Дроны над Курской дугой

Глава IV «Борьба за воздух»

Ставка Гитлера «Вольфшанце». Восточная Пруссия. 13 мая 1943 года.

Внутри бетонного бункера царила тяжёлая атмосфера ожидания, нарушаемая лишь тихим шумом вентиляции. У массивного стола стояли неподвижно: генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Йодль, генерал-инспектор бронетанковых войск Гудериан, адмирал Канарис, несколько инженеров из технического штаба ОКВ, и чуть в стороне, почти незаметно, находился полковник Гельмут Рот — специалист по радиоэлектронной разведке.

Никто не садился, ожидая появления фюрера. В центре стола лежала карта района Курска. Красные линии чётко обводили важные точки — Фатеж, Обоянь, Белгород. Каждый из присутствующих понимал, что эти линии значили для всей кампании.

Наконец дверь резко распахнулась. Гитлер вошёл быстрым шагом, его лицо было мраморно-бледным, а глаза — холодными и пронзительными. Все вытянулись, выполняя привычный ритуал нацистского приветствия.

— Доброе утро, — коротко бросил Гитлер, подходя к столу. — Доложите по общей обстановке на Восточном фронте.

Первым начал Кейтель:

— Мой фюрер, на рассвете 11 мая русские нанесли внезапный удар по нефтебазе в районе Фатежа. По предварительным данным разведки, в очередной раз были применены беспилотные летательные аппараты. Потери топлива составляют не менее 15 процентов запаса для южного направления операции.

Гитлер замер на мгновение, затем его кулак резко ударил по столу:

— Что вы говорите, Кейтель? Где была противовоздушная оборона? Почему я узнаю о том, что русские уничтожили ключевую базу снабжения, постфактум?

— Мой фюрер, — осторожно начал Йодль, — эти аппараты слишком малы, слишком быстры. Наши радары не смогли вовремя обнаружить угрозу.

— Маленькие и быстрые? — саркастически прервал его Гитлер. — Может быть, они уже летают прямо над этим бункером? Вы что, не можете защитить даже свои собственные склады горючего?

Гудериан осторожно добавил:

— Русские явно используют совершенно новый тип вооружения. Эти беспилотники крайне эффективны и точны. Возможно, управление ими ведётся дистанционно из глубины фронта.

Гитлер глубоко вдохнул и резко повернулся к адмиралу Канарису:

— Канарис, почему Абвер ничего не сообщил об этих аппаратах заранее?

— Мой фюрер, — спокойно ответил Канарис, — мы знали о попытках русских создать беспилотную технику, но не ожидали, что они так быстро введут её в действие. Предлагаю немедленно приступить к созданию собственной программы беспилотников. У нас есть разработки и специалисты, и первые рабочие образцы мы можем получить за пару месяцев.

— За пару месяцев? — лицо Гитлера исказила гримаса гнева. — Вы хотите ждать месяцы, пока русские уничтожат наши танковые дивизии? Вы сошли с ума, Канарис?

Тут вмешался инженер технического штаба ОКВ:

— Мой фюрер, даже два месяца — слишком оптимистичный прогноз. Мы не сможем за такой короткий срок наладить серийное производство и провести испытания.

Повисла тяжёлая пауза, прерванная чётким и уверенным голосом полковника Гельмута Рота:

— Мой фюрер, разрешите предложить другое решение.

Гитлер резко повернулся к нему:

— Говорите, полковник.

— Нам не нужно догонять русских в воздухе. Нужно уничтожить их способность управлять аппаратами с земли. Я предлагаю немедленно развернуть фронтовые станции радиоэлектронного подавления, используя опыт, накопленный нами в Сталинграде. Мы сможем глушить сигналы управления беспилотниками, и аппараты станут бесполезными.

Гитлер внимательно посмотрел на него:

— Сколько времени вам нужно, полковник?

— Три недели, мой фюрер, — чётко ответил Рот. — Я уверен, что через двадцать один день ни один русский беспилотник не прорвётся к нашим базам.

Гитлер на мгновение задумался, затем твёрдо произнёс:

— Вы получите всё необходимое. Людей, технику, ресурсы. Но помните, полковник, от вашего успеха зависит вся операция «Цитадель». Провал недопустим.

— Я всё понял, мой фюрер.

— Обсуждение остальных вопросов на фронте продолжим после перерыва, — резко бросил Гитлер и быстро вышел из комнаты.

Присутствующие обменялись напряжёнными взглядами. Полковник Рот понимал, какую непростую задачу он взял на себя.

Оперативная зона Курской дуги. Конец мая 1943 года.

Первые тревожные доклады начали поступать в штаб Громова около недели назад. Сначала никто не обращал особого внимания — аппаратура капризна, фронтовые условия суровы. Но затем сообщения стали поступать одно за другим, и постепенно стало ясно: проблема глубже, чем казалось вначале.

Громов стоял перед большой оперативной картой в штабной палатке, окружённой связистами и инженерами его группы. Лампа тускло освещала красные отметки, разбросанные по всей линии фронта.

— Товарищ инженер, ещё один аппарат пропал, — напряжённо доложил старший сержант связи, не поднимая глаз. — Вчера вечером в районе Белгорода. Сигнал прервался на подходе к цели.

— Какие были показания до пропажи? — коротко спросил Громов.

— Связь была уверенной до последней точки маршрута, — вмешался молодой техник, держа в руках потрёпанный журнал. — Потом резко оборвалась. Будто сигнал кто-то просто выключил.

Громов нахмурился, проводя пальцем по карте, отмечая уже десяток подобных инцидентов.

— Это не поломка аппаратуры, товарищи. Я думаю, против нас снова начали использовать радиоэлектронные помехи.

— Товарищ инженер, какие контрмеры мы можем принять против радиоподавления? — спросил один из операторов.

Громов молча подошёл к небольшому столу, на котором лежали последние снимки и листы с расчётами.

— Немцы не могли быстро создать что-то совершенно новое. Скорее всего, они используют мобильные станции глушения. Возможно, на грузовиках или на железнодорожных платформах. Их техника действует на широком спектре частот, и это перебивает наши каналы связи.

— Можем ли мы это как-то обойти? — тихо спросил пожилой связист, внимательно глядя на Громова.

Громов задумался, глядя в пустоту.

— Есть несколько вариантов, — наконец сказал он. — Мы можем попробовать использовать более высокие частоты, которые сложнее заглушить, или перейти на кратковременные импульсы. Нужно время на тесты. Впрочем, у нас есть уже опыт подобного противодействия, который мы получили под Сталинградом.

Громов быстро сел за стол, развернул чистый лист бумаги и принялся делать пометки:

— Во-первых, необходимо срочно собрать всю доступную информацию о потерях. Понять точные границы действия этих станций. Во-вторых, проверим возможность перехода на другие частоты и установим дублирующие каналы управления. В-третьих, отправим разведку: нужно найти эти станции и вывести их из строя.

Он поднял голову и взглянул на инженеров:

— Задача ясна?

— Так точно! — дружно ответили они.

— Тогда действуем! — жёстко произнёс Громов, снова погружаясь в расчёты.

Когда все разошлись, он ещё долго сидел один, глядя на карту и думая о том, как опасно недооценивать противника. Немцы научились быстро, теперь они били в самое уязвимое место — связь и управление.

Громов понимал: впереди будет трудная борьба за воздух, и победит в ней тот, кто быстрее адаптируется к новым условиям войны.

Подмосковье, лаборатория НИИ связи и радиоэлектроники. 25 мая 1943 года.

Громов стоял перед массивным стендом с десятками лампочек и переключателей. Воздух пах озоном и слегка обгоревшей изоляцией проводов. За окном лаборатории медленно оседал дождь, создавая приглушённый ритм.

— Товарищи, времени у нас мало, — голос Громова звучал спокойно, но твёрдо. — Немцы научились глушить наши сигналы, но мы можем ответить им тем же.

Инженеры и операторы внимательно слушали, делая пометки в блокнотах. Среди них выделялась группа связистов из подразделения ОСНАЗ, чьи лица выражали суровую сосредоточенность.

— Предлагаю новую систему связи, — продолжил Громов. — Назовём её «Шум-обход». Принцип прост: постоянное изменение частоты и случайная перестройка каналов. Немцы не смогут предугадать, где и когда мы выйдем в эфир.

Молодой инженер поднял руку, перебив:

— Но как мы будем синхронизировать передачу и приём? Это усложнит настройку наших приёмников.

Громов кивнул и спокойно пояснил:

— Мы введём алгоритмические фильтры и сократим время передачи каждого пакета данных. Станции будут настроены на автоматическое частотное прыгание с заранее определённой последовательностью. Немцам придётся угадывать каждую секунду, где мы появимся.

— Звучит рискованно, — заметил пожилой техник из ОСНАЗа, — но стоит попробовать.

Громов уверенно кивнул:

— Тестовый запуск — сегодня вечером. Нам нужно получить хотя бы один снимок через зону действия их станций глушения.

Через несколько часов, под густыми облаками, группа техников готовилась к запуску тестового дрона. Аппарат тихо гудел на старте, проверяя автопилот и стабилизацию. Рядом с пультом управления стоял Громов, внимательно следя за подготовкой.

— Готовность пять минут! — крикнул оператор.

Громов подошёл к аппаратуре связи:

— Помните, передача — минимальный интервал, частота меняется каждые три секунды. Всё должно быть идеально.

— Запуск! — командовал оператор.

Дрон поднялся в воздух и быстро растворился в сумерках, двигаясь в сторону зоны подавления. Минуты тянулись бесконечно долго. Наконец, приёмник ожил, и экран начал выводить прерывистые кадры местности.

— Сигнал стабильный! — доложил радист. — Частоты меняются нормально.

Внезапно картинка стала искажённой, изображение замерцало.

— Немцы начали глушение! — нервно сказал оператор. — Перестройка частоты.

Громов наклонился к монитору:

— Не сдаёмся! Продолжайте передачу, сокращайте интервалы.

Несколько секунд помех, и вдруг картинка вновь прояснилась. На экране мелькнула база — немецкие цистерны, палатки, техника.

— Есть! — вскрикнул молодой оператор. — Сигнал пробился!

Громов вздохнул с облегчением:

— Отлично. Это уже успех. Снимок в штаб немедленно!

В этот момент подошёл командир группы ОСНАЗ:

— Товарищ Громов, мы запеленговали немецкую станцию. Она к северу от Белгорода. Возможно, на подвижной платформе.

— Можете ослепить их? — спросил Громов.

— Постараемся, товарищ инженер. Но нам нужно подойти ближе, чтобы ударить прицельно.

— Тогда действуйте, — твёрдо ответил Громов.

Поздно ночью, когда все уже разошлись, Громов стоял у окна лаборатории, глядя на дождь и думая о новых правилах войны. Он понимал, что битва теперь идёт не только в окопах, но и в эфире, где выигрывает тот, кто быстрее думает и адаптируется.

Командный пункт группы радиоэлектронного подавления Вермахта, район Обояни, 27 мая 1943 года.

В полутёмном помещении с закрытыми ставнями царила напряжённая тишина. Офицеры в наушниках не отрывали взгляда от экранов осциллографов, где постоянно менялись хаотичные кривые сигналов.

— Капитан Рот! — молодой оператор взволнованно окликнул командира. — Мы снова зафиксировали русские аппараты. Но их сигналы какие-то странные, они меняют частоты каждые несколько секунд.

Полковник Гельмут Рот подошёл к экрану и внимательно всмотрелся в осциллограф. Линия сигнала прыгала хаотично, создавая иллюзию беспорядка.

— Значит, советы снова нашли контрмеры, — медленно проговорил Рот. — Они меняют алгоритмы передачи. Этого следовало ожидать.

— Что нам делать? — спросил оператор, не отрывая глаз от экрана.

Рот помолчал, затем уверенно сказал:

— Усилить мощность наших передатчиков. Использовать фазовые искажения сигнала. Мы должны забить эфир настолько, чтобы ни один аппарат не смог проскользнуть.

Офицеры кивнули и начали быстро выполнять команды. Рот подошёл к телефону и связался со штабом:

— Говорит полковник Рот. Советы меняют тактику. Это уже не просто сигнал, это полноценный бой в эфире. Прошу немедленно увеличить мощность и привлечь дополнительные станции подавления.

— Поддержка будет оказана, — спокойно ответили из штаба. — Удерживайте контроль над небом любой ценой.

Одновременно на советском командном пункте под Курском царило не меньшее напряжение. Громов стоял над оператором, внимательно изучая данные с экранов.

— Немцы усилили мощность сигнала, — сообщил оператор. — Аппараты опять начинают глохнуть.

Громов задумался на секунду, затем решительно сказал:

— Значит, пришло время ударить прямо по их источнику. Запускайте группу дронов. Цель — обнаружить и уничтожить немецкие станции подавления.

Через несколько минут несколько дронов стартовали с полевой площадки, уходя в сторону вражеского тыла. Они летели низко, огибая лесные массивы и овраги, избегая обнаружения немецкими радарами.

Один за одним, несколько аппаратов начали терять связь — сигнал снова глушился мощной волной немецкого РЭБ. Но один дрон, используя новую систему прыгающих частот, сумел удержаться на линии связи.

— Мы близко! — воскликнул оператор. — Есть контакт! Координаты станции зафиксированы!

— Немедленно передайте координаты артиллеристам! — приказал Громов.

На немецкой станции подавления тем временем царила суета. Рот, заметив приближение дрона, закричал:

— Усильте мощность! Они не должны подлететь!

Но в этот момент на позиции начали ложиться первые залпы советской артиллерии. Земля дрогнула, один из передатчиков вспыхнул ярким пламенем, разбросав осколки по всему лагерю.

— Уходим! — рявкнул Рот, осознавая, что позиция раскрыта и уничтожается.

За несколько минут позиция немцев была полностью разгромлена. Горящие антенны и разбитая техника — всё, что осталось от мощного центра подавления.

Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего. 29 мая 1943 года.

За высоким столом, заложенным картами и оперативными документами, сидели Сталин, Василевский и Громов. Верховный неторопливо изучал последние донесения, то и дело прищуриваясь и изредка поднимая взгляд на собеседников.

— Ну, товарищ Громов, вы немцев, можно сказать, пощекотали, — наконец заговорил Сталин. Голос его звучал спокойно, но в нём ощущалась скрытая сила. — Но вот что я думаю: сейчас самое время сыграть с ними в кошки-мышки. Понимаете, о чём я?

Громов внимательно слушал, слегка наклонив голову:

— Вы хотите, товарищ Сталин, чтобы мы дали немцам поверить, что их система подавления работает?

Сталин кивнул и улыбнувшись в усы, посмотрел на Василевского.

— Именно так, товарищ Громов, — подтвердил Василевский. — Сейчас немцы убеждены, что их радиоподавление способно остановить ваши аппараты. Пусть и дальше так думают.

— Совершенно верно, — подхватил Сталин, вставая и прохаживаясь вдоль стола. Он сделал несколько шагов, затем резко обернулся и продолжил: — Если фашисты почувствуют себя в безопасности, то обязательно пойдут вперёд. И тогда вы ударите в самое сердце их танковых колонн.

Громов задумался. Мысль была дерзкой, но вполне реализуемой.

— Вы хотите, чтобы мы демонстративно теряли часть аппаратов?

— Именно так, — подтвердил Сталин, вернувшись к столу и постукивая трубкой по столешнице. — Но без чрезмерных потерь. Только показательно, чтобы немцы поверили. Важно, чтобы противник чувствовал себя уверенно и начал наступление.

Василевский положил руку на карту:

— Нам важно выиграть время. Пусть немцы думают, что перехитрили нас. Тогда они сосредоточат силы и двинут все свои бронетанковые силы первыми.

— Я понял, товарищ Сталин, товарищ Василевский, — сказал Громов. — Мы дадим им достаточно поводов поверить в свой успех.

Сталин удовлетворённо кивнул и медленно затянулся трубкой:

— Главное, товарищ Громов, не переусердствуйте. Вы человек разумный, поймёте, когда нужно остановиться. Нам нужна победа, а не геройство.

— Понимаю, товарищ Сталин, — твёрдо ответил Громов.

— Ну и хорошо, — произнёс Сталин, глядя на обоих собеседников. — Значит, решили. Товарищ Громов, действуйте. Сделаем так, чтобы немцы сами полезли в мышеловку.