12.
Юрий Андреевич Гагарин рос крикливым и энергичным. Детские волосёнки очень быстро потемнели — скорее в мать, чем в отца.
В нём перемешались очень разные крови — русская от родителей Юрия Алексеевича, восточная от Аллы Маратовны, западноукраинская и румынская от Ларисы. Бабушка Алла, баюкая вечно недовольного внука, как-то заметила, что при столь дальнем происхождении предков рецессивные гены должны быть задавлены напрочь, обеспечивая неплохое здоровье. Но если пацан вберёт в себя худшие черты этих народов, окружающим мало не покажется.
С рождением Юры Ксения перебралась в квартиру брата в Звёздном, по крайней мере — до его возвращения, помогала очень существенно. Возвращаясь с тренировок, давала выспаться молодой матери, поднималась к крикуну по ночам и уносила его успокаиваться в другую комнату.
С каждым месяцем становилось чуть легче. Конечно, впереди неприятные рубежи — когда пойдут зубы и снова начнётся беспокойство. Потом вырастет в достаточной степени, что будет пробовать выбраться из кроватки, и нужно выпускать в манежик на полу, но после года и манеж не станет непреодолимой преградой, если у сына исследователей космоса прорежется то же любопытство — хотя бы в пределах квартиры, заставляя закрывать на завязки все нижние дверцы шкафов. Андрей, правда, к этому времени обязан быть дома.
Перед вылетом он привёз и собрал кроватку, купил две коляски — большую закрытую производства ГДР и маленькую прогулочную, складную. Суетился как мог, невзирая на приближение старта, времени для космонавтов важнейшего и ответственейшего.
Как-то, когда Юрику пошёл четвертый месяц, Лариса разоткровенничалась за ужином.
— Ксю! Я — настоящая стерва. Всю печень мужу выклевала вместо того, чтоб успокоить перед полётом. Да и полёт сложный, не то, что развлекать туристов на орбите. Думаешь, он меня сможет простить?
— Увидит малыша — простит тебе все грехи старые и на сто лет вперёд! Детки — это счастье. Вон папа до последнего времени к тебе неровно дышал, произносил «Гусакова» как неприличное слово. Сейчас цветёт, в невестке души не чает, внука родила!
— Спасибо, сестра. Только… как вспомнила своё пиление, сразу поняла — я как мама. Уж она выедала мозг отцу, впору давать мастер-класс по стервозности. Он оттого и карьеру ковал — чтоб её запросы утолить и больше на работе оставаться. Но Андрея пихать не нужно! Скорее — сдерживать. Какая я дура…
— Хватит! Сеанс самобичевания заканчиваем. Это под бутылочку полусладкого девкам положено расчувствоваться и разоткровенничать. Ты — трезвая, скоро Юру кормить. Главное, понимаешь ошибки своих родителей. Я тоже, как ты видишь, не в мать. Она слишком выпендристая, на публике нарочитая, потому что в люди вышла женой первого космонавта, потом ещё и жена генсека. Я пытаюсь иначе — как офицер-медик-космонавт.
— Но в спину тебе всё равно летит — «дочка того самого Гагарина». Как и мне «цэковская дочка».
— Тебя это парит? — Ксения сложила тарелки в раковину и принялась наливать чай. — Не мы выбирали родителей. Мы не стыдимся, а гордимся ими. Или ты предпочла бы родиться в семье алкаша-задрота, каждую неделю избивающего твою мать, и самой лбом прошибать все барьеры?
— Я бы смогла! — упрямо заявила Лариса. — Но очень хорошо, что не пришлось.
Она пила чай «с таком», то есть не взяв даже печеньку из вазочки. Ела самый минимум, только бы молоко не пропало. Говорила, что муж по возвращении должен увидеть её столь же стройную, звонкую и блестящую, как до декрета, а склонность к полноте иначе как диетой не заткнёшь.
— Ещё скажи — хранишь малый вес, чтоб вернуться в отряд и проситься в марсианский экипаж… Стоп! Я же не всерьёз это сказала.
— А я — всерьёз!
— Юрка — маленький. Или пусть Андрей с ним сидит?
— Не сейчас же. Конечно, не раньше трёх лет. В «Известия» выйду раньше, из дома буду писать. Как муж вернётся, разверну его эпопею на несколько номеров с продолжением, и не только в газету, — она усмехнулась. — Надеюсь, он предоставит мне эксклюзивное право.
Раз в месяц Ксения возила её в ЦУП — на сеанс связи с Андреем, это всегда было воскресенье, день отдыха и на Земле, кроме дежурных операторов, и на Луне. Выглядел брат измождённым, бодрился, но заметно: вкалывает на износ.
Она не сказала ему, что зачислена бортврачом в экипаж, отправляющийся на станцию имени Засядько уже в августе, узнает, когда руководитель полёта сочтёт нужным. Иначе услышит и Лариса, привыкшая к помощи и принимавшая её как должное.
Участвовали, конечно, и обе бабушки, Ираида Павловна чаще, приезжая в Звёздный в дневное время, пока Ксения корпела над инструкциями и изводила себя на тренажёрах. Алла Маратовна неизменно брала Жульку, та с любопытством нюхала воздух около кроватки малыша и вопросительно тявкала: что это ещё за существо. Как только самый юный из Гагариных научился переворачиваться и смотреть сквозь прутья ограждения вбок, протягивал к ней ручонку и отвечал: «Ы!»
При всей близости с Ларисой Ксения не могла доверить ей свой главный секрет, родители о нём тоже не знали, но как военнослужащей ей полагалось уведомить начальство, то есть Берегового, и она не знала, как подступиться. Задерживалась со службы редко, часов в десять вечера всегда приходила помочь с Юрой, не убегала по выходным в гражданском платье, вооружённая вечерним макияжем, поэтому Лариса, как и остальные Гагарины, не догадалась, что у золовки наладилась личная жизнь. Секреты раскрылись лишь в конце июля, когда Юрий Алексеевич вернулся из чрезвычайно нервной командировки в Нагорный Карабах, куда ездил в качестве председателя временной комиссии ЦК КПСС по урегулированию этнического конфликта.
Ксения посадила Ларису с ребёнком на заднее сиденье, и они покатили в Серебряный Бор. Была суббота, намеревались остаться на ночь, предупреждённая мама уже готовила что-то особенное. В дни командировок Гагарина-старшего туда могла заглянуть и Ираида Павловна, но, естественно, при нём то поколение Гусаковых оставалось персонами нон-грата.
Юрий Алексеевич, заметно усталый, при виде внука расцвёл, выхватил пацана из рук Ларисы и не отпускал. Наследник фамилии пускал пузырчатые слюни и норовил цапнуть деда пальцами за нос.
— Хваткий растёт! Будущий космонавт! — он заметил, как вытянулись лица трёх женщин, прекрасно знающих минусы этой профессии, и твёрдо добавил: — А кем ещё должен стать мужчина, носящий фамилию Гагарин? Лариса, рожай внучку, её уговорим остаться на Земле.
Воспользовавшись его улучшенным настроением, дочь уволокла отца в кабинет, оставшись наедине — Юра-младший не в счёт.
— Папа, я собираюсь замуж. И он намного старше меня.
Сжалась, ожидая реакции.
— Саша Масютин? Крепкий мужик. Если не хлебнёт радиации в дальнем космосе, будет в шестьдесят крепче, чем земные сорокалетние одуванчики.
— Откуда ты знаешь⁈
— Ну, мне полагается знать обо всём происходящем в Звёздном. Я же — всевидящее око партии, надзирающее за Госкосмосом. Конечно, мне доложили, что ты порой заглядываешь к нему после службы и задерживаешься часа на три. Нет, чтоб тетешкаться с Юрочкой. Молодость, амуры…
— Это не просто амуры, папа. Мы любим друг друга. И вот, он улетел. Мне тоже улетать!
— Если Андрей с Павлом успеют сдать станцию. Там столько недоделок, что, думаю, твой старт сдвинут ближе к сентябрю.
Положительно, его ничем не было возможно удивить.
— Лариска обидится. Привыкла к моей поддержке.
— Муж скоро вернётся, вытерпит, — ухмыльнулся генерал.
— Что ты такое говоришь! Его же сразу в госпиталь уложат на обследование. Первый экипаж, пробывший на Луне целиком полгода! И малое тяготение, и облучение.
— Облучение… Второго внука или внучку не ждать?
— Не знаю. В станции он защищён и тем более — под сводами строящейся. Обследуется — поймём. Конечно, там получит больше миллигреев, чем на «Салют-11». Да ты же и сам в курсе всех деталей! Не только про мои хождения по мужикам.
— Порой думается, чтоб лучше так и было — по мужикам, а не на орбиту или на Луну. Знаешь, как переживаю? Тем более за обоих одновременно — вдвойне.
Она прижалась к отцу, тот приобнял её одной рукой, второй удерживая внука.
Обсуждение продолжили в кухне-столовой, под котлеты по-венгерски. Люди в той стране разные, а венгерские блюда хороши все до единого. Лариса если и испытала неприятную неожиданность от известия, что скоро будет подло брошена, то не подала вида.
— Переезжай к нам, — сразу предложила свекровь. — И маме твоей ближе. Правда, пока Юрий Алексеевич в отъезде, они так и не подружились. Дед, крестить внука будешь?
Он едва вилку не уронил.
— Я же — член Политбюро ЦК КПСС! Самой атеистической организации в мире. Если кто-то узнает, скандал прогремит на весь мир.
— Ты — крещёный, — невозмутимо возразила супруга. — Бабушка Анна Тимофеевна окрестила и Андрея, и тебя, Ксюша, когда вы гостили у них летом. Я из исламской семьи, да, это секрет, но секрет полишинеля. Думаешь, Алиев не возносит молитвы Аллаху? Лариса наверняка католичка.
— Естественно. Правда, крещения не помню. Маленькая была. Крестик дома лежит, не ношу, с комсомольским значком он не дружит.
Ничуть не удивлённый ни предстоящим замужеством дочки, ни её отлётом, этим Гагарин был впечатлён.
— Вот же собралось гнездо поповского мракобесия — прямо под моей крышей! — он тяжко вздохнул и сдался. — Конечно, присутствовать на крещении не буду. Но свяжусь со знакомыми в пятом управлении КГБ, попы у них все в кулаке. Посоветуют наименее болтливого.
— Папа, ты — гений, — восхитилась Ксения. — Когда понадобится чудо, уверена, найдёшь какие-то ходы, переговоришь с Христом, он тебе не откажет.
— Увы. Не слышит меня бог. Просил бы его остудить горячие армянские головы. Сами не ведают что творят. Вредят не только азербайджанцам, себе даже больше, и всему Советскому Союзу. Что плохо, в нашей отрасли тоже много армян, толковых учёных, инженеров. Они армянам ереванским сочувствуют, на меня косо смотрят: Юра-джан, зачем за Азербайджан выступаешь, эти тюрки только мандарины растить умеют. А мне и те, и те так дороги, что умоляю, лучше никого бы из них не видел. Приходится поступать жестоко, но точно знаю: иначе прольётся много крови, а граница останется там же. Никакой Арцах не воссоединится с Арменией.
Грусть-тоска сгустилась над ними совсем ненадолго. Юрий-младший гугукнул, оттягивая на себя внимание от глобальных проблем мира и социализма, потом заплакал. Обкакался, наверно.
Потом трепали недавно раскрытую тайну о предстоящем замужестве Ксении, в том числе обсуждали проблему, о которой Юрий Алексеевич что-то напел про морячку и моряка, рыбачку и рыбака, один на суше, вторая на море, и им не встретиться никак. (О. Газманов, 1991 г.) . Несколько удивился, что другие не слышали, но не стал заострять внимания.
— Александр улетел на «Салют-13» — заканчивать реконструкцию и возвращать станцию на стационарную орбиту, в октябре вернётся. Ты, Ксения, пробудешь на Луне до конца февраля. Преимущества такого брака несомненны: никогда не начнёте друг другу надоедать. Встречи ваши будут как у Штирлица с женой — раз в сколько-то лет и разбежались?
— Лучше так, чем с кем-то не тем, — упрямо возразила будущая невеста. — К тому же меня ждут декрет, роды. Вон, как у Лариски. Саша хочет непременно двоих.
— Одна из причин, почему мы не хотели личных отношений в отряде. Или брак неполноценный, или… — Гагарин кивнул на Ларису. — Получится, что отряд теряет толкового космонавта, на подготовку которого потрачена уйма денег.
— Вы первый раз меня похвалили, Юрий Алексеевич! Значит, выбора нет.
Все, кроме Юрия-младшего, обернулись к ней.
— Какого выбора нет? — бесцветным голосом спросила Алла. — Неужели…
— Да. Восстановлюсь, отдам маленького в садик и попрошусь обратно. Полечу. Хотя бы провожатым у интуристов.
— Ты же едва концы не отдала в невесомости, — поддела Ксения.
— Так будут миссии на Луну. Вон, сейчас добровольцев крутят в кабинах «Аэлиты». Первый раз справилась, второй раз, уверяют, легче.
— Где тебя Андрей такую нашёл…
Гагарин спросил риторически, но Лариса ответила серьёзно:
— Я его нашла. Точнее, вы с Береговым меня к нему на Байконуре отправили. Сами виноваты.
— Дурдом. Хотя… Наверно, придёт время, и экипажи будут формироваться из семейных пар, — заметила Алла. — Для психологической стабильности и сексуальной разрядки. Нам, дорогой Юра, такое не грозит. Я слишком стара, чтоб крутиться на центрифуге, да и тебе уже никуда не надо — ни со мной, ни без.
— Ну почему? — Гагарин прищурил глаз. — С Ксенией на Луну отправится немецкий дедок старше меня. Может, стоит совершить инспекционный полёт? А то наворотили без меня невесть что… Милая супружница, вижу, ты примеряешься ткнуть мне вилкой в глаз и сделать негодным для космоса. Не волнуйся, возраст всё сделает за тебя сам.
— Уф-ф… На миг подумала, что ты — серьёзно.
— Я и правда — серьёзно. Но это всё пустое. Не могу с Земли отлучиться. Знаешь, что мне сказала миссис Мондейл перед отлётом? Если я как-то смог наметить путь решения армяно-азербайджанской проблемы, не заняться ли мне арабо-израильским?
Все дружно сказали «нет», Жулька тявкнула, Юрочка гугукнул. Хорошо, когда в семье полное согласие.
Ксения улетала, и от сознания, что дома всё хорошо, было легче. Усмехалась: теперь она — командир экипажа, Андрей в своём только вторым номером, может строить брата, но не будет. Тем более когда прилунились, почувствовала, насколько им пришлось нелегко. Лариска будет в восторге, расписывая лунное «социалистическое соревнование».
Между собой четверо космонавтов той смены называли станцию не «Засядько», а «Засада». Не ладилось у них очень многое — потому что подобная стройка впервые в истории велась на ином небесном теле, впервые была создана и использовалась бурильная техника, проигрывавшая сражение с абразивной лунной пылью, впервые… В общем, очень многое тут делалось в первый раз, и опыт только накапливался — ценой шишек и пота. А ещё из-за проблем на Земле заказанные грузы доставлялись с задержкой, что никак не улучшило ситуацию.
Чтобы как можно быстрее ввести в строй заглубленные помещения, их длину разрешили из ЦУПа сократить ещё на несколько метров. Правда, достаточно быстро, «всего» за месяц, малый бурильный аппарат прошёл фрезой скругления тоннеля у пола, превратив его в ровный шириной три метра, что здорово увеличило и объём, и в некоторой степени полезную площадь. В начале августа начались «отделочные работы» с покрытием стен герметическим слоем. На подлунной станции появились, наконец, все три шлюза: малый на двух человек, большой грузовой и дополнительный на запасном выходе. Земля настаивала начать проходку тоннеля под производственные мощности и отдельно на удалении — под мегаваттный ядерный генератор для гидролиза, самое массивное оборудование в истории, доставляемое через космос. Харитонов отрапортовал: тогда придётся корректировать график, сдвигая сдачу бытовых помещений глубоко на сентябрь.
Как потом рассказывали, восьмого августа их догнала новая неприятность, Андрей с Павлом как раз находились в тоннеле, предвкушая окончание смены. Прямая связь была возможна только посредством антенны, выброшенной наружу, высокое содержание металлов в породе препятствует прохождению радиоволн. В наушниках заголосил Баландин:
— На Солнце вспышка! ЦУП запретил выход!
Сигнал тревоги едва пробивался через помехи. Какие-то километры, а словно из другой галактики.
— Вас понял, — едва не взрыданул Харитонов. — Рады доложить, что наша смена в склепе продлена на трое суток. Здесь нас и похороните.
Конечно, ситуация была прогнозируемая. С собой у парней имелись запасы воды, воздуха, патронов-поглотителей для углекислоты, питательного бульона, всё это доступно для подачи в скафандр в вакууме, если помогать друг другу — сам до ранца не дотянешься. Но вот система удаления продуктов жизнедеятельности, попросту говоря — фекалий, могла переполниться, что и случилось.
— Спина зачесалась, — посетовал Андрей. — Как назло. Три дня терпеть!
Это была самая мелкая из неприятностей. Он просил Баландина присмотреть за рассадой в биологическом и за оранжереей. За ней — именно присмотреть, сходить туда невозможно из-за солнечного потока.
Шлюзы хоть и стояли, не были проверены на герметичность. Соответственно, давление — ноль.
— Ну что, стахановец, начинаем вторую смену? — Павел раскрыл инструкцию по установке системы жизнеобеспечения и выдал шутку, вошедшую в летопись освоения Луны: — Если бы автор этой установки продал душу дьяволу в разобранном виде, тот бы не сумел её собрать. А у нас выхода нет.
Листать её на обычной бумаге пальцами в толстых перчатках скафандра было на редкость неудобно. И это очень небольшое неудобство в общей цепочке.
— Паша, мы — лётчики-космонавты, а не инженеры, — предложил тогда Андрей. — Давай схалтурим. Притащим и закрепим все блоки, а вот соединением и запуском пусть промышляет та дипломированная парочка. Всё равно график работ спущен в сортир, и высокие ценные указания нам пока никто не спустит.
К сигналу отбоя радиационной тревоги Андрей с Павлом уложили коммуникации, расставили мебель, оборудование и прекратили свою стахановщину, только когда внутри «Засады» закончилось доставленное в подлунный объём оборудование, сил оставалось — лишь лежать на боку на койках в спальных отнорках.
Что показательно, индивидуальные счётчики дозы облучения «не заметили» солнечную активность, а на верхней станции — очень даже. Луна не только испытывала на прочность, но и укрывала.
Когда Ксения рапортовала об успешности коррекции с переходом на низкую окололунную орбиту для отделения спускаемого аппарата, снизу ещё шли отчёты, что четвёрка пока не переселилась в «Засаду», шли последние тесты герметичности, систем вентиляции и поддержания температуры, энергоснабжения, удаления отходов, словом, подлунный комплекс представлял собой «Салют-12» в миниатюре.
Когда смогли, наконец, сесть за столом все восемь, без скафандров, это было настоящее счастье. Андрей схватил сестру за руку и не отпускал, в стремлении к инцесту их точно не заподозрят. Старый немец смотрел на них покровительственно, а два инженера, прилетевших с Ксенией, не уставали восхищаться: сколько сделано таким небольшим коллективом за столь малый срок.
— Недоделок хватает, — разочаровал их Авдеев. — Сами видели план дальнейших работ, и здесь, и на соседнем объекте — промышленном. Вырубить соответствующий объём, имея одного робота с всего лишь метровым ротором — что ложкой вычерпать море. Но за нас решили — и вперёд.
— Юрий Алексеевич заверил, что на Лавочкине идут приёмо-сдаточные нового роботизированного щита, — пообещала за отца Ксения. — Как только госкомиссия подпишет годность к эксплуатации, Госкосмос начнёт искать окно для пуска «Энергии-5», тем более нужно два — для «Крота» и для доставки мегаваттника. Потому, кстати, ниша под второй генератор в приоритете. Там для экономии массы почти нет противорадиационной защиты. Дешевле его утопить в скале, а для манипуляций приближаться в освинцованном костюме. Мужики! Хватит пока о работе. Прежняя смета вымотана до нельзя, а мои ещё не приступили. Андрюха! Что тебе покажу…
Это была целая россыпь фотокарточек: маленький Юра в кроватке, с мамой, с бабушками, с дедом Юрой. Отдельное фото Ларисы, стоящей боком к камере в самом обтягивающем платье, демонстрирующем: не раздалась и стройность сохранила.
Ксения заметила, что на последней фотке брат задержал внимание на секунду дольше, чем на детских. Ехидно заметила:
— Мама сказала — подходящая комплекция, чтоб спрятаться за швабру.
— Меня устраивает! — возмутился супруг. — Жду — не дождусь, чтоб обнять её и малыша.
— Да. Торопись тискать. Она заявила: выйдет из декрета и напишет рапорт о восстановлении в отряде космонавтов.
— Только не это!
— Согласна. Но разве послушает?
Новоприбывшие помогли развернуть и подключить медико-биологическое оборудование. Первым делом Ксения всесторонне обследовала прежнюю смену, и результаты не понравились: у всех четверых наблюдалось физическое и нервное истощение, отсюда снижение работоспособности и неизбежные ошибки в выполнении заданий. У Андрея чуть меньше других — молодость.
На основании этого рапортовала в ЦУП о необходимости срочной ротации экипажа Харитонова. Вряд ли шестимесячное пребывание в сниженном тяготении столь сильно повлияло на самочувствие как перегрузки.
Перед отлётом Андрей торжественно препоручил ей оранжерею и вместо благодарности получил фитиль: мальчикам не дано так трепетно ухаживать за растениями как девочкам.