Дроны над Курской дугой

Глава II «Тревожное ожидание»

Кабинет Верховного Главнокомандующего освещался настольной лампой с зелёным абажуром. Листья дерева за окном шевелились под ночным ветром, но в кабинете стояла полная тишина. На столе, разложенные аккуратно, лежали карты центрального участка фронта и папка с грифом «Совершенно секретно».

Сталин сидел, склонившись над документом, его пальцы слегка постукивали по краю стола. Он дочитывал донесение. В креслах напротив — начальник Генштаба генерал армии Александр Михайлович Василевский и нарком вооружения СССР Дмитрий Фёдорович Устинов. Оба молчали, ожидая, когда Верховный поднимет глаза.

Сталин наконец заговорил. Его голос прозвучал ровно, почти буднично:

— Товарищи, — наконец нарушил тишину Сталин, положив лист на стол и потушив папиросу в тяжёлой бронзовой пепельнице. — В донесении от нашего разведывательного источника сказано: «Немцы собираются взять реванш за Сталинград».

Василевский наклонился ближе:

— Это информация от «Листа», товарищ Сталин?

Сталин медленно кивнул.

— Да. Джон Кернкросс. Дешифровальщик при английской разведке. Он утверждает, что немецкие генералы активно обсуждают новое наступление. В районе Курска и Орла.

Он отложил лист, поправил трубку и коротко взглянул на Устинова:

— Перехват германского трафика. Подтверждается: немцы готовят наступление. Курск и Орёл. В июле.

— Это точно? — осторожно спросил Василевский.

— Достаточно точно, чтобы не игнорировать, — отрезал Сталин. — Они накапливают ударные силы. Группировка на севере и юге выступа. Что скажете, товарищ Василевский?

Василевский вытянул из папки карту и развернул её на столе:

— Что же, вот здесь, в районе Орла, мы действительно фиксируем переброску техники. И здесь, под Белгородом. По фронтовым докладам — значительное количество эшелонов с бронетехникой.

— Какая техника? — коротко спросил Сталин.

— В том числе и новые танки. Тяжёлые «Тигры», средние «Пантеры». Последние пока не применялись массово. Но по сведениям разведки, они проходят дооснащение и выходят на серийный выпуск.

Устинов тихо кашлянул:

— По нашей информации, производство «Пантер» развернуто на заводах MAN. У нас есть снимки с воздуха. На юге Германии идёт ускоренная сборка. Немецкие инженеры ставят длинноствольную 75-мм пушку, лобовая броня — до 80 миллиметров. Двигатель — бензиновый, высокой мощности.

Сталин выпрямился в кресле, сжал мундштук трубки и чуть прищурился:

— Значит, это не просто проба сил. Это попытка реванша. За Сталинград.

— Скорее всего, — подтвердил Василевский. — Масштабы перегруппировки и концентрация техники говорят о наступлении в стратегическом размахе.

Устинов наклонился вперёд:

— Проблема в том, что их новые танки превосходят наши по дальности выстрела. «Тигр» бьёт точно с полутора километров. «Пантера» тоже серьёзна. По характеристикам — это не улучшенный «четвёртый», а абсолютно новая машина.

— А наши? — Сталин перевёл взгляд на Устинова.

— Т-34 модернизирован. Пушка 76,2 мм, броня до 60 мм. Но в лобовой дуэли с «Тигром» он слаб. Есть СУ-152, есть КВ-85, но их пока недостаточно. Пока мы давим числом, а не качеством.

Сталин медленно встал, подошёл к окну, постоял там несколько секунд. Затем, не оборачиваясь, произнёс:

— Каковы перспективы советских сил и чем мы сможем ответить?

— Мы усилим танковые армии, — ответил Василевский. — Ставим на рубежи оборону в глубину. Но… без точной информации о немецких замыслах — это игра в темноте.

— Значит, надо зажечь свет, — тихо сказал Сталин. Он повернулся к ним, глаза его потемнели. — А где сейчас инженер Громов?

— В Подмосковье, на объекте 12-Б, — ответил Устинов. — Там испытываются ударные и разведывательные аппараты. Последние испытания показали: с высоты 800 метров они могут точно выводить на цель.

— И поражать?

— Пока ограниченно. Боевая часть ещё проходит согласование. Но есть идея по использованию термитных зарядов. Удар по моторному отсеку «Тигра» — и машина выведена из строя.

Сталин подошёл к карте, ткнул пальцем в район Курска:

— Если эти «Пантеры» и «Тигры» пойдут сюда — что мы можем сделать?

Василевский ответил без паузы:

— Укрепиться. Вкопаться. Выровнять фланги и сковать наступление, товарищ Сталин. А потом провести мощный контрудар.

— Как мы сможем применять беспилотные аппараты на стратегическом уровне?

Устинов кивнул:

— Если дать Громову производственную базу, ресурс, доступ к фронтовым аэродромам — он сможет подготовить партию ударных аппаратов. Не для разведки. Для уничтожения.

Сталин молча прошёлся вдоль стола, снова затянулся трубкой. Потом вызвал своего секретаря Поскребышева и произнёс тихо, но ясно:

— Вызовите Громова в Ставку к 12:00 часам.

Пауза затянулась. Василевский и Устинов переглянулись, попрощались с Верховным и вышли.

Сталин вернулся к креслу, положил руки на подлокотники и вновь взглянул на донесение «Листа».

— Курск… Орёл… Посмотрим, что за наступление они там готовят.

Кремль. Ставка Верховного Главнокомандующего. Тяжёлая дверь с бронзовой ручкой открылась с характерным скрипом и мягко закрылась за спиной Алексея Громова. Красные дорожки на полу, высокие потолки, массивная мебель из тёмного дерева. В помещении царила сухая строгость, характерная для военного времени.

На стенах — большие оперативные карты с флажками, линии фронтов, схемы перемещений. Возле окна — массивный письменный стол с настольной лампой, папками и телеграфными лентами. В кресле, поднявшись, как только вошёл Громов, стоял Иосиф Виссарионович Сталин. Серая гимнастёрка, выражение внимательное, но сдержанное.

— Здравствуйте, товарищ Громов — спросил он, делая шаг вперёд и пожимая руку.

— Здравствуйте, товарищ Сталин, — ответил инженер, выдерживая прямой взгляд.

Сталин кивнул и пригласил жестом пройти к столу. Там уже находились маршал Василевский и нарком вооружений Устинов. На столе между ними — развёрнутые схемы, донесения разведки, несколько чёрно-белых фотоснимков с фронта и технические диаграммы. Обстановка не допускала лишних слов.

— Садитесь, — произнёс Сталин с характерным акцентом. — Мы перейдем сразу к делу.

Сталин кивнул Устинову. Тот подал Громову стул. Василевский жестом пригласил сесть.

— Садитесь, товарищ инженер. Разговор будет прямой. У нас мало времени, — сказал Сталин. — Вас уже ввели в курс обстановки?

— В общих чертах. Курское направление. Подготовка немцев к стратегическому летнему наступлению, — коротко ответил Громов.

Сталин поднял взгляд:

— Немцы перебрасывают танковые корпуса. В число которых будут входить и новейшие танки и самоходки. Мы ждём удар в июле. Мы хотим знать, чем ваши аппараты могут помочь на новом стратегическом направлении? Не абстрактно, не в будущем. Сейчас.

Громов разложил на столе свои документы. Первый лист — схема боевого дрона: алюминиевый корпус, крыло типа «ласточка», две выносные балки с зарядом.

— Да, товарищ Сталин. Мы доработали конструкцию ударных беспилотников. Аппараты несут заряд на основе комбинированной взрывчатки: ТГА и гексоген. Вес — около 3,5 килограммов. В случае прямого попадания в танк средней категории — гарантированное поражение. По тяжёлым — как минимум, выведение из строя. Разрывается внутри моторного отсека или под башней.

Василевский чуть подался вперёд:

— А если попадание касательное?

— Гусеница, система охлаждения, оптика — все уязвимые элементы. Даже не пробивая броню, дрон может ослепить танк, остановить, превратить его в мишень для артиллерии.

Устинов аккуратно пролистал одну из схем. На ней была отмечена система радиоконтроля.

— Какой у него радиус действия?

— В боевом режиме — около сорока километров от точки запуска. Есть система автопилота. Возможна коррекция курса через бортовой ретранслятор. Если нет сигнала — включается программа самонаведения по тепловому контуру или фиксированному объекту.

Сталин сдвинул трубку на край стола:

— И точность?

— На последних испытаниях — отклонение от заданной цели не превышало шести метров. При боевом весе это допустимо. Плюс — пикирующая траектория.

— Вы проверяли работу на действующих танках? — поинтересовался Василевский.

Громов кивнул:

— Да. Один из Пе-8 с испытательной группы сбрасывал аппараты на позиции в районе Гжатска. При попадании в корму — взрыв внутри отсека. При касательном — танк загорелся.

Сталин задумался, затем встал, медленно подошёл к карте. Его пальцы остановились на изогнутом выступе Курской дуги.

— Где вы предлагаете их использовать?

— Здесь, — Василевский показал южный фас. — Белгород, район Яковлево, район Сырцев. Предположительно, туда пойдут тяжёлые корпуса. В случае начала прорыва, дадим команду на взлет ударных «Комет». И наносим удар по головной колонне. Затем — по командным точкам и мостам.

Устинов задал следующий вопрос:

— Сколько аппаратов вы можете собрать до конца июня?

— При текущем темпе — около тысячи в месяц. Если усилить линию — до тысячи двухста. Потребуется дополнительно еще один заводской цех.

Сталин вернулся к столу:

— Что будет, если аппарат попадёт в руки противника?

— Мы встраиваем механизм ликвидации. При отклонении от курса более 30 процентов — срабатывает плавкий предохранитель. Все схемы — закодированы.

Пауза. Сталин смотрел прямо на Громова:

— Мы не можем позволить себе проиграть эту летнюю кампанию.

— Понимаю.

— Хорошо. Товарищ Василевский, оформите приказ. Товарищ Устинов обеспечьте снабжение. Громов поступает пока в распоряжение Ставки. Пусть готовит группы. И пусть ваши «Кометы» будут готовы к запуску. Но перед этим мы дадим вашим ударным беспилотникам задание, чтобы проверить насколько они будут хороши в деле. Это будет связано со снабжением горючего в тылу противника.

Громов встал.

— Буду ждать приказа.

Сталин кивнул:

— Тогда все хорошего. Желаю успеха.

Когда дверь за инженером закрылась, Устинов покачал головой:

— Знаете, Иосиф Виссарионович… Я бы не удивился, если бы он прилетел к нам сам, на одном из этих аппаратов.

Сталин усмехнулся:

— У него все еще впереди.

Ставка. Через двадцать минут после разговора со Сталиным Алексей Громов оказался в кабинете начальника Генерального штаба с картой оперативного направления на стене. Василевский стоял у окна, положив руки за спину. На столе перед ним лежала свежая аэрофотосъёмка и папка с пометкой «совершенно секретно».

— Алексей Андреевич, — начал он негромко, не оборачиваясь, — мы знаем, что у противника в районе Фатежа, в пятнадцати километрах к западу от Курска, действует передвижная нефтебаза.

Он подошёл к столу, развернул один из снимков. Чёрно-белое зернистое изображение: рельсовая ветка, от неё отходят площадки с полукруглыми тенями — резервуары, цистерны.

— Вот она. Принимает топливо с юга, из Брянска. Дальше, по заправщикам, прямо в танковые батальоны. «Тигры» и «Пантеры» не поедут на воде. А если мы ударим сюда — остановим колонны до того, как они тронутся.

Громов наклонился над снимком. Опознал систему насосов, маскировочные тенты, виднелась даже линия слива.

— Работают по всем правилам, — прокомментировал он. — Цистерны сливаются в закопанные резервуары. Оттуда — в автоцистерны. Замаскированы неплохо, но видно, что ночью у них активно идёт работа. Боятся наших бомбардировок.

— Вы можете накрыть эту точку ударом?

Громов вытащил из планшета свернутую схему боевого дрона.

— Можем. Поднимем два аппарата с термобарическим зарядом. Лететь будем ночью. Выход на цель — по данным ОСНАЗ. Координаты уже известны. Один аппарат идёт на насосный узел, второй — в скопление цистерн у насыпи. Если попадём в момент слива — эффект будет как от авиабомбы.

— Сколько взрывчатки несёт дрон?

— До четырёх килограммов в термобарическом заряде. Главное — не бронепробитие, а волна. Взрывной фронт разносит всё в радиусе пятнадцати метров. Открытый бензин воспламенится. Вторая волна добьёт машины.

Василевский провёл пальцем по маршруту на карте.

— Сколько нужно времени на подготовку?

— Десять часов. Нам потребуется выехать ближе к передовой. Есть точка в районе Обоянского шоссе — заброшенная деревня, оттуда меньше двадцати километров до цели. Поставим машину, поднимем антенну и дрон выйдет сразу на цель. Возвращаться не будет — заряд большой, батарея работает на один вылет.

— А связь?

— Прямая по радиоканалу. В случае сбоя сработает автопилот. Установим таймер на самоуничтожение через нужное время после старта. Аппараты не попадут в руки врага.

Василевский вновь взглянул на фотоснимок. Там, словно на ладони, вырисовывались чёткие силуэты бочек, зенитная точка, две будки охраны.

— Здесь танки не стоят. Они в лесу, километрах в десяти, но топливо возят оттуда. Если уничтожим узел — машины останутся на месте. Конечно, немцы найдут горючее и способы его доставить. Но мы выиграем время.

Он на мгновение замолчал, потом твёрдо произнёс:

— Это и будет вашей главной задачей на ближайшее время.

Громов кивнул:

— Слушаюсь. Принимаюсь за подготовку, товарищ генерал. Запланируем вылет в ночь с пятницы на субботу.

— Возьмите из резерва всё необходимое. Доложите лично по факту ликвидации объекта.

Фатежский район, тыл Вермахта.

Утро над лесистой низиной начиналось с запаха мазута. На границе небольшого железнодорожного тупика, между берёзовой рощей и полем, скрывалась немецкая передвижная нефтебаза — технический узел, от которого зависела подвижность целого танкового корпуса.

Обер-лейтенант Вернер Штольц стоял на дощатом настиле у штабного фургона и щурился на клубы пара, поднимавшиеся от нагретых бочек. Из его кармана торчал блокнот, исписанный литражами и маршрутами. Позади него, под брезентовыми навесами, гудели дизельные насосы — сливающие топливо из прибывшего ночью состава.

— Бригадефюрер СС вчера лично запрашивал, чтобы «Пантеры» с 2-го батальона были полностью заправлены к вечеру, — сухо проговорил старший унтер-офицер. — Ещё двадцать шесть машин. Топливо уходит, как вода в песок.

— Пантеры… — усмехнулся Штольц. — Красиво звучит. Жрут они топливо тоже как звери.

Подошёл техник, весь в пятнах от дизельного топлива.

— Вагоны из Лейпцига на месте. Сливаем в резервуары. Бензовозы можно гнать через двадцать минут.

— А контроль? Давление в линии?

— В норме. Проверяли утром. Один клапан придушили, чтобы не рвало шланги. Но насос работает.

Штольц кивнул.

— Следите. Если взлетит хоть одна цистерна — от нас останется жирное пятно.

Нефтебаза состояла из трёх ключевых секторов: железнодорожная площадка с шестью цистернами, стационарные резервуары — два заглублённых в землю ёмкостью по 15 000 литров, и площадка для залива в автоцистерны. Каждое утро сюда подъезжали «Опели», «Мерседесы», бронетранспортеры Hanomag.

Топливо лилось без остановки. Мотористы трудились молча, только изредка переговаривались жестами. Лес вокруг был обмотан маскировочной сеткой, между деревьями висели муляжи — фальшивые палатки, формы, пустые ящики от снарядов. Всё работало на то, чтобы создать видимость обычного полевого лагеря.

Подъехала очередная колонна: три полугусеничных заправщика и бронеавтомобиль сопровождения. Из кабины вылез лейтенант из СС — молодой, с угловатым лицом, в чёрной фуражке.

— Мы с восточного фланга, — сказал он резко. — Срочно заправьте тридцать тонн топлива. Полный резерв.

— У нас по графику — техника дивизии «Гроссдойчланд», — возразил Штольц.

— А у нас — указание от Кемпфа. Либо вы заправляете нас сейчас, либо завтра русские накроют нас, пока мы будем ждать в очереди.

Штольц молча махнул рукой технику.

— Два шланга. Один резервуар.

Завизжали тормоза. Подкатили к крану. Один из мотористов склонился к контрольной панели. Рядом плескалась гуща топлива в открытой воронке. Запах резал ноздри.

В стороне, у охранного поста, стояли зенитчики. Один из них, ефрейтор по званию наблюдал за небом.

— Скажи мне, Эрих, — обратился он к напарнику. — Ты ведь слышал вчера — командование велело проверять не только самолёты, но и «маленькие штуки»? Без шума. Без крыльев.

— Да, — кивнул второй. — Якобы русские что-то запускают. «Глаза в небе» их называют.

— Нам бы лучше бочки смотреть, — вздохнул первый. — Стоим тут на горючем — как на бочке с динамитом.

Из леса доносилось гудение. Но зенитчики не обратили внимания — они слышали много шумов. А пока вся база кипела от утренней загрузки. Последние машины выстраивались в колонну, ожидая сигнала.

И никто не знал, что из-за горизонта уже поднимается аппарат, который не боится зениток.

И небо хранило эту тайну ещё несколько минут.