14.
Форсированное строительство «Восточного» привело к тому, что о готовности первого комплекса из двух стартовых площадок новый начальник объекта рапортовал ко Дню Победы, по обычной советской традиции — «к дате». Гагарин вылетел на Дальний Восток в составе госкомиссии по приёмке, конечно, недоделок нашли с полсотни, всё как обычно, но результат был налицо: замена руководства объекта с посадкой прежнего начальника строительства и нормальное обеспечение материалами обеспечили успех. Пусть не хватает бытовой инфраструктуры, а здесь построится город, мало уступающий Байконуру, комиссия зафиксировала: собирать воедино из блоков и запускать ракеты в космос отсюда можно. В том числе — самого тяжёлого класса.
Вернувшись в Москву, Гагарин собрал расширенную коллегию Госкосмоса, пригласил генералов из ВВС, курирующих военную сторону космических программ, и представителей смежных ведомств. Присутствовали генеральные директоры и главные конструкторы основных НПО, НИИ и КБ.
Те видели: первопроходец космоса пребывает в отличном настроении, и было с чего. Первая половина восемьдесят седьмого года складывалась на редкость удачно. С виду основные препятствия к запуску «Аэлиты» в следующем году преодолены. Американцы вытянули на низкую орбиту два первых твердотопливных ускорителя, сейчас они ждут сборки комплекса, дрейфуя у «Салют-12». На Луне в испытательном режиме катается первый марсоход, отбирает пробы грунта, заезжает на платформу, та запускает реактивные двигатели и переносит аппарат за сотни километров для продолжения исследований. Когда засбоил, та же платформа притащила его к станции имени Засядько — для осмотра и мелкого ремонта, чтоб в отправляемые на Марс аппараты вовремя получили необходимые изменения.
«Карусель» будущего комплекса «Аэлиты» показала себя с наилучшей стороны — настолько, что на Марс полетит тот же экземпляр с парой обитаемых отсеков, что и подвергался испытаниям. Все необходимые подготовительные работы можно осуществить на орбите.
— Всё хорошо, Юрий Алексеевич? — спросил Козлов, когда заняли места в президиуме.
— Настолько, что аж страшно. По прежнему опыту знаю: полоса везения неизбежно заканчивается крупной проблемой. Тьфу-тьфу, не сглазить.
Однорукий соратник кивнул и встал. За столом совещаний Гагарина сидело человек двадцать и десяток на креслах вдоль стены.
— Товарищи! Сегодня нам предстоит принять важное решение. На Восточном с опережением графика введены в строй две пусковых площадки, рассчитанные на ракеты «Энергия» в любой конфигурации, от базовой до ещё не испытанной с шестью боковыми ускорителями первой ступени. Сборочный цех и коммуникации готовы процентов на девяносто, с учётом замечаний будут окончательно доведены до эксплуатационного состояния в течение месяца. Центральный комитет партии в лице товарища Гагарина ставит вопрос: способны ли мы перенести запуск «Энергии-7» к Луне по программе подготовки к миссии на Марс с Байконура на Восточный?
Некоторые собравшиеся слышали о данной идее краем уха. Другие вообще были не в курсе. Прокатился ропот.
Продолжил Гагарин.
— Давайте взвесим плюсы и минусы. Плюсов два. Первое. Мы испытаем, наконец, приводнение разгонных блоков. Второе. Мы начинаем практическую эксплуатацию Восточного, избавляясь от трений с китайцами, Байконуру оставляем лёгкие и средние носители, не создающие проблем падением на китайскую территорию. Подробности потом. Пока слушаю принципиальные возражения. Товарищ Венгерский?
Выступил не только он. Контрдоводы сводились к одному: спешка повышает риск аварии.
Слушая специалистов, Юрий Алексеевич чувствовал, как покидает его первоначальный запал. Нынешние ракетчики уже не те…
В пятидесятых-шестидесятых, в начале второго этапа космической гонки, когда с американцами шли бок о бок, нос к носу, буквально рвали жилы, торопясь: первыми вывести на орбиту искусственный спутник Земли, пилотируемый корабль, достичь Луны, доставить человека на Луну. Спешили, рисковали и побеждали.
Всё, о чём говорят генеральные директора, конструкторы и главные инженеры — правда. Запуск «Энергии-7» с Восточного возможен лишь методом штурмовщины. Придётся откомандировать туда сотни специалистов, в том числе перевести на постоянное место службы с Байконура, и на Восточном первые месяцы, возможно — год-два, будет куда менее комфортно и уютно. Но так строили ДнепроГЭС, Братскую ГЭС, в годы войны — АЛСИБ и другие стратегически важные объекты. Почему расслабились?
В соревновании с США, не только в космосе, но вообще в экономике и в материальном обеспечении населения, Советский Союз добился весьма значительных успехов. Но вышел вперёд далеко не по всем направлениям. Если брать «среднюю температуру по больнице», Штаты — до сих пор гораздо более развитая страна в экономическом, промышленном и научном отношении. Сбавим темп — снова увеличится разрыв.
Дело не только в первенстве полёта на Марс и реализации всех остальных космических программ. Это американцы сумели построить систему, где более чем половиной мира правит доллар, они стригут купоны. Европа тоже позволяет себе не торопиться, ведя размеренное существование.
Но мы не имеем права снижать напряжение, экономить силы. Иначе проиграем, ослабнем, развалимся. И погибнем.
Заседание продлилось час, Гагарин понял, что совершил ошибку. Вместо поиска путей к решению задачи состоялся подбор аргументов за её отмену. Следовало продавить запуск с Восточного в приказном порядке, пусть он перенёсся бы на август. Теперь в случае любой проблемы, а какие-то из них неизбежны при первом пуске столь большой ракеты, ему припомнят: консилиум практически единогласно высказался против. Значит, Байконур.
До первого июня все комплектующие ракеты — самой крупной в истории самого большого в мире космодрома, включая полезную нагрузку, попали в сборочный цех. Гагарин, сместив график встреч и поездок, сколотил целую команду из технических специалистов и приготовился лететь в Казахстан.
Алла не понимала его нервозности, когда утром выходили из дома, рассаживаясь по своим машинам, муж собирался во Внуково, супруга в институт.
— Что ты нервничаешь? Байконур — место отлаженное, знакомое. Шансов на неуспех куда меньше.
— Не знаю! Пожелай удачи. Чуйка говорит: если с самого начала что-то пошло не так, дальше будет не лучше.
Прибыв на место, вникал буквально в каждую деталь, раздражая инженеров, которым казалось — собаку съели.
Но это была другая и очень большая собака. Не только шесть боковых бустеров, вторая ступень, центральная часть ракеты, получилась в полтора раза больше по длине, чем блоки первой ступени. На старте она развивала лишь половину тяги, полную — только после отделения, и работала ещё сто тридцать секунд, сообщая кораблю вторую космическую скорость.
Он тоже обновился основательно, представляя собой переходную модель между «сапсаном» и будущим «орланом». В том числе имел значительно увеличенный орбитальный отсек. В путешествии с Марса обратно к Земле там полетят запасы воздуха, воды, пищи, поглотители углекислоты, предметы гигиены — на сорок пять дней для четырёх человек, более двух тонн. Сейчас внутрь загружаются грузы для лунной станции. Агрегатный отсек содержит двигатели, обеспечивающие манёвры около Луны и мягкую посадку, возвращение не предусмотрено — onewayticket. Схема напоминала однопусковую, применённую американцами в программе «Аполло» и нерациональную с точки зрения организации регулярных полётов на Луну. Зато испытываются в беспилотном режиме супертяжёлый ракетоноситель и возвращаемый с Марса корабль. В начале следующего года две «Энергии-7» понесут к Марсу исследовательские автоматические станции, а также корабль, предназначенный для подъёма двух космонавтов с поверхности на орбиту.
Всё шло неплохо и с опережением графика, на Волге запущены в производство дополнительные бустеры — с запасом, хоть они возвращаемые, а также центральные элементы, вторая ступень «Энергии-7».
Отчего же щемило на сердце? Может, оно переполнилось всем, накопившемся за годы?
Десятого июля колосс возвышался на стартовой площадке, как обычно окутанный дымом испаряющегося кислорода. Поскольку запуск включён в совместную с американцами программу, пришлось запустить журналистов, а они непременно хотели записать интервью у «того самого Гагарина», причём совместить его в кадре с тушей ракеты на заднем плане. Из-за их пожеланий пришлось жариться на солнце, раскалившем бетон так, что, казалось, разбей яйцо на него, и через три минуты глазунья готова.
Больше всего злила необходимость повторять на протяжении четверти века перед телекамерами одни и те же прописные истины. Не хватало только: зуб даю, что Земля круглая, оттого удаётся её облететь, не упираясь кораблём в слонов и черепаху. Понятно, что некоторые азбучные знания стоит освежать. У экранов телевизоров окажутся жители планеты, в том числе родившиеся после начала эры пилотируемой космонавтики. Но что стоит журналистам самим полистать банальный справочник и дать закадровый текст, а не заставлять снова и снова талдычить про первую и вторую космическую скорость у Земли, разжёвывать, что такое тяга, удельный импульс, полезная нагрузка… Надоело! Но несколько отвлекает от нервозности ожидания.
Оно закончилось на рассвете. Мачта отошла очень эффектно — ровно в момент появления первых лучей восходящего солнца, так баллистики рассчитали траекторию.
Находясь в бункере, Гагарин ощутил мощную вибрацию, впрочем, по сравнению со стартом привычной «Энергии-5» разница вряд ли заметна. Послышались доклады: отрыв, подъём, тангаж, высота…
Через сто тридцать секунд отделились и устремились к земле все шесть бустеров, подтвердив — усиленная сцепка ракетных двигателей с первой попытки сработала штатно, и пусковой комплекс справился… А ещё через минуту раздались сигналы тревоги.
— Выход из строя двигателя второй ступени!
Все впились глазами в карту на экране, где зелёная точка ракеты сменилась красной. Она уже приблизилась к пространству над советско-китайской границей и продолжала движение на восток.
— Ждать максимального подъёма! — рявкнул Гагарин, но это было очевидно и без него.
Если бы она хоть чуть управлялась, достаточно принять немного на север, и обломки посыплются на совершенно пустынные районы Монголии. Но ракета была неуправляема.
Телеметрия с борта продолжала поступать. Высота падала, меньше минуты до входа в плотные слои атмосферы.
— Подрыв! — скомандовал руководитель пусковой команды, ведающий контролем до передачи космического аппарата Центру управления полётами. Сегодня передавать нечего.
Телеметрия пропала.
Гагарин оттолкнул журналистов, скопом кинувшихся к нему с микрофонами наперевес — получить первые комментарии из самого компетентного источника. А что он мог сказать? Видел то же, что и они. Причины преждевременной остановки двигателя второй ступени, произошедшей вместо перехода к режиму полной тяги, установит комиссия. А пока…
Он выскочил из бункера и не почувствовал облегчения от рассветной прохлады, показалось, что снаружи ещё более душно. Рванул на горле и груди форменную генеральскую рубашку так, что пуговицы брызнули по бетону, и схватился за левую сторону груди. Боль её пронзила такая, будто туда попал осколок взорванной ракеты, а потом бетон бросился навстречу и ударил по лицу. Впрочем, удара Юрий Алексеевич уже не почувствовал…
… Алла Маратовна и Ксения дежурили у его палаты посменно несколько суток. Прорывались Андрей и Лариса. Больше никого, кроме сотрудников клиники, не пускали. По личному распоряжению Генерального секретаря вход в кардиотделение и в люкс охраняла милиция. Цветы, фрукты, подарки, письма медперсонал даже не приносил, а складировал, скоропорты Алла Маратовна велела медикам забирать себе или сдавать в столовую «кремлёвки», поскольку они прибывали в оптовых количествах.
Когда состояние стабилизировалось, Гагарин грустно подвёл итог, признавшись жене:
— Дорогая! Ты добилась чего хотела.
Она аж подскочила как ужаленная, очки на носу подпрыгнули:
— Чтоб мой муж лежал с инфарктом⁈
— Чтоб я больше не имел шанса подняться в космос. Лечащий врач убеждает: со временем поражённая область зарубцуется, вернусь к активному образу жизни. Но, увы, наземному. Максимум — пассажиром на Як-42.
— Лежи! Летун…
— А дай-ка мне телефон.
Аппарат стоял в номере, но ни разу не звонил.
— Я его выключила из розетки. Тебе нельзя волноваться.
Зная жену столько лет, он знал, как добиться задуманного.
— Сейчас я волнуюсь от того, что не знаю, почему рухнула ракета. Мучаюсь. Вот… Похоже, давление повышается. Значит, вернутся боли в груди.
— Ты меня шантажируешь! — Алла Маратовна переводила сердитый взгляд с его лица на молчаливый телефон.
— Да. Потому что Ксюша меня порой понимает лучше. Буду ждать её смены и нервничать. Вот, аппетит пропал… А думал кашки навернуть.
— Мне с тобой как с маленьким торговаться? Минуту телефона за ложку каши?
— Тарелка тянет на десять минут. Включи в розетку и набери Козлова. Пожалуйста! Я продиктую телефон.
По счастью, Дмитрий Ильич был на месте.
— Не представляешь, Дима, какую гадость я вынужден жрать, лишь только бы супруга позволила с тобой поговорить.
— Сочувствую и обещаю шашлык после поправки. Как здоровье?
— По еврейской присказке: не дождётесь. Но ещё не выписывают. Ладно… Отчего ракета упала?
— Заводской дефект блока управления топливным насосом. Причём подвела и дублирующая система. Головы летят, я за свою держусь единственной рукой — пока на месте.
— Ты же понимаешь. Пока хоть одна нормально не отработает, мы не вправе на неё грузить полезную нагрузку для Марса. То есть вся программа восемьдесят восьмого…
— Плавно перетекает на девяностый, а мы понятия не имеем о сроке хранения американских бустеров на околоземной орбите. Они, кстати, тоже. Предложить им чисто облётную программу? В Политбюро зреет именно такое решение.
— Ребята… Вы меня во второй инфаркт загоните. Дмитрий Ильич! Обещай разбиться в лепёшку, заложить почку, глаз, вторую руку, но чтоб к Новому году был третий комплект «Энергии-7». Иначе…
— Иначе очень многое из сделанного окажется зря. Понимаю тебя, Юрий Алексеевич. Твоё мнение важно. Пойду к Генеральному. Потом в Совмин. Если пуп рвануть, соберём третью. Надеюсь, она не подведёт.
— Что китайцы?
— Ревут белугой. Кричат: мы загадили гидразином десятки квадратных километров рисовых угодий.
— Не понял. Ракета керосиновая, не на гептиле.
— А ты это китайцам докажи. В общем, решение с Восточным было бы правильным. Полёт сорвался не из-за условий запуска. Но с Восточного сердцевина шлёпнулась бы в Тихий океан.
А бустеры переоборудуются для приводнения достаточно оперативно. Это на сушу их сажать — задача со звёздочкой. Оттого столько их потеряли.
— Юрий Алексеевич, слышишь меня?
— Да-да, задумался.
— Меньше думай, больше лечись. А я постараюсь держать в курсе основных дел.
Алла Маратовна за время их разговора метнулась и принесла кашу, обычную гречу с маслом, вполне приличного качества и вкуса, муж просто выделывался и капризничал.
— У меня осталось три минуты! Наберу Берегового!
— Сначала — каша!
Потом засмеялась и поцеловала в лоб. Если ершится, значит и правда худшее позади, поправится. Если вспомнить как его, едва стабилизированного, привезли с Казахстана… Нет, лучше не вспоминать.
— Сделай приятное. Скажи Андрею, чтоб Юрочку привёз. Как вспомню его, подходит на кривых ножках и говорит: «де-да, дай», сразу сердце здоровеет. Что, в больницу нельзя? Скажи заведующей отделением, что для меня запретов нет. Иначе позвоню Генеральному секретарю. Даже если ради этого придётся съесть ещё тарелку каши.
По мере того, как улучшалось самочувствие, жена и дочь отменили ночные дежурства и приходили днём. Они же выполняли роль «дистанционного управления» телевизором, переключая с первого на второй канал и регулируя громкость.
Впервые за четверть века Гагарин был отрезан от закрытых для посторонних источников информации и получал новости исключительно из газет и Центрального телевидения, оценив приукрашенность действительности, преподносимой рядовому обывателю.
В его прошлой жизни вторая половина восьмидесятых под маркой «перестройки» и «гласности» была характерна почти полным снятием цензурных барьеров. Если не в «Правде» и в программе «Время», то в СМИ второго разряда социалистический строй, мягко говоря, подвергался критике. Кто-то, наконец, прочитал от корки до корки ПСС, полное собрание сочинений В. И. Ленина, доступное в каждой библиотеке, но никогда не открываемое кроме избранных канонических текстов, раздёрганных на цитаты. В ПСС обнаружились удивительные вещи: «вождь мирового пролетариата» призывал брать заложников из числа крестьян в бунтующих поселениях России, а также в приграничной зоне отделённых государств Прибалтики и периодически их расстреливать. Этот террорист отличался поразительной, дремучей безграмотностью в естественнонаучных и философских материях, проспав опровержение теории мирового эфира и первое признание теории относительности. В «Материализме и эмпириокритицизме» он просто не понял аргументацию оппонентов и высмеивал их, придираясь к отдельным словам, в их лице макал в навоз любую философию, кроме марксистской.
Понимая, что поклонение Ульянову-Ленину уничтожать нельзя, Гагарин в бытность Генеральным секретарём поступил хитро: запретил выпуск четвёртого и самого полного издания ПСС, добившись постепенного изъятия из библиотек третьего. Вместо этого был напечатан пухлый том «избранное», в который не просочились позорные откровения лысого бонапарта. В таком виде мёртвый Ленин успешно служил идеологии, но в фокусе пропаганды всё больше появлялись деятели позднего времени — герои войны, послевоенных пятилеток, учёные, представители искусств, сам Юрий Алексеевич тоже, не до степени культа личности, но как образец служения Родине.
В итоге реалии СССР конца восьмидесятых и их отображение в телевизоре отличались не столь радикально, как в прежнем мире в эпоху брежневского застоя. Этот Советский Союз получился крепче и гораздо комфортнее для жизни. Он приближался к тому, чтобы занять место в глобальной экономике, равное месту Царской России — порядка десяти процентов мирового ВВП, по уровню научно-технического и индустриального развития уступал только США, сокращая разрыв и практически сравнявшись по объёмам промышленного производства.
На фоне успешного глобального Гагарин особенно остро чувствовал собственную немощь, постепенно её превозмогая. Помочиться не в утку, а сходить на унитаз — первое достижение. Прогуляться по коридору до милицейского поста у выхода из кардиологии — второе. А однажды тёплым августовским утром почувствовал себя способным спуститься в больничный дворик, отделённый от города высоким забором с толстыми чёрными металлическими прутьями.
Среди листвы, опутавшей заграждение, немедленно появились объективы фотоаппаратов. Пожалев газетчиков, честно дежуривших у больницы больше месяца, он отправился к ним, приветливо помахивая рукой. Из растительности немедленно вынырнули чёрные головки микрофонов.
— Юрий Алексеевич! Газета «Труд». Как ваше самочувствие?
— Спасибо за внимание к моей скромной персоне. Надеюсь скоро вернуться к работе. Но в космос не собираюсь, жена запретила.
В таком же шутливом тоне ответил ещё на пару вопросов, отметив деликатность — ни один не упомянул о роковом пуске ракеты «Энергия-7», вызвавшем стресс и уложившем в больницу с инфарктом. Одновременно шевельнулось угрызение совести — ведь Лариса по-прежнему журналистка, отчего бы не дать ей эксклюзивное интервью? Она доказала, что стала неплохой супругой сыну и заботливой мамой внуку Юрия Алексеевича, предубеждение если и не рассеялось полностью, то поблекло. Надо её поощрить! Заодно пусть Юрочку прихватит.
Семейный визит Андрея, Ларисы и малыша прошёл на «ура», невестка не слишком досаждала вопросами, что-то чёркала в репортёрском блокноте и обещала прислать текст интервью перед тем, как оно ляжет на стол редактору. Собственно говоря, знает свёкра достаточно, чтоб придумать его ответы, ничего не спрашивая.
Ещё одним приятным визитёром был Козлов, его приход выпал на дежурство Ксении, и она объявила о приходе конструктора словами «Дядя Дима!»
— Приветствую, Юрий Алексеич! В цековском люксе не завалялся видеомагнитофон?
Да, имелся, ровно такой, какой спросил у Андрея на «Салют-13»: Андрюша, хочешь заработать миллиард? Дмитрий Ильич вставил кассету безо всяких предисловий, сказал: смотри, сам всё увидишь.
Это был видеоотчёт с Южмаша об испытаниях на Земле «лунного лифта», то есть платформы с ракетными двигателями, рассчитанной на подъём трёх тонн с поверхности на окололунную орбиту и доставки одушевлённого либо неодушевлённого груза с орбиты к станции имени Засядько. Конечно, в земном тяготении от трёх тоннах не может быть и речи, на платформе красовались лишь кресло и органы управления. Пилот-испытатель сел в кресло, пристегнулся, включил зажигание. Аппарат взмыл в воздух и принялся выписывать замысловатые петли над полигоном.
— Устойчивость поддерживается, надеюсь, не вручную? — спросил Гагарин.
— Конечно! Гироскопы и автоматика. Пилот задаёт только направление и указывает высоту. Но не это главное. Двигатель — кислород-водородный, на продуктах гидролиза. То, о чего шарахались как чёрт от ладана, боясь утечки водорода и взрыва от любой шальной искры. Смотрите! Решение простое как утюг, но работает.
Платформа села на невысокий помост в рост человека, испытатель слез на землю. Доносился какой-то фоновый рокот. Камера крупным планом показала баллон с надписью аш-два, то есть водород. Мужчина протянул гаечный ключ и отпустил резьбовое соединение топливного шланга с баллоном. В динамике телевизора послышалось едва различимое характерное шипение. Водород устремился наружу. Одна искра — от испытателя мало что останется.
Мужчина выпрямился, прикурил сигарету. Поднёс её ближе к месту утечки, ничего не произошло. Затем подтянул автомобильный аккумулятор с длинными проводами для «прикуривания», операция, хорошо знакомая всем автомобилистам. Подмигнул в камеру, затем сблизил провода в каком-то полуметре от ослабленного разъёма.
— Сейчас меня второй инфаркт догонит, — предупредил Гагарин. — Зачем ты мне это показываешь?
— Не волнуйся. Они всё продумали.
Между проводами мелькнула искра, раздался треск. Ничего!
Оператор отступил на несколько шагов и показал крупным планом всю сцену. Около реактивной платформы стояли… аэросани! Уместные в августе как солярка в бензиновой машине.
— Они обсчитали, а потом проверили экспериментально концентрацию водорода, минимально необходимую для взрыва. Сильный поток воздуха, в данном случае — от пропеллера аэросаней, сносит водород и интенсивно снижает концентрацию. Понимаешь? Это путь к безопасным и самым экологически чистым РКН для взлёта с Земли! Достаточно организовать непрерывный обдув потенциальных мест утечки, и ракета становится не более взрывоопасная, чем гептиловая!
— Бальзам на больное сердце… Что с «энергией»?
— Бустеров хватает. В пожарном порядке делаем ещё одну вторую ступень, такую же большую в конфигурации на шесть ускорителей, как для полёта на Марс. Пусть взлетит и без ускорителей, поднимет на орбиту какие-то спутники, на пусковые услуги у нас очередь заказчиков. Будем считать, что всё гладко… Если всё пройдёт гладко. В одну воронку снаряд два раза не падает.
— Утешил. Я дозвониться не могу Береговому. Что с подготовкой космонавтов на Марс?
— Идёт полным ходом… — Козлов замялся, и это не ускользнуло от внимания Гагарина.
— Что?
— Тебе Ксения не сказала?
— Не сказала, — Гагарин повернул голову к дочке, подпиравшей попой подоконник и делавшей Козлову «страшные» глаза. — Колитесь оба!
— Я в марсианской группе, — призналась она, наконец. — Не волнуйся, точно не в первый полёт. Числюсь запасной, даже не дублёр. Поэтому прости, папа, мои дежурства у тебя заканчиваются, и так на грани отчисления из группы за прогулы. Все всё понимают, но… На следующей неделе лечу в США — для совместных тренировок с астронавтами NASA, персональной совместимости и так далее. Вот на девяностый или девяносто третий год — надеюсь. Не волнуйся, технология уже обкатается. Меньше чести, зато меньше риска. Ты же в меня веришь?
— Верю.
А на сердце снова кольнуло.