Физик

Глава 15. В тени Глубокого Леса

Рассвет пришёл с холодом, что пробирал до костей, и слабым светом, который казался скорее тенью солнца, чем его дыханием. Лес вокруг хижины молчал, но это была не тишина покоя, а затаённое ожидание, как будто мир держал дыхание перед ударом. Олег стоял у тропы, сжимая посох, что дала ему Ярина. Его рюкзак — грубый мешок, собранный из остатков ткани, — был лёгким, но чувствовался тяжёлым, как груз ответственности. Искра внутри него тлела, слабая, но упрямая, и оберег на запястье с синим камнем был тёплым, как напоминание: он не один.

Ярина вышла из хижины, её посох постукивал по земле, а узел с травами и амулетами висел на плече. Её лицо было бледным от бессонной ночи, но глаза горели решимостью, как у человека, идущего на битву, которую нельзя избежать. Ворон ковылял следом, опираясь на меч, как на костыль. Его левая рука всё ещё была в повязке, но он двигался с той же звериной упрямостью, что вытащила его из схватки у Старого Дуба. Марфу они оставили в хижине — Ярина укрепила её амулетами и зажгла над ней огонь, что должен был гореть до их возвращения. «Она продержится, — сказала Ярина, но её голос дрогнул. — Если мы успеем».

Олег посмотрел на тропу, что вела вниз, к реке, а дальше — к Глубокому Лесу. След, что он нашёл вчера, исчез, смытый ночной росой, но его тень осталась в памяти, как предупреждение. Он чувствовал, как искра шевелится, пытаясь что-то сказать, но её голос был слишком тихим, как шёпот за стеной. Он сжал посох крепче, вспоминая слова Ярины: «Доверяй ей, как реке». Он хотел доверять, но страх шептал: что, если река уведёт его к Чернобогу?

— Пора, — сказала Ярина, её голос прорезал утреннюю тишину. Она посмотрела на Олега, потом на Ворона, и в её взгляде была не только тревога, но и вера. — Глубокий Лес не ждёт. Чем быстрее мы найдём корень Живы, тем больше шансов у Марфы.

Ворон хмыкнул, поправляя меч за поясом.

— Если этот ваш лес такой страшный, — прохрипел он, — то пусть боится меня. Я не в настроении подыхать.

Олег невольно улыбнулся. Упрямство воина было как маяк — грубое, но надёжное. Он кивнул Ярине, и они двинулись вниз по тропе, шаги их были осторожными, но твёрдыми. Лес смотрел на них молча, его ветви колыхались, как занавес, скрывающий сцену. Олег чувствовал, как искра тянется к деревьям, к земле, как будто хочет слиться с ними, но он держал её в узде, боясь потерять контроль.

Тропа виляла между корнями и камнями, спускаясь к реке. Вода блестела внизу, её течение было спокойным, но Олег помнил, как оно дёргалось вчера, словно что-то нарушало его ритм. Он пытался прислушиваться к искре, но она молчала, или, может, он просто не умел слышать. Оберег на запястье нагревался, и это придавало сил, но не ответов.

— Сколько до леса? — спросил он, глядя на Ярину.

— До границы — день пути, — ответила она, не сбавляя шага. — Но Глубокий Лес… он не начинается сразу. Ты почувствуешь, когда мы войдём. Воздух меняется. Свет меняется. И… — Она замолчала, её взгляд скользнул к реке.

— И что? — уточнил Олег, чувствуя, как холод пробегает по спине.

— И ты, — закончила она тихо. — Твоя искра. Она будет громче там. Но и его голос — тоже.

Олег сглотнул, вспоминая зов Чернобога, его холодные слова: «Ты не готов. Но будешь». Он не хотел быть готовым для Чернобога. Он хотел быть готовым для Марфы, для Ярины, для Ворона. Для себя. Но как отделить одно от другого, когда его искра была ключом, о котором говорили все — и вестник, и Марфа?

Ворон, хромая позади, вдруг остановился, его взгляд упёрся в заросли слева. Олег замер, сжимая посох. Ярина тоже остановилась, её рука легла на узел с амулетами.

— Что? — шёпотом спросил Олег, вглядываясь в тени между деревьями.

— Движение, — ответил Ворон, его голос был низким, как рык. — Не зверь. Что-то… скользкое.

Олег напрягся, пытаясь уловить искрой хоть что-то. Она дрогнула, но не дала чёткого ответа — только лёгкое покалывание, как статический заряд. Он посмотрел туда, куда указывал Ворон, но видел только листву и корни. И всё же что-то было не так — воздух стал тяжелее, как будто кто-то дышал им в затылок.

Ярина шагнула ближе, её посох упёрся в землю. Она шепнула что-то, и бусины на её обереге слабо засветились, как звёзды в дымке. Тени в зарослях шевельнулись — не резко, а медленно, как вода, текущая подо льдом. Олег почувствовал, как его искра откликнулась, но не страхом, а любопытством, как будто она узнала что-то знакомое.

— Это не слуга, — сказала Ярина тихо. — Это… отголосок. Его тень, но не он сам.

— Чернобог? — спросил Олег, его голос сорвался.

— Его воля, — ответила она. — Он знает, что мы идём. Это предупреждение.

Ворон сплюнул, его рука легла на рукоять меча.

— Пусть предупреждает, — буркнул он. — Если полезет, порублю на куски, тень или не тень.

Ярина посмотрела на него с укором, но промолчала. Тени в зарослях замерли, а затем медленно растворились, как дым. Воздух стал легче, но гул, что Олег слышал утром, вернулся — слабый, далёкий, но настойчивый. Его искра дрогнула сильнее, и на этот раз он уловил не образ, а чувство — тьма, что движется, как река, но не к ним, а параллельно, как будто следит.

— Идём, — сказала Ярина, её голос был твёрдым. — Нельзя останавливаться. Он хочет, чтобы мы боялись.

Олег кивнул, хотя страх всё ещё цеплялся за рёбра. Он посмотрел на тропу, на реку впереди. Глубокий Лес ждал их, и с каждым шагом он чувствовал, как его искра становится громче, как будто готовилась к чему-то. Он не знал, к чему, но знал одно — назад пути нет.

Они двинулись дальше, их шаги отдавались в тишине, как удары сердца. Лес смотрел, слушал, и где-то в его глубине Чернобог плёл свою сеть, готовя новый ход.

Солнце клонилось к западу, его свет дробился в кронах, оставляя на тропе длинные тени, что двигались, как живые. Группа шла вдоль реки, чьё течение теперь было медленным, почти ленивым, но Олег не доверял этой спокойной воде — вчера она дёргалась, словно предупреждала о чём-то. Его посох постукивал по земле, синхронно с шагами Ярины, которая вела их вперёд. Её взгляд то и дело скользил по зарослям, а рука сжимала узел с амулетами, как будто она ждала удара. Ворон ковылял позади, его меч звякал о камни, а дыхание было тяжёлым, но он не жаловался — только изредка бросал колкие взгляды на Олега, как будто проверяя, не сдастся ли тот первым.

Искра Олега была всё ещё слабой, но он чувствовал её лучше, чем утром. Она не горела, а текла, как тонкий ручей, и оберег на запястье с синим камнем помогал её слышать — не чётко, а как эхо, что становится громче с каждым шагом. Он пытался задать ей вопросы, как учил себя: «Что ты видишь? Куда мы идём?» Но ответы были смутными — образы воды, тени, света, что пробивается сквозь мрак. Это было неясно, но он чувствовал, что искра хочет говорить, и это придавало сил.

Река рядом журчала, но её звук был неправильным — не плавным, а с паузами, как будто что-то мешало течению. Олег остановился, вглядываясь в воду. На поверхности мелькали блики, но в глубине он заметил тень — не рыбу, не ветку, а что-то длинное, скользкое, что двигалось против течения. Его искра дрогнула, и оберег стал горячим, почти обжигая кожу.

— Ярина, — позвал он тихо, не отводя глаз от реки. — Посмотри.

Она подошла, её посох упёрся в землю. Ворон тоже остановился, его рука легла на рукоять меча, несмотря на боль в плече. Ярина прищурилась, вглядываясь в воду, и её лицо стало серьёзнее.

— Это не рыба, — сказала она, её голос был низким, как шёпот леса. — Это… отражение. Его силы.

— Чернобога? — спросил Олег, чувствуя, как холод пробегает по спине.

— Его воли, — уточнила она. — Глубокий Лес близко. Его тень уже здесь, в воде, в воздухе. Он знает, что мы идём.

Ворон сплюнул, его взгляд был острым, как лезвие.

— Пусть знает, — буркнул он. — Если эта тень полезет, я её разрублю. Хватит болтать, идём.

Ярина посмотрела на него с укором, но не стала спорить. Она повернулась к Олегу, её глаза были тревожными, но твёрдыми.

— Будь осторожен, — сказала она. — Твоя искра… она как маяк. Чем ближе мы к лесу, тем громче она для него.

Олег кивнул, сжимая посох. Он чувствовал это — искра была не просто тёплой, она пульсировала, как будто отвечала на что-то в реке, в тенях, в самом лесу. Он вспомнил слова вестника: «Буря идёт». Это была не просто угроза — это была правда. И его искра была частью этой бури, хотел он того или нет.

Они двинулись дальше, но Олег не мог отвести взгляд от реки. Тень в воде исчезла, но её присутствие осталось — как запах дыма после костра. Он пытался сосредоточиться на искре, на её голосе, но она была слишком смутной, как радиопомехи. Он коснулся оберега, чувствуя, как камень успокаивает, но не даёт ответов. «Кто я для этого мира?» — спросил он мысленно, но искра молчала, только тёплое эхо текло по венам.

Тропа стала уже, деревья подступали ближе, их ветви сплетались над головой, как арка. Свет тускнел, хотя до заката было ещё далеко. Воздух стал плотнее, с привкусом сырости и чего-то горького, как травы, что Ярина использовала для отваров. Олег заметил, что птицы замолчали — ни щебета, ни хлопанья крыльев. Только река продолжала журчать, но теперь её звук был ниже, глубже, как голос земли.

— Мы близко, — вдруг сказала Ярина, её голос прорезал тишину. Она остановилась, указав посохом вперёд, где тропа ныряла в заросли, такие густые, что казались стеной. — Граница Глубокого Леса. За ней… всё меняется.

Олег посмотрел туда, куда она указывала. Заросли были не просто тёмными — они поглощали свет, как чёрная ткань. Его искра дрогнула сильнее, и на этот раз он уловил не образ, а чувство — тьма, что ждёт, но не пустая, а живая, полная глаз, что следят. Оберег на запястье стал почти горячим, и он сжал его, пытаясь успокоить сердце.

— Что меняется? — спросил он, хотя боялся ответа.

— Всё, — ответила Ярина. — Лес там… он не просто лес. Он помнит. Он говорит. И он слушает его.

— Чернобога, — уточнил Ворон, его голос был хриплым, но твёрдым. — Ну и пусть. Я не собираюсь кланяться какому-то жрецу, будь он хоть трижды тьмой.

Ярина посмотрела на него, но промолчала. Олег чувствовал, как её слова оседают в груди. Лес, что помнит. Его искра была частью этого мира, но что она помнила? Он попытался снова задать ей вопрос, но ответ пришёл не от искры, а от реки — резкий всплеск, как будто кто-то ударил по воде. Он обернулся, сжимая посох, и увидел круги на поверхности, но ничего больше. Тень исчезла, если она вообще была.

— Это не случайность, — сказала Ярина, её взгляд был прикован к реке. — Он играет с нами. Проверяет.

— Пусть проверяет, — ответил Олег, удивляясь собственной решимости. — Мы идём за корнем. Не за ним.

Ярина посмотрела на него, и в её глазах мелькнула искра одобрения. Она кивнула, поправляя узел на плече.

— Тогда вперёд, — сказала она. — Но держитесь вместе. Лес… он любит разделять.

Они шагнули к зарослям, и Олег почувствовал, как воздух меняется — становится холоднее, тяжелее, как будто они входили не в лес, а в пещеру. Его искра вспыхнула ярче, на миг ослепив его внутренним светом, и он уловил эхо — не зов Чернобога, а что-то другое, древнее, как голос самой земли. Он не знал, что это, но знал одно — они пересекли границу. Глубокий Лес принял их, и теперь пути назад не было.

Глубокий Лес встретил их тишиной, что была тяжелее любого звука. Заросли сомкнулись за спиной, как занавес, отрезая реку и свет, что остался позади. Деревья здесь были выше, их стволы — толще, покрытые мхом, что светился слабым, зеленоватым светом, как болотные огоньки. Ветви сплетались над головой, образуя свод, сквозь который едва пробивались лучи солнца, превращая день в сумерки. Воздух был густым, с запахом сырости, земли и чего-то едкого, как будто лес дышал ядом. Олег шёл следом за Яриной, сжимая посох так, что пальцы ныли. Его искра пульсировала, громче, чем раньше, как сердце, что бьётся в ритме чужой песни.

Ярина двигалась осторожно, её посох касался земли, как будто она проверяла путь. Её глаза обшаривали тени, а губы шевелились, шепча что-то — заклинание или молитву, Олег не знал. Ворон замыкал шествие, его шаги были неровными, но упрямыми, а меч в здоровой руке был готов к удару, несмотря на боль. Лес молчал, но это была не пустая тишина — в ней чувствовались взгляды, шорохи, что затихали, стоило повернуть голову. Олег пытался сосредоточиться на искре, но она была слишком громкой, как радио, поймавшее сразу несколько станций. Оберег на запястье горел, и он не знал, успокаивает он или предупреждает.

— Это место… — прошептал он, не ожидая ответа. — Оно живое.

Ярина обернулась, её взгляд был серьёзным, но мягким.

— Оно больше, чем живое, — ответила она тихо. — Оно помнит всё. Каждую кровь, каждый крик. И оно слушает его.

— Чернобога, — уточнил Олег, чувствуя, как холод сжимает грудь.

Она кивнула, её пальцы сжали бусины на посохе.

— Но не только его, — добавила она. — Здесь есть и другие голоса. Жива, Лесной Хозяин… твоя искра. Слушай её, но не теряй себя.

Олег сжал посох крепче, пытаясь последовать её совету. Искра была как река, о которой она говорила, но теперь эта река бурлила, бросая в него образы и чувства, которые он не мог разобрать. Тень под деревом, свет, что гаснет, голос, что зовёт — не Чернобог, а кто-то другой, древний, как сама земля. Он вспомнил слова Марфы: «Ключ для равновесия». Но как найти равновесие в этом хаосе?

Вдруг Ворон остановился, его меч поднялся чуть выше. Олег замер, прислушиваясь. Тишина леса дрогнула — слабый шорох, как будто кто-то провёл пальцами по коре, пришёл слева, из глубины зарослей. Ярина тоже остановилась, её посох упёрся в землю, а глаза сузились.

— Это не зверь, — сказал Ворон, его голос был хриплым, но твёрдым. — И не тень. Что-то… смотрит.

Олег почувствовал, как искра вспыхнула ярче, но не от страха, а от узнавания. Он повернулся к зарослям, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. Тени там были гуще, чем везде, и на миг ему показалось, что они шевелятся — не как ветер, а как дыхание. Оберег на запястье стал почти горячим, и он уловил эхо — не звук, а голос, слабый, как шёпот, но не угрожающий. Он был… знакомым.

— Это не Чернобог, — сказал он, сам удивляясь своим словам. — Это… что-то другое.

Ярина посмотрела на него, её брови поднялись.

— Что ты чувствуешь? — спросила она, её голос был настороженным, но любопытным.

Олег закрыл глаза, сосредотачиваясь на искре. Она была громкой, почти болезненной, но он попытался направить её, как реку, как учила Ярина. И тогда он услышал — не слова, а образ: дерево, старое, с корнями, что уходят вглубь земли, и свет, что течёт по ним, как сок. Это было не зло, не тьма, а что-то живое, что знало его. Он открыл глаза, его сердце билось быстрее.

— Это… лес, — сказал он. — Не его тень. Его сердце. Оно говорит.

Ярина замерла, её взгляд стал глубже, как будто она видела его впервые.

— Ты слышишь его, — прошептала она. — Не все могут. Даже Марфа… она училась годами.

Ворон фыркнул, но его меч опустился.

— Лес, тень, мне плевать, — буркнул он. — Если оно не лезет, пусть болтает. Но я не доверяю этому месту.

Олег не ответил. Он чувствовал, как искра успокаивается, но не гаснет. Голос леса был слабым, но реальным, и в нём не было угрозы — только память, как будто деревья помнили его приход, его искру. Он вспомнил слова Лешего: «Мир слушает». Может, Глубокий Лес не был врагом? Или это была ловушка?

Шорох повторился, но теперь он был дальше, как будто лес отступил, давая им пройти. Ярина кивнула, её посох снова коснулся земли.

— Идём, — сказала она. — Корень Живы растёт в сердце леса. Если ты слышишь его, это знак. Но не забывай — Чернобог тоже здесь.

Они двинулись дальше, но Олег не мог отделаться от ощущения, что лес следит — не с ненавистью, а с любопытством, как учитель, что ждёт ответа от ученика. Его искра пульсировала, и он чувствовал, как оберег направляет её, как маяк. Но затем воздух стал тяжелее, и гул, что он слышал раньше, вернулся — низкий, глубокий, как дыхание земли. Это был не лес. Это был Чернобог.

Впереди, в тени деревьев, что-то мелькнуло — не фигура, не зверь, а сгусток тьмы, что исчез, стоило моргнуть. Олег замер, его искра вспыхнула, но не светом, а холодом, как предупреждение. Ярина остановилась, её рука сжала амулет на шее. Ворон поднял меч, его глаза сузились.

— Это он, — прошептала Ярина. — Его тень. Она близко.

Олег сжал посох, чувствуя, как искра борется — часть её тянулась к лесу, часть откликалась на тьму. Он вспомнил слова вестника: «Ты не готов. Но будешь». Это была проверка, и он не знал, пройдёт ли её. Но он знал одно — они не остановятся. Ради Марфы. Ради равновесия.

— Идём, — сказал он, его голос прозвучал твёрже, чем он ожидал. — Пусть смотрит. Мы найдём корень.

Ярина посмотрела на него, и в её глазах мелькнула искра надежды. Ворон хмыкнул, но кивнул. Они шагнули вперёд, в тени, где лес и Чернобог ждали их следующего хода.

Сумерки в Глубоком Лесу были не просто тьмой — они были живыми, текучими, как река, что обволакивает и тянет вглубь. Свет мха на стволах стал ярче, но его зеленоватое сияние не разгоняло мрак, а делало его глубже, как фонарь в тумане. Олег шёл за Яриной, его посох оставлял мягкие вмятины в земле, покрытой мхом и корнями, что казались венами леса. Искра внутри него пульсировала, громче, чем когда-либо, но теперь она была не рекой, а ветром — то тёплым, то ледяным, как будто боролась сама с собой. Оберег на запястье с синим камнем горел, и Олег чувствовал, как он направляет искру, но не мог понять, куда.

Ярина вела их вперёд, её шаги были уверенными, но осторожными, как будто она ступала по тонкому льду. Её посох светился слабо, бусины на нём дрожали, откликаясь на дыхание леса. Ворон ковылял позади, его меч был в руке, а взгляд обшаривал тени, что двигались в углу зрения, исчезая, стоило посмотреть прямо. Лес молчал, но его тишина была полна голосов — шорохов, вздохов, эха, что звучало не в ушах, а в груди. Олег чувствовал, как искра тянется к ним, но теперь он боялся её отпускать — тень Чернобога, что мелькнула раньше, не ушла. Она ждала.

— Мы близко, — вдруг сказала Ярина, её голос был тихим, но твёрдым. Она указала посохом вперёд, где деревья расступались, образуя поляну, залитую моховым светом. В центре стоял камень — низкий, плоский, с вырезанными знаками, что казались живыми, шевелящимися в полумраке. — Здесь растёт корень Живы. Но… он охраняется.

— Охраняется? — переспросил Олег, чувствуя, как искра дрогнула холодом. — Кем?

Ярина не ответила сразу. Её взгляд был прикован к камню, и в её глазах мелькнула тень страха.

— Лесом, — сказала она наконец. — И тем, что он разбудил.

Ворон хмыкнул, но его смех был безрадостным.

— Отлично, — буркнул он. — Ещё одна тварь. Надеюсь, она меньше той железной махины.

Олег сжал посох, глядя на поляну. Его искра была громкой, почти оглушающей, и он чувствовал, как она тянется к камню, как будто он был магнитом. Но с ней пришло и другое — гул, низкий, глубокий, как тот, что звучал в тумане. Чернобог. Его тень была здесь, в воздухе, в земле, в самом свете мха. Олег вспомнил слова вестника: «Ты не готов». Он не был готов, но стоять на месте было хуже.

Они шагнули на поляну, и лес словно выдохнул. Мох под ногами стал мягче, но каждый шаг отдавался в костях, как удар. Олег чувствовал, как искра бурлит, и оберег на запястье стал почти невыносимо горячим. Он посмотрел на Ярину, и она кивнула, указывая на камень.

— Корень под ним, — сказала она. — Но мы должны быть быстрыми. Лес… он уже знает.

Олег кивнул, но не успел сделать шаг. Гул стал громче, и земля дрогнула — не сильно, но достаточно, чтобы Ворон выругался, а Ярина упёрлась посохом в мох. Тени вокруг поляны сгустились, и из них проступила фигура — не зверь, не вестник, а что-то среднее. Она была высокой, сгорбленной, с руками, что волочились по земле, и лицом, скрытым тьмой, как у вестника, но живой, шевелящейся, как дым. Её глаза — два белых огонька — смотрели на Олега, и он почувствовал, как искра замерла, как будто встретила стену.

— Пришлый… — голос фигуры был как треск льда, холодный, но не пустой. — Ты принёс свет… но тьма его хочет.

Ярина шагнула вперёд, её посох вспыхнул ярче, и бусины засветились, как звёзды.

— Уйди, — сказала она, её голос дрожал, но не ломался. — Это место Живы. Тебе здесь не место.

Фигура издала звук — не смех, а шипение, что резало уши. Её глаза не отрывались от Олега, и он чувствовал, как искра борется, как будто её тянули в разные стороны. Ворон поднял меч, но его рука дрожала — не от боли, а от чего-то другого, как будто тварь давила на него одним присутствием.

— Я не для тебя, — сказал Олег, его голос прозвучал громче, чем он ожидал. Он сжал посох, чувствуя, как оберег направляет искру. — И не для него.

Фигура наклонила голову, её тьма шевельнулась, как вода. Она не двигалась, но воздух стал тяжелее, и гул превратился в ритм, как сердцебиение земли. Олег почувствовал, как искра вспыхнула — не светом, а решимостью. Он вспомнил Марфу, её слабое дыхание, её слова о равновесии. Он не был ключом для Чернобога. Он был чем-то другим.

— Уйди, — повторил он, и его искра откликнулась, как ветер, что гонит тучи. Она не была сильной, но была живой, и он направил её — не как удар, а как барьер, как тогда с Железным Зверем.

Фигура замерла. Её глаза вспыхнули ярче, но затем потускнели, как угли под пеплом. Она отступила назад, её тело начало растворяться в тенях, но голос остался, эхом отдавшись в голове Олега:

— Свет горит… но тьма терпелива…

Тени сомкнулись, и фигура исчезла. Гул стих, но лес не расслабился — он смотрел, ждал. Ярина выдохнула, её посох опустился, но она не убрала руку с амулета. Ворон сплюнул, его меч всё ещё был поднят.

— Чтоб тебя, пришлый, — буркнул он. — Ты их притягиваешь, как мёд — ос.

Олег не ответил. Его искра угасала, но он чувствовал её яснее, чем раньше. Она была не просто силой — она была выбором. Он посмотрел на камень, на знаки, что шевелились, как живые. Корень Живы был там, под ним, и он знал, что они не уйдут без него.

— Давай, — сказал он Ярине, шагнув к камню. — Мы не остановимся.

Она кивнула, её глаза блестели — не от страха, а от гордости. Они подошли к камню вместе, и Ярина опустилась на колени, её пальцы коснулись земли, шепча что-то. Мох засветился ярче, и Олег почувствовал, как лес откликнулся — не тьмой, а теплом, как будто Жива всё ещё была здесь.

Но где-то в глубине, за гранью теней, он знал — Чернобог смотрел. И его терпение не было бесконечным.