями по переговорке, силился узнать: что за шум и что происходит. Ксения села за терминал управления и только сейчас почувствовала слабость, адреналин схлынул, сложно даже рукой шевельнуть. Но пересилила себя.

Для начала вошла в командное меню главной ЭВМ управления «Аэлитой», ввела персональный код, молясь, чтоб американец не вырвал коды из Павла под пыткой. Отечественная электроника и отечественное программное обеспечение позволили предусмотреть кое-какие хитрости на крайний случай, хоть надеялись, что такой не наступит. Ещё как наступил!

Взяв управление на себя, полностью отключила клавиатуру мужской половинки, оставив одну лишь связь.

Далее не повторила ошибку, допущенную Урсулой, затащила её тело на кресло, примотала прочной лентой запястья и щиколотки к металлической основе.

Рот драло рашпилем — так хотелось пить. Глотнув воды, вернулась к терминалу. Первым делом запустила звукозапись переговоров, захватчики, ясное дело, её отключили.

— Хеллоу, Билл. Поскольку корабль снова под русским контролем, продолжаем по-русски.

— Щи-ит… Где Урсула?

— Спит сном младенца, получила дозу, предназначенную мне. Не бей по кнопкам, твой пульт превратился в кирпич. Дай мне Павла.

— Павел тоже спит.

— Не проблема. Введи ему препарат номер семнадцать, два кубика. Через две минуты приведи к терминалу.

— А если я откажусь?

— У меня Урсула в заложниках.

— Если я убью Павла, ты её прикончишь? — он коротко и злобно хохотнул.

Вопрос не понравился крайне. Ксения с ужасом почувствовала, что непоправимое, скорее всего, произошло. А на том конце длинных тросов — маньяк.

— Не её. Тебя! Отключу дистанционно вентиляцию и терморегуляцию.

— Не посмеешь, русская сука! Доберусь до тебя рано или поздно, всё равно без соединения отсеков не перейти в возвращаемый аппарат. Оторву тебе башку, русская бл…

Артикуляция чёткая. Записалось наверняка хорошо.

— Ты только что резко повысил вероятность кардинального решения. Давай договариваться. Я привожу в чувство её, ты — Павла. Дальше думаем что делать. О’кей?

Он не ответил, но Ксения принялась выполнять свою часть плана, набросанного весьма на скорую руку. Упомянутый препарат номер семнадцать скользнул по игле в вену астронавтки.

Та очнулась практически сразу, трепыхнулась, почувствовав крепость пут.

— Факинг щит! Мои глаза… Я практически ничего не вижу!

— Я бы тоже ничего не видела, если бы ты убила меня передозом препарата. Проморгайся и терпи.

Конечно, нужно оказать помощь. Из обоих глаз Урсулы катились слёзы, перемешанные с кровью, правый сильно распух. Но сейчас стоял первоочередной вопрос — выживания.

— Поговори со своим подельником. Если он не предъявит мне живого Павла Харитонова, я намерена принять самые жёсткие меры.

— Не надо! — стоны Урсулы чередовались с матерными проклятиями. — Мы не хотели никаких смертей! Только чтобы гражданин США первым ступил на Марс!

— Если Павел жив, больше никто не умрёт. Или у меня не будет иного выбора.

Американка несколько раз глубоко вздохнула, потом крикнула, чтоб её подельник хорошо разобрал каждое слово:

— Билл! Соглашайся на её условия.

Он промолчал. Потом прокричал по-английски: «жди, держись, я иду к тебе».

Пискнул сигнал тревоги, загорелся жёлтый, через несколько минут красный индикатор. В отсеке мужчин падало давление ниже критического. Не имея доступа к электронике корабля, Билл имел возможность открыть люк вручную.

Если надел скафандр только на себя, Павел мёртв. Понимая, что не хочет услышать ответ, всё же спросила:

— Ты убил Харитонова?

— Несчастный случай. Не рассчитал дозу.

— Тогда я беру скафандр. Урсула привязана, на неё не одеть. Попробуешь перебраться на нашу половину и открыть люк снаружи — убьёшь её.

— Нет, это ты её убьёшь! Развяжи и дай ей возможность одеться!

— Один ты не посадишь корабль на Марс. Разговоры, сам понимаешь, пишутся. В том числе на резервный носитель, тебе до него не добраться. Всё кончено, Билл. Сиди в своём модуле и пиши завещание. Блокирую вентиляцию.

Она отчаянно блефовала. Аппаратуру жизнеобеспечения дистанционно не остановить, конструктивно не предусмотрено. Даже без остановки вращения американец переберётся на их половинку — по шлангам, тросам, проводам. Вскроет люк, а в рукопашной с этим здоровяком не справится. Убьёт её столь же хладнокровно, как Харитонова.

Эх, Пашка, Пашка…

— Ксения! Заблокируй штурвальчик люка, — попросила Урсула. — Он грохнет нас обоих!

«Обеих», хотела поправить, но не стала терять времени и принялась откручивать рукоять тренажёра, чтоб вставить в штурвал. Справилась до того, как аппаратура корабля доложила об открытии внешнего люка второй части «карусельки». Космонавтка, теперь — командир экипажа, хоть и бунтующего, стала под иллюминатором на условной крыше, откуда просматривался противоположный отсек.

Люк открылся, и Ксения увидела продолговатый объект, замотанный в плёнку. От сильного толчка этот объект скользнул в сторону кормы, чтоб вскоре раствориться в вечной черноте. Вот и все похороны советского космонавта.

Комок подкатил к горлу.

Отец всегда выделял Пашу Харитонова из другого молодняка отряда космонавтов, доверял ему летать с Андреем, много раз приглашал домой в Серебряный Бор. Повторял: ему верю как самому себе. И вот, бездыханное тело в бескрайнем пространстве между Землёй и Марсом… Космонавт стремился в космос и здесь обрёл последнее пристанище. Но не из-за враждебной человеку среды, а из-за удара в спину.

Нанёсший его мерзавец сейчас примерялся, как вскарабкаться в сторону их с Урсулой отсека. Связь работала, он продолжал увещевать надеть скафандры обеим и впустить его внутрь — добровольно.

— Хорошо. Твоя взяла. Мне нужно сорок минут. Потом остановлю вращение. Пока подумай о гарантиях, которые мне дашь, что сохранишь жизнь. Я согласна на вариант — Урсула остаётся на орбите, мы вместе идём на Марс.

Про вращение сказала неспроста. На крыше отсека ощущение тяжести практически равно земному. Чем ближе к центру вращения — тем меньше. Билл весит килограмм восемьдесят, массивный ранцевый скафандр для работы на Марсе — больше пятидесяти. То есть первые метры дадутся ему весьма не просто.

Ксения не взяла скафандр, а склонилась над терминалом управления. И пока выключила радиообмен.

— Что происходит? — взволновалась Урсула.

— Спасаю нам жизни. Для начала запустила двигатели вращения. Твой урод-соотечественник в скафандре весит более ста тридцати кило, в фунты переведи сама. При ускорении свободного падения в полтора «жэ» получится под двести, уже никаким чудом не перелезет к центру. При двух просто распластается по крыше отсека.

Работать на клавиатуре стало труднее — даже просто держать руку на весу. Топлива хватит на пару раскруток-остановок, но резерв не бесконечен.

Американец обнаружил подвох. Лёжа на крыше отсека, он начал движение к открытому люку перекатом и ползком. Ранец мешал преодолеть жалкие пару метров одним рывком.

— Что ты делаешь? — спросила Урсула.

— Убиваю. Сброс воздуха блокирован, пока датчик показывает открытие люка. Ввожу состояние аварийной разгерметизации, обходя этот запрет… Готово! Сейчас ветер свищет из люка, только Билл его не видит.

Килограммы бесценного воздуха, с колоссальными затратами доставленного к Марсу, уносились в вакуум. Когда американец, наконец, задраил свой люк изнутри, баллоны опустели. У него остались только литры в ранце — на два или два с половиной часа.

Гагарина легла на пол под иллюминатором, не спуская глаз с крышки люка.

— Ты так хладнокровно… Ксения! Его ещё можно спасти!

— Чтобы он прикончил нас? Меня — сразу или бросив на Марсе, тебя позже как ненужную свидетельницу его преступлений. Ладно, если хочешь — объясняйся с ним.

Встала на колени, перещёлкнула тумблер, впустив в отсек ругань астронавта, обнаружившего, что остался без запасов воздуха.

— Довольны? — он снова говорил по-русски, теперь ради Ксении, а не соотечественницы. — Я сейчас доберусь к спускаемому аппарату. Там заправлю баллоны. В нём есть инструменты, даже плазменный резак. Прощайтесь, что ли.

— Ксения! Придумай что-нибудь! Он обезумел!

— Только безумец попробует ползти по тросу, удерживая руками четверть тонны. Даже если от этого зависит спасение жизни.

Американец не сдался, снова вышел из отсека, вцепился в трос и каким-то невероятным усилием преодолел метра два. Потом упал и затих.

— Всё равно придётся одеть скафандры и выйти к нему.

Ксения думала вспылить от непостоянства Урсулы в диапазоне от панических «убьёт нас» и «обезумел» до миндальничания с просьбой спасти и не убивать. Но та добавила:

— Не о нём я забочусь! Если тело останется около люка, мы не соединим отсеки!

Гражданам Соединённых Штатов не отказать в рациональности мышления.

— Ты права. Похоже, Урсула, мы остались без мужского общества.

— Слава богу. Он угрожал мне! Я ввела тебе инъекцию, потому что боялась его!

— Но так как разговоры не писались, не проверю. Значит, не поверю.

Ксения достала медицинский комплект и принялась обрабатывать глаза американки.

— Левый глаз в порядке. Небольшая травма глазного яблока и века. Что делать с правым, не знаю. Имеешь шанс лишиться его. Пока наложу противовоспалительную мазь и введу укол.

— Зачем ты так… Я не хотела тебя убивать.

— Но убила бы. Сама или по приказу мистера Уоррена, мне не столь важно. Горло болит?

— Болит. Ты как копытом…

— Ещё раз назовёшь мои руки копытами, отправлю к Биллу в компанию. Может, не тянуть, сразу отправить? Пока ты жива, я не в безопасности.

— Ты имеешь право так обо мне думать. Но мы хотели как лучше! Вы, русские, первые на орбите, вы первые на Луне. Почему⁈ Это же дико несправедливо. И я согласилась подыграть ему только после обещания: никто из вас не пострадает. На меня как на медика возлагалось сочинить, почему вас обоих пришлось отправить в сон.

— И кто бы поверил?

— А пусть — никто! Вернулись домой, русские тоже молодцы, Марс достигнут на русской ракете, вы с Павлом совершили облёт, тоже почётно. Но первым шагнул на поверхность Марса гражданин Соединённых Штатов Уильям Уоррен! Он же установил там звёздно-полосатый флаг. А красный со звездой? Упс, забыл. Всё равно — мы герои.

— Наивно. Глупо.

— Возможно. А что нам оставалось? Ксения, всё кончилось. Нам не нужно ссориться. Развяжи меня!

— Не могу без приказа ЦУП. Ситуация чрезвычайная.

Американка попыталась плечом стереть слезу с кровью и сукровицей, текущую из правого глаза.

— Понимаю. Но до остановки вращения восемь дней!

— Да. Всего лишь восемь. Мы подлетаем. С остановом вращения и выходом в космос мне придётся поторопиться. Думаю, снова придётся вырубить тебя инъекцией, иначе не одеть скафандр.

— Я — сама!

— Не верю. И не имею права рисковать. А стравить давление и выйти в космос мне необходимо, чтоб закрыть люк второго отсека. И, как ты правильно заметила, столкнуть падаль с крыши.

— Точно — не развяжешь?

— Нет. Обещаю спустить тебе штаны и вложить памперс. Но если хорошо будешь себя вести. Начнёшь кони кидать — лежи в старом памперсе. После того, что вы натворили с Уильямом, на доброе отношение не рассчитывай.

Через семь суток после этого разговора Гагарина привела угрозу в исполнение. Дозу препарата ввела минимальную, гарантирующую от силы несколько часов забытья темнокожей астронавтки. Когда вращение замедлилось, и её тело стало весить килограмм десять, запихнула свою несостоявшуюся убийцу в скафандр и снова связала. Проверила герметичность обеих скафандров, после чего включила откачку воздуха.

Билл не обнаружился ни около люка, ни где-то ещё. Вероятно, при включении двигателя коррекции либо замедления вращения соскользнул и отправился в бесконечное путешествие.

Чувствовала ли себя Ксения убийцей, ощущала терзания совести? Странно, но нет. Когда Пушкаш на её глазах отсоединил шланги и прыгнул к Земле, принимая мучительную смерть, изжарившись заживо, была потрясена, сейчас куда в меньшей степени. Сделала свою работу, спасла корабль, себя и Урсулу. Исполнила долг. А что он столь неприятен — не кондитером же работает.

Когда обе половинки сомкнулись, восстановила давление и во второй части корабля. Подняла стекло в шлеме пленницы и растормошила её.

— Жива? Могу отселить тебя на место Уоррена, переход открыт.

— Не оставляй меня одну!

— Кстати, у тебя на правом глазу опухоль чуть меньше. Ты — живучая, сволочь. Не дёргайся!

Ксения заложила ей под веко свежую глазную мазь.

— Спасибо…

— Чувствуешь, невесомость полная? Через сутки последняя коррекция перед отделением спускаемого. До того я свяжусь с ЦУПом, пусть решают, что делать с тобой.

— Например?

— Хочешь — лети к поверхности. Одна. Будешь первым землянином на Марсе, правда — мёртвым. А я делаю облёт и задаю курс к Земле. Счастливо оставаться.

— Ксения! Не шути так, я же знаю — ты несерьёзно.

— Да. Но после совершённого вами во мне не осталось ни капли доброты. Ни к тебе, ни к вашим траханым Соединённым Штатам. Когда весь мир узнает правду… Думаю, даже ближайшие союзники США ухудшат отношения. Никто не поверит, что ваша выходка обошлась без прямого приказа от администрации Белого дома.

— Ты что! — она попыталась привстать, но завязки на руках не позволили. — Билл — сам!

— Это он тебе сказал? И ты поверила? Дурочка наивная.

Как только параболическая антенна точно поймала Землю, Ксения отправила короткое сообщение, а потом в эфир понеслась запись последних часов жизни Билла — с его признанием в убийстве Харитонова, якобы по неосторожности, и с угрозами убить Ксению с Урсулой. Затем собственное заявление Гагариной об усмирении бунта на корабле методом казни зачинщика.

— Считаю, что у экспедиции «Аэлита» есть два варианта продолжения. Я переправляю мисс Джонс в возвращаемый корабль, перехожу в него сама, отстыкую «карусель» и спускаемый марсианский аппарат, после облёта Марса стартую к Земле. Второй вариант более рискованный. Оставив мисс Джонс в бесчувственном состоянии на орбите, одна опускаюсь на Марс, собираю образцы грунта, взлетаю на МОК и перехожу на «Аэлиту», — вздохнула и вколотила: — Жду приказа до прохождения контрольных точек или буду вынуждена принять решения сама.

Пока с Земли шли только короткие импульсы вроде «пип-пип» с первого спутника в пятьдесят седьмом, позволяющие точно ориентировать направленную антенну. На получение ответа требуется не менее часа — на прохождение сигнала в обе стороны, летящего с черепашьей световой скоростью, и совещание в ЦУПе, вызванное выходом на связь «Аэлиты» на сутки ранее намеченного, а также шокирующей новостью об американских повстанцах.

Не теряя времени, Ксения дала команду установить связь с двумя советскими беспилотными кораблями. Один должен был прибыть полмесяца назад и запустить сбор образцов роботами. Второй нёс ракету МОК для подъёма с Марса.

И хоть на их борту не было ни единого живого существа, ответы пришли, словно рукой помахал добрый знакомый: всё в порядке! Автоматические станции уже собирали пробы грунта, ракета, призванная вернуть землян на орбиту, приближалась к плотным (по марсианским меркам) слоям атмосферы для торможения и выхода на посадочную траекторию.

Решимость осуществить вариант с посадкой окрепла.

Через три часа пришло сообщение с Земли. Сначала, вот уж что сложно было ожидать, прозвучал проникновенный спич президента США Уолтера Мондейла, увещевавшего соотечественницу не делать глупостей и во всём слушаться русскую партнёршу, а потом возвращаться домой, обещал понимание и гуманное отношение при разбирательстве инцидента. Затем минут десять рыдала в микрофон миссис Мондейл, она нашла какие-то слова, упавшие точно в американскую душу, Ксения не услышала ничего особенного, но Урсула так залилась слезами, что казалось, будто её снова кто-то ударил в глаза вытянутыми пальцами.

Третьим говорил отец, наплевав на все кодовые слова и позывные, как это только что сделала американская чета, только был крайне немногословен.

— Дочка! От тебя одной зависит, чем закончится эта экспедиция. Ты спасла корабль и оставшийся экипаж. Я уверен, ты и далее примешь правильное решение, поддержу любое. Люблю тебя и очень жду на Земле. Не рискуй понапрасну.

«Не рискуй понапрасну» не означает — не рискуй вообще. Намёк понятен. По программе экспедиции Ксения остаётся на корабле, кружащем вокруг Марса по эллиптической орбите и вручную контролирует операции по стыковке со стороны «Аэлиты», хоть активным в сближении является МОК с двумя человеками на борту — космонавтом и астронавтом.

Но они мертвы. Планы полетели к чёрту.

Если зарёванная Урсула и правда послушается мистера и миски Мондейл, с точки зрения контроля за техникой разумнее всего её распеленать и оставить в сознанке — дежурить за пультами управления. Но что ей мешает сотворить пакость, сорвать стыковку, буркнуть очередное I’m so sorry и убедить ЦУП с Хьюстоном вернуть её на Землю одну? Кто же будет судить единственную выжившую «героиню» миссии на Марс?

Вариант — оставить её обколотым овощем или просто связанной — тоже заслуживает внимания. Но есть одна тонкость. Угадать одну инъекцию, чтоб гарантированно продержала в отрубе дней десять, и не убить, сложно. Оставить с примотанными руками-ногами, обеспечив питьём и питанием из тубы с бульоном… Если что-то не так, тоже запросто погибнет, и две американских смерти от рук советской космонавтки, тем более Урсула больше не несла прямой угрозы жизни Ксении, выпадают из нормального развития ситуации.

А вот если она сама потопчется ножками по красным пескам, то будет на виду. Стимул вернуться национальной героиней, а не изгоем, тоже кое-чего значит.

Контроль за системами оставленного на орбите комплекса возможен и по радио, с борта МОК. Хуже, но за неимением лучшего — сгодится. Зря, что ли, обе дамы тренировали на Земле выполнение «мужских» задач, страхуясь, чтоб в случае нештатной ситуации одна из них подменила Уильяма или Павла? А выходит — надо обоих.

Взвесив все «за» и «против», Ксения разрезала завязки на руках и ногах Урсулы, подхватила обрывки, норовившие улететь в невесомости.

— Готовься, гадина, и благодари своего бога за моё милосердие. Спускаемся на Марс вдвоём.