Фактор Ч

Глава 12. Все еще Таня

Как я узнала, что Освальд — киборг? Очень просто. Он сам мне сказал.

Хотела бы я догадаться сама.

То есть… Как-то грустно осознавать, что можешь знать человека несколько лет, а потом внезапно получить от него признание, что он даже не человек.

Но… Так уж вышло. В свое оправдание могу сказать, что даже Шерлок Холмс на моем месте не справился бы лучше. Чтобы раскрывать преступления методом дедукции, надо очень хорошо понимать тот мир, в котором живешь. В деталях. В мельчайших деталях.

В своем старом мире я знала довольно много всего. Я была эрудитом, причем настоящим, а не того сорта поверхностным зазнайкой, который с десятого раза запомнил историю про Пушкина и ревизора, вечно всплывающую в ленте.

Не сказать, что в моих знаниях было что-то особенное: я просто много читала.

И то я могла узнать, что у одноклассника пьет отец, лишь тогда, когда об этом знали уже все. Не потому, что я лишена наблюдательности. Скорее… Мне не хватает подозрительности. Я подсознательно думаю, что мир лучше, чем есть на самом деле, что тайны — они обязательно интересные, а не постыдные.

А в новом мире все, что я читала, давным-давно устарело, и я лишилась даже этой своей малюсенькой точечки опоры. А новую информацию я получала чаще из Сенькиных и Крейговых сценариев и коротеньких тредов в соцсетях, что сделало мои знания довольно… специфическими.

А в сериалах киборги были стандартные, не сильно-то ушедшие по дизайну от старины Арни; в реальности они, конечно, выглядели по-другому, у них было поменьше кожи. Боевым машинам красота не нужна.

Даже андроиды были куда больше похожи на людей, но их старались сделать красивыми. Все-таки это направление в робототехнике как однажды стало на путь производства забавных штучек для богачей и рабочих лошадок для борделей, так оттуда и не свернуло.

А Освальд не был даже красив. Освальд всегда был… совершенно обычным. Непримечательным. Обычная человеческая внешность без ярких черт. Рядом с Сенькой он казался неухоженным, рядом с Мико — тусклым и совершенно незаметным, рядом с Крейгом — маленьким… Ничего особенного. На его треснутые очки обращали куда больше внимания, чем на его лицо — затем он их и носил.

Док был гением, и именно поэтому ему никогда не доверяли дизайн, который должен был бы понравиться массовому зрителю: слишком он любил всякие непопулярные идеи вроде той, что ничем особо не примечательный мальчишка вполне может быть лучшим снайпером в команде. Или что азиатка, получившая степень по современной литературе и не способная правильно даже стоимость покупок подсчитать — это очень даже прикольно. (С Мико они бы подружились).

Но своего домашнего киборга он сделал таким, каким сам бы хотел его видеть.

И благодаря этому Освальд Клара Людовик Первый (на самом деле — то ли пятнадцатый, то ли четырнадцатый, Док не слишком любил напоминать себе об ошибках) смог довольно долго притворяться человеком не только передо мной, но и перед кредиторами.

Он и правда задолжал кое-кому за топливо, но это уже другая история, которая, хоть и привела его на стену, висеть рядом с другими космическими преступниками, к событиям на Йе-4 почти не имела отношения. (Если забыть, что именно из-за нее мы на Йе-4 и попали, но я и без того слишком часто отвлекаюсь).

Конечно, была одна компрометирующая деталь, о которой Освальд не подумал, и которую конечно же заметил бы кто угодно, кроме меня, если бы решился полетать с ним на его Ласточке: автопилот.

Пиратский автопилот Освальда не работал уже лет десять.

На самом деле не модифицированный человек и правда может сам, без автоматики, водить подобные мелкие кораблики. Просто очень недолго. Не хватает людям скорости реакции.

Но в фильмах никто не уточнял, насколько везучи протагонисты; это была часть прочно устоявшегося в культуре образа крутого человека, мужчины ли, женщины. В решающий момент они брали управление на себя, доказывая, что им для этого не нужны всякие вшивые ИИ, да и из приборов достаточно меньше половины.

И я, знавшая реальность лишь по довольно условным произведениям про эту самую реальность, не заметила подвоха. Не то чтобы Освальд создавал впечатление крутого парня, но я в него верила.

И Сенька, кстати, тоже ничего не заподозрил, хотя ему позволительно, он даже играл таких персонажей и вообще немного рассеянный, когда дело доходит до техники. В тот краткий полет его больше волновало, что Освальд может выцедить из его интервью.

И Мико, хотя ее подозрительности с лихвой хватит на несколько галактик. Но она, увы, также некомпетентна, как я.

Возможно, заметил Крейг. Но Крейг считает информацию ресурсом и редко его транжирит. Если допустить, что Крейг знал, становится понятно, почему он меня так спокойно отпустил.

Почему бы и не отпустить татци в путешествие с боевым киборгом? Что может грозить девушке, если ее спутник буквально стреляет лазерами из глаз при необходимости?

Кто же знал, что я так глупо потеряюсь?

Когда Освальд меня нашел, я и себя-то найти не могла.

Когда Освальд меня нашел, я сидела перед «корзинкой тетушки Клемм» — настоящей соломенной корзинкой, куда добрый Шаман набрал с разных прилавков экзотических фруктов. После недолгих препирательств я согласилась считать это «собирательством».

Я просто устала препираться.

Я опустила руки.

Я больше не пыталась никого понять.

Я жевала яблоко.

И яблоко было вкусным, и мне уже было плевать, собранное оно или спертое. Я была голодна. А яблоко было вкусным.

Где-то далеко бухнул взрыв, десятый за сегодня. Шаман недовольно загудел. Шаман беспокоился. Он плохо понимал саму идею стресса или эмоционального выгорания, — довольно трудно впасть в депрессию, когда ты — это Рой, — но понимал, что что-то со мной не так.

В дверь коротко постучали, а потом вошли. Я была уверена, что это тетушка Вэй Хо, уборщица, которая раз в день заходила, чтобы поелозить наскоро тряпкой где-то под кроватью, и даже не повернула в ее сторону головы.

Если дать тетушке Вэй Хо понять, что ты говорящий, то еще полдня не сможешь отбиться от ее рассказов про голодных внуков. Лично я притворялась глухой, а один раз просчитавшийся Шаман прятался в щели под окнами.

Но это была не тетушка Вэй Хо.

Это был Освальд.

Освальд сказал:

— Привет.

Я ответила:

— Привет. Извини, я не справилась, да?

И быстро-быстро заморгала: от этого поганого яблока почему-то щипало в глазах.

Освальд огляделся.

— У тебя не было ни денег, ни смартфона, но ты сидишь в мотеле и ешь алантезию, которая так-то бешеных денег стоит. Всем бы так не справляться.

— Это яблоко, — возразила я, — и я, кажется, развязала войну.

Вообще-то мне хотелось вскочить и повиснуть у него на шее, но я же не принцесса в беде, чтобы такими глупостями заниматься.

Освальд пожал плечами.

— С кем не бывает. Рано или поздно они бы все равно перегрызлись.

— А мы — Шаман, — гудением представился рой, — мы рады, что вы последовали инструкциям.

Освальд поморщился, инстинктивно потянувшись поправить очки… Которых не было.

Без очков у Освальда сразу глаза становились… Страшные. Цепкие. Даже хуже, чем на портрете. Он этими глазами меня будто просканировал.

— Что, очки съели? — сочувственно спросила я.

— Если бы только очки, — вздохнул Освальд, и тут я заметила.

Тут я заметила…

Заметила…

Мне сначала показалось, что у меня что-то с головой. Мало ли, чего могут добавлять в алантензию, что она такая дорогая… Потому что у Освальда в шее была выгрызена огромная дыра.

И в этой дыре что-то искрило.

Освальд проследил за моим взглядом и поспешно накрыл дыру ладонью.

— Это не то, что ты подумала… — промямлил он.

Это не было на него похоже. Освальд всегда знал, что сказать.

— Это выглядело, как провода.

— Но это были не провода, это… Тебе показалось.

— То есть у тебя нет дыры в шее, которую ты прикрываешь рукой?

— Есть, но это самая обычная дыра в шее. С кем не бывает, — нервный смешок, — дело житейское.

— Руку убери.

— У меня шея болит.

— Естественно, — буркнула я, — у тебя же в ней дыра. Шаман, отличная работа.

— Мы впервые попробовали этот сплав, — прогудел Шаман, — очень вкусный.

— Я бы вас испепелил, — буркнул Освальд, — по одному… Если бы мог. А я не могу. — Освальд склонил голову на бок, будто к чему-то прислушиваясь, — не могу, а жаль, что обычные люди так не могут, очень. Тань, полетели на Долгиппу? Или ты хочешь кому-нибудь сдаться? Это глупо, честно.

— Я не могу… — растерянно пробормотала я, не уточняя, что именно, и встала, чтобы подойти к Освальду поближе, — Я обещала дождаться Мико, а она задерживается… Мы же можем подождать Мико?

— Конечно, — мягко сказал Освальд.

В нем не было ничего жуткого.

Совсем ничего.

Это был все тот же Освальд, который подставил подножку бодигардам на Олкхении; все тот же Освальд, который писал пробирающие до глубины души статьи про наши с Мико суды; все тот же Освальд, который разбил окно в моей комнате.

Он нервничал, он отводил глаза, и взгляд у него больше не был цепким — он был растерянным, был почему-то испуганным, был вопросительным. Рукой он машинально растирал шею, и кожа вокруг дыры покраснела.

Клетчатая рубашка, драные ботинки, протертые джинсы, жидкий хвостик, в за резинку небрежно заткнут… Скальпель?

Как перо индейца.

Скальпель вместо карандаша.

Какая разница? Карандашом он тоже умел делать людям больно.

Это был все тот же Освальд.

И я его не боялась.

Я его все-таки обняла.

— Я рада, что ты меня нашел, — сказала я, — но я ничего и никого не понимаю. Совсем.

И разревелась.

Освальд осторожно похлопал меня по плечу. Будто я вот-вот взорвусь.

— Ну… Это правда дыра, — вздохнул он, — можешь посмотреть на провода, если хочешь.

Не знаю, кто его надоумил, что лучший способ прекратить истерику — это отвлечь истеричку, но это сработало. Я отстранилась и вытерла слезы рукавом толстовки.

В последнее время так и хотелось спрятать голову в капюшон, как черепаха, вот я ее и выпросила у Шамана. Теплую серую толстовку.

С длиннющими рукавами, которые так удобно натягивать на ладони, когда не знаешь, что делать.

Не только Освальд оказался кем-то другим. Я и сама изменилась.

— О. — сказала я. — И правда провода. А это значит?

— Я киборг, — Освальд пожал плечами, — киборг-убийца, если быть точнее. У меня есть свобода воли, так что это дело я бросил. Статьи писать интереснее.

— А скальпель?

— А, — Освальд вытащил скальпель из хвоста и воззрился на него с интересом, — прихватил… кое-где. Думаю, больше он мне не понадобится.

И вонзил его в стол. Глубоко: я потянула за рукоятку, но не смогла вытащить.

— Вот как, — вздохнула я.

— Это что-то меняет? — удивился Освальд.

Я задумалась.

Хоть убей, не видела в нем особых перемен. Разве что дыру следовало бы заклеить чем-нибудь таким, телесного цвета, чтобы людей не пугать. Попросить у Шамана шарфик?

И он искал меня.

И нашел.

— Нет, — наконец сказала я, — ничего. Какая разница?

Я еще немного подумала, но добавила:

— Ты же все равно Освальд.

А я — все еще Таня.