Фактор Ч

Глава 15. Незнакомка из ада

— Сидел когда-нибудь в серотониновой яме?

— Серотониновой яме?

— Ну, когда вечером отлично погулял, шот за шотом, и так штук десять, а до того еще пиво, а после приятный чувак налил тебе самогонки, и следующее воспоминание как тебе держат волосы и укладывают спать. А наутро просыпаешься — и жить не хочется.

— Ага, похмелье.

— Не обобщай. Я конкретно про ту часть похмелья, которая ощущается, будто вся радость жизни осталась во вчера, а тебе теперь за это остаток жизни расплачиваться. Голове достается головная боль, желудку — тоже боль, но и по менталочке алкоголь бьет — и она болит. Типа как наказание: а теперь посиди-ка в яме пару дней и подумай, а нужны ли тебе вообще гулянки или пора как-то организовать свою жизнь.

— Понял. Нет, не сидел. Я на антидепрессантах сижу. Или-или, на антидепрессантах пить нельзя. Печень отвалится. Или почки. Что-нибудь… А так ничего не отваливается. Разве что социальная жизнь.

— И правда, не сидел. Ты там поселился, получается.

— …пожалуй. Ну да, логично. Тут же как выходит? Если постоянно думать, как организовать свою жизнь идеально и чересчур перестараться, ты сам не замечаешь, как в эту яму заселяешься без права выхода.

— Бедняга.

— Ты тоже пить бросай, а то вместе сидеть будем.

— Мы уже сидим в этой жестянке.

— Мы же согласились.

— Когда это?

— Тебя бот-антинасилие что спросил? Согласна ли ты сидеть здесь со мной. Точно помню. Я сказал, согласен. И ты: «согласна».

— Он бы стопанул катер и оставил бы нас ждать копов. И не факт, что у него файл вызова на копью станцию прошел бы, а не в спам улетел, катер же доисторический. Помирать с тобой посреди космоса я точно не согласна.

— И все равно. Слово не воробей… А серотонин не спрашивает, знаешь. Не шути с серотонином. Не пугай… мой тебе совет — не лезь ты в эти ямы. А то серотонин просто однажды берет и уходит от тебя по крышам, засовывая под одеяло куклу, свернутую из ненависти к себе — чтобы ты не сразу заметил.

— Разве кукла там не всегда лежит?

— Начинает складываться ощущение, что ты говоришь о серотониновых ямах с серотонинового дна. Порекомендовать тебе терапевта?

— Не, я привыкла. Эта кукла меня злит, я ору на нее и становлюсь сильнее.

— Ты на всех орешь.

— Кто виноват, что это всегда работает?..

Есть на свете такое выражение: «Ад — это другие».

Никогда его не понимала. Другие… Они другие. Причем здесь ад? Если немножко напрячься, с каждым можно найти что-то общее. С каждым можно подружиться.

Но в тот день, когда я возвращалась в мотель, подволакивая вывихнутую во время побега ногу, когда чувствовала, как где-то там, совсем рядом, в паре кварталов этого дурацкого бесконечного города-космопорта топает неутомимо киборг, который вовсе не хочет меня убить; нет, лишь взять живой. Когда осознавала с удивительной какой-то, хрустальной совершенно ясностью, звенящей в голове тонкой натянутой стрункой, коснись — лопнет, оставит пустоту и свет…

Истину.

Истина такая: мой ад — это я сама.

Наверное, в космосе есть два вида разумных существ, и человечество можно тоже поделить на два лагеря. Идеальная такая дихотомия. Уроборос кусает себя за хвост и все никак не может подохнуть.

Люди, для которых ад — это другие.

Люди, которые сами себе ад.

Возможно, то общее, что я находила с людьми и нелюдьми — это всего лишь отражение в чужих глазах и умах того ада, который я ношу с собой.

Возможно, я вижу в них лишь отражения себя — и лишь себе помогаю. Лишь о себе беспокоюсь.

У того киборга…

У того киборга, преследовавшего меня, у него была татуировка змеи. Обвивалась вокруг правой руки. Я залипала на нее еще когда думала, что он виолончелист.

Ему сделали красивые руки.

Его змея кусает себя за хвост? Я не успела разглядеть.

Мгновение — и я думала о руках, которые меня поймают. А потом вдруг поняла, что и эти руки — всего лишь повод отвлечься.

Лишь повод не думать о том, что когда я выперлась одна, совсем одна, никого не предупредив, всего лишь позволив Рою быть рядом, пока тому хочется, и, конечно же, оставить меня, когда пожелается, когда я выперлась в город одна, когда я выперлась одна на площадь, я, на самом деле, шла на самоуничтожение.

Что сложно убежать от ищеек огромной галактической корпорации… Да и от шпионов планеты, славной своими шпионами, когда ты так боишься жить дальше одна, с самой собой, что вовсе жить не хочешь. Настолько, что выходишь на площадь: вот она я.

Ловите меня.

Обратите на меня внимание.

Как будто от того, что другие люди считают меня значимой, я смогу однажды и сама начать считать себя значимой.

Но это ведь не сработает. Никогда не работало; я не там ищу причину. Я указываю на отражение и говорю себе, что оно виновато.

Я улетела от Крейга, но на самом деле я всего лишь поменяла его гнездо на «Ласточку» Освальда. По сути своей — ничегошеньки не изменив.

Я цепляюсь за друзей, потому что не могу сама себе быть опорой.

Никакая я не татци, и даже не ецци. Я так и осталась секхе, которая напортачила — а хозяину разгребать.

И эта мысль заставила меня остановиться.

За углом, один поворот и все — и там мотель; в мотеле — Освальд. Освальд увезет меня куда угодно, если его попросить. Расследовать прошлое Сеньки; смотреть на звезды на другом конце галактики; искать Великую Пиратскую Библиотеку…

Потому что Освальд создан заботиться о тех, кто сам о себе заботиться не хочет.

О тех, кто себя ненавидит.

Его хозяин умер, и он нашел себе новую хозяйку, вот и все. Наверное, есть какая-то такая гениальная программа, какой-то вычислительный приборчик внутри его электронной головы: эта девочка взвесила себя и признала никем.

Положи тяжелые, красивые свои железные руки ей на плечи.

Придай ей весу.

Придай уверенности.

Удержи на грани, отвлеки, не дай вглядеться в себя и испугаться до смерти.

Поверни за угол, Танька. И тебя снова спасут.

Поверни за угол.

Поверни — и тебе ничего не придется делать самой.

Я посмотрела на блестящего жука на моем плече. В его панцире отражался лишь серый купол космопорта.

— Мне нужно… — сказала я, переводя дух, — мне нужно… Шаман. Вы посоветовались?.. Про банку?..