Братство. ДМБ 1996

Глава 19

Мы стояли на вокзале и вспоминали нашего товарища.

Ну, парни-то его так не называют, он же был нашим командиром. Но я-то понимал, что на гражданке всё будет иначе, да и по факту он был таким же пацаном, просто чуть старше нас.

Было что вспомнить.

Нового взводного мы тогда невзлюбили сразу. А как иначе? Вместо погибшего Ковальчука, прошедшего Афган, которого мы все уважали, прислали зелёного летёху, который и с армией-то особо не был связан.

Он окончил вуз с военной кафедрой и сразу попал к нам. Этих гражданских «двухгодичников» мы повидали в других ротах, и всем было понятно, чем это грозит — ничем хорошим.

Звали его Магадеев Ильдар, но мы сразу прозвали его между собой Маугли, да и другие офицеры тоже так его называли, только тихонько, чтобы мы не слышали.

Смуглый он был и черноглазый, как Маугли из советского мультика. Родом из Казани, вроде как мусульманин, но мы не спрашивали, а он не говорил.

Прибыл и сразу давай наводить свои порядки. Это нельзя, так не положено, слушайте меня, я командир. И голос у него прорезался не сразу, поэтому он порой визжал или упрашивал.

Чуть что, кричал: «Ты как с офицером разговариваешь», нашёл нычку Шопена, где тот хранил спирт — нашу неприкосновенную жидкую валюту, которую мы меняли на всякие полезные мелочи, и вылил в сортир. Ещё однажды наорал на Газона, думая, что тот потерял автомат, хотя Саня всегда ходил с ручным пулемётом.

И больше всего нас раздражало то, что мы-то в боях были с самых первых дней, даже в штурме Совмина участвовали и хлебозавод брали, а он прибыл совсем недавно и ни хрена в этом всём не понимал.

Аверин, который командовал ротой, пытался его обучать, а мы сделали вывод, что он в первом же бою нас положит. В первом бою Маугли нас не положил и сам выжил, и во втором тоже. И в третьем он умудрялся командовать, хотя его трясло и рвало от страха.

Постепенно и он показал себя с другой стороны, начал сам вести себя, как положено командиру, и наше мнение о нём начало меняться.

В городе не смолкали взрывы и пальба — прямо сейчас шёл штурм площади «Минутка». Яростный и жестокий бой стихать не думал. Пацаны шли в атаку, но «духи» засели в укреплениях и не собирались оттуда уходить.

В какой-то момент земля содрогнулась от взрыва бомб, а над головой с рёвом пролетели самолёты.

— Хоть бы не на наших сбросили, — приговаривал Царевич, как молитву, с тревогой глядя в небо. — Хоть бы не на наших.

У всех были такие мысли, ведь мы все видели, что бывает, когда на нас с неба сыпятся наши же бомбы. Ошибка, но нам от неё не легче.

На площадь нас не отправили, у нас была другая задача — не допустить выхода «духов» нашим в тыл. Но наша задача была одна, у врага — другая. Компромисса быть не могло, и никто не собирался уступать.

Навык копать мы развивали с первых дней, и сапёрная лопатка была нашим спасением. Зарывались даже в ледяную грязь, находя дыры в асфальте, его же кусками и кусками мёрзлого грунта, выломанного взрывами, сооружали перед собой хоть какие-то укрытия от пуль и осколков.

А куда деться? Ведь впереди по нам палил танк.

Т-64, дудаевский, с зелёным флагом на антенне, укрытый за полуразрушенным магазином, молотил из пушки, посылая один снаряд за другим, а пулемёт не затыкался. Наши БМП уже сгорели, не выдержав попаданий, а другие танки сейчас на «Минутке», им не до нас.

Вот мы и закапывались, чтобы выжить. Холодно, сыро, во рту песок и щебень, в животе тошнота, а в ушах звон. Ныли ободранные локти и колени. Ну а наш летёха-недоносок куда-то пропал. Для него это был не самый первый бой, и, скорее всего, он или помер, или удрал. Хотя в предыдущие разы держался, но в этот раз точно пропадёт. Так думали мы все.

Пулемётные очереди продолжались, но когда они ненадолго затыкались, мы слышали стоны.

— Батона зацепило, — передавали мы по цепочке.

Он лежал в воронке, и пойти туда — смерть. И всё же мы решили ползти туда с Халявой, пока остальные прикрывали. Шустрый уже был там.

И доползли. В воронке, где лежал Батон, рядом с ним возился кто-то из наших: приложил к ране чистые тампоны, только что взятые из аптечки, и обвязывал их бинтами. Всё чин чинарём, как полагается. Пустой тюбик обезболивающего с иглой валялся рядом.

— Всё-всё, — успокаивал раненого лейтенант, навалившись на него, чтобы тот не поднялся. — Всё, закончил. Не ссы! Сержант, в медроту его! Организуй доставку!

Ëперный театр! С удивлением для себя в этой воронке я увидел Маугли. Лейтенант был белый, как смерть, глаза дикие, весь в крови, но чужой. Зубы стучали, но он, оказывается, не сбежал и был готов драться дальше. И командовать тоже.

— Халява, Шустрый — выполнять! — приказал я.

— Там ещё смотри! — Маугли притянул меня к себе и показал рукой на дом, нависший над нами. — Там на третьем этаже «дух» сидел с «мухой». Я его снял. Вот если туда залезть, то мы его оттуда сожжём, — он кивнул на танк. — Место хорошее. И залезть вон оттуда можно.

— Сделаем, — сказал я и кивнул.

Оказывается, Маугли приехал в область к сестре, у него был отпуск. Там он встретил Рыжего, ныне работавшего в ОМОН. Рыжий рассказал о нас, поделился контактами, и Маугли позвонил. И мы тут же пригласили его к нам в гости, он подумал и решил приехать.

Может, выйдет сманить его к нам?

Маугли остался в армии после войны, стал старлеем, будто привязался ко всему этому. Хотя выходец из гражданского вуза.

Встречали мы его, как полагается. Парни обрадовались, что снова его увидят, тем более, когда прекратился один головняк, и стало возможно расслабиться.

Поезд со следаком ушёл, а нужный нам задерживался. Ждать на улице — холодно, мы коротали время внутри вокзала. Там людно, все лавки заняты, на некоторых спали. Очень много китайцев с рисовыми сумками, много вороваек и попрошаек. Кто-то разлил чай из термоса на грязную плитку в проходе, и теперь пахло заваркой.

Среди рядов лавок ходили ППСники, гоняли бомжей и проверяли документы у подозрительных лиц. В зале ожидания на стене висел телевизор, по нему показывали «Утреннюю почту». Звук совсем не слышно, потому что кто-то слушал магнитофон. Играла песня:

— Прощай цыганка Сэра…

Были здесь и цыгане, от которых прочие пассажиры шарахались, но к нам они не подходили.

Мы заметили, что в углу расположилось несколько солдат-срочников в форме. Разложили сумки в кучу, сидели прямо на них и играли в карты. У одного были перчатки без пальцев, он как раз тасовал колоду. У нас тоже была такая шутка, мол, вот тебе перчатки, чтобы руки не смозолить, раз так часто проигрываешь.

Царевич вздохнул, подошёл к концу зала, где стоял киоск с продуктами, купил бутылку «Дюшеса», несколько пирожков, пару пачек сигарет и шоколадку. С этим он подошёл к бойцам, поболтал с ними, выдал ношу и вернулся к нам.

— Блин, я тут со всей душой подкормить их решил, тощие же, — он легко улыбался, — а они, оказывается, домой едут. Дома-то и отожрутся.

— Ну ничё-ничё, — проговорил Шустрый. — Вспоминать потом тебя будут, Царёк.

Из динамиков раздался писк, треск и гудение. Кто-то говорил, но так неразборчиво, будто там были инопланетяне из какого-нибудь фильма. Но народ начал вставать с лавок и торопиться на выход. Значит, прибывает поезд. Мы и пошли на перрон.

— Ну надо же, товарищ старший лейтенант, — Шустрый усмехнулся, вытянулся и шутливо приложил руку к шапке. — Командир, рады приветствовать.

— Ну вы чё? — вылезший из вагона офицер поправил сумку на плече. — Это там командиром был для вас, а сейчас-то чего? Ну иди сюда, Шустрый! Чё встал? Бегом, рядовой! — он засмеялся.

— Ща, — Шустрый крепко обнял Маугли. — Ща, поедем пожрём, потом по бабам рванём, хе-е!

Ну блин, молодой же тоже. Когда самому было двадцать, это было не так заметно, но сейчас видно чётко. Наш взводный, а потом и ротный был ненамного старше нас самих.

В дороге Маугли оброс, покрылся щетиной. Скулы стали острее. Форма военная, со звёздочками на погонах. Другой одежды у него, возможно, и нет. В армии он решил в итоге и остаться, а платили там плохо.

— О, Старый, даже выглядишь иначе, — Маугли крепко сжал мне руку, глядя в глаза с улыбкой. — Не бросаешь всех, я смотрю.

— Наоборот даже, — я хлопнул его по плечу. — Собираю. Сейчас самое время, чтобы кучковаться. Поехали.

— Ильдар, — Царевич скромно встал рядом с ним. — Ждали тебя. Хорошо, что заехал.

Расселись в тачку Царевича и поехали пообедать. По пути обсуждали новости, даже про следака и его поиски журналиста не забыли. Ну, не всё, само собой, ведь Маугли был не в курсе настоящей истории про того снайпера, поэтому обсудили в общих чертах.

— Так в армии и остался? — спросил Шустрый.

— А куда податься? Здесь ещё перекантуюсь, в госпитале можно будет пару ночей переночевать, договорился.

— Не, — сказал я. — Можешь у меня остановиться, можешь где угодно, любой примет.

— Вот вообще, — Маугли оглядел нас, — будто и не расставались. Даже покомандовать хочется, прикиньте, пацаны!

— Ты это брось, — я засмеялся. — Свои замашки военные оставляй в армии. Шучу. Сейчас перекусим, отдохнёшь, вечером где-нибудь соберёмся все вместе. Расскажем, что придумали, сегодня как раз результаты будут.

— Чего отдыхать-то? — он усмехнулся. — Не устал, не сто лет. Наоборот, пока отпуск, надо чем-то заниматься. А то если на боку валяться, всё слишком быстро пролетит.

Вечером собираемся строго, при всём параде, все вместе, будут только наши. Потом, когда лейтенант будет уезжать, соберёмся ещё раз. Пока же просто завезли Маугли пообедать в столовке у рынка, где хорошо кормили.

Столовая приличная, светлая, чистая, и приятно пахнет жареным мясом. Столы накрыты белыми скатертями, мебель деревянная, прочная, хотя в одном углу стоял дешёвый пластиковый стол. Блюд не так много, выбора почти нет, что сварили сегодня, то и подают, зато цены недорогие.

Кстати, видно, что человек рад встрече. Это напоминает ему о других временах, пусть и более страшных, но когда были люди, о которых он знал всё и был в них уверен. Сейчас таких нет, но если снова окажется в бою — найдёт. Правда, на текущий день он явно не знает, чем себя занять.

— Да тут вспоминал на днях, — со смехом рассказывал Маугли. — Помните, как Димка Рахманов с «духами» по рации разговаривал? Вот они и там ругались друг с другом. Никто так не умел, как он.

— Как не помнить? — спросил Шустрый. — Себя волками называют, нас псами, матерят, а тут Димон приходит, как начнёт их костерить. Они аж сами не рады, что связались, отключались.

Принесли тарелки с борщом, куда густо положили сметаны, гречку с котлетой на второе, чёрный хлеб и свежий чай. Место всё же хорошее, да и здесь постоянно обедают таксисты и продавцы с рынка, кто побогаче, а они где попало есть не будут.

— В Таджикистан, кстати, грозились отправить, — рассказывал Маугли. — Там тоже ничего хорошего. Но пока в Дагестане сидим, смотрим, что теперь у соседей происходит, в независимой республике Ичкерия, — с издёвкой произнёс он.

— Стреляют?

— Часто, — старлей нахмурился. — У них сейчас между собой грызня идёт. Вот надо было сразу так делать, пацаны, надо было дать им повариться в своём котле, а не бабками закидывать и оружием. Вот когда они против нас бились, все были заодно, и Дудаев у них был первый среди равных. А сейчас каждый сам за себя. Дали им свободу, а они ей воспользоваться не могут. Грызутся. А народу от этого одни беды, что нашему, что их.

— Ещё, наверное, видать, входить будем, — заметил Царевич.

— Скорее всего. А вкусно здесь, — Маугли уже опустошил тарелку с супом и вытер её хлебом. — А помните, как мы патроны утилизировали? Когда выводили. Чтобы никому не досталось.

— Ага, — Шустрый закивал. — Все цинки в сортир скидывали. Кто-нибудь потом пойдёт по-большому, и там в яме рванёт!

— А что вы придумали, пацаны? — спросил Маугли. — Что за дело?

— Это к Старому, — сказал Борька. — Он тут голова. Сидел-сидел после армии, уезжать даже хотел на вахту, а потом как давай умные мысли раскидывать! Прям как Папа!

Это про Аверина, некоторые его так называли, Папа или Батя, и вполне заслуженно.

— Объясню, может, заинтересует, — сказал я, — или давай, поедем со мной. Встреча будет с коммерсантами, сразу и услышишь, я буду им объяснять. Если хочешь, конечно.

— В этом? — Маугли показал на форму.

— Это афганцы, даже в плюс такое будет. Пообщаешься с ними, нормальные мужики. Недавно с ними разговаривали.

— Ну, ладно. Командуй тогда, как лучше. Я в этих делах вообще ни бум-бум.

— Да ты не торопись, всё будет, — сказал я. — Тут некоторые пацаны, кто с нами там был, в городе есть. Моржов, десантник, помнишь его? Много кто, иногда видимся.

— Ну, ништяк. Из всей роты, наверное, только вы и кучкуетесь. А у нас все разбежались. Как войска вывели, некоторые офицеры рапорты начали писать, на увольнение. Ну, это кто знал, куда пойти. Семьи же кормить надо, а на волю же из армии не уйдёшь, надо же знать, куда. Работы-то нет. Кому повезло, а остальным нет.

— Ну, у нас скоро будет работка.

— А ещё…

Он замолчал, недобро глядя на вошедших. Парни тоже напряглись.

Вошло трое человек в чёрных кожанках, один с бородой, двое с густой чёрной щетиной. Между собой они переговаривались на чеченском. Так что мы посмотрели на них на автомате, а те уставились на нас, холодно, что-то обсуждая между собой на своём языке. Это Маугли привлёк их внимание — слишком он не вписывался в привычную картину кафе.

Они смотрели на нас из-за формы Ильдара, а мы на них из-за речи. Это вот как с переговорами по рации, которые мы только что вспоминали. Мы общались на своих каналах, а «духи» на своих, но мы могли слушать друг друга.

Проблема была в том, что они-то знали русский, а мы их язык — нет. И когда они говорили на своём языке между собой, то в голове сразу срабатывал переключатель «свой-чужой».

Когда я был ранен, и Слава Халява дотащил меня до поста чеченского ОМОН, воевавшего на нашей стороне, то те, кто был рядом с нами, говорили между собой только на русском, чтобы мы их понимали и не боялись. Поэтому мы и их не воспринимали, как противника.

А здесь сразу будто сработал тумблер, что расслабляться нельзя, и даже мышцы напряглись. Тело-то помнит.

Не имею ничего против них. В первой жизни, уже через многие годы после войны, довелось работать с чеченцами. Даже в Грозный как-то ездил и совсем его не узнал, настолько его перестроили. Новые здания, фасады, кафе, фонтаны. Совсем другое место, не такое, каким я его помнил.

Но когда слышал речь, в нос сразу бил запах гари и пыли от разбитых кирпичей. Это навсегда, у меня и у любого другого, кто там был. Но я с этим научился жить.

А вот для наших парней они сейчас выглядели как «духи», только на нашей территории. А мы для них — федералы, «гоблины», кто раздолбал их город на танках. Враг на целое поколение.

И военная форма сразу зацепила взгляд. Слишком мало времени прошло после войны, ещё и следующая не за горами.

Судя по всему, Царевича они не знали, потому что старший из них сразу пошёл к нам, недобро глядя на лейтенанта.

— Чё зыришь? — спросил он.

— А чё, проблемы? — тут же ответил он, прищурив левый глаз.

— Ты чё опять явился? Вчера мало было?

— Он только сегодня приехал, — сказал я. — А вы сразу с наезда начали, не разобрались даже.

Все трое уставились на меня.

— А ты кто?

— А с кем говорю?

Персонал кафе начал прятаться, уже наученный горьким опытом, к чему могут привести такие разговоры, а мы переглянулись и начали готовиться к схватке.

Скорее всего, они из охраны рынка, так что у них могут быть и стволы, и ножи. Но на таком расстоянии оружие ещё надо успеть достать, а стул может быть не менее опасен, чем заточка.

Но обошлось без драки.

Вошло ещё двое человек в чёрных костюмах. Один — уже седобородый, в серой высокой папахе. У второго, мужчины под пятьдесят, борода рыжеватая, с лёгкой проседью, на бритой голове чёрная велюровая шапочка — пяс, похожая на тюбетейку.

Чеченец в шапочке отдал короткий приказ, не повышая голоса, и все трое молодых, не раздумывая и не споря, кивнули ему и пошли на выход, переглядываясь между собой. У них так принято, старший же, его положено слушаться.

Седой с трудом сел на стул у окна, а мужчина в шапочке подошёл к нам.

— Доброго дня! — начал он низким голосом почти без акцента и без эмоций, легко кивнув. — Это недопонимание. Не ставьте это им в вину. Молодые, горячие.

Смотрел он на нас с Маугли, но встал возле Царевича, положив руку на спинку его стула.

— Что-то сразу начали лезть, — сказал Царевич, не глядя на отчима. — Даже не поговорили.

— Был тут вчера случай, драка, вот и напряжены. Спутать могли с другими. Но если гостей беспокоить нельзя, так что мы с этим разберёмся. А что у тебя, Руслан? Гость к тебе приехал? Друг? Всех друзей собрал. Отдыхайте, счёт на нас, — чеченец посмотрел на нас всех по очереди, прямо в глаза. — А если хочешь в гости к нам пригласить, Руслан — прошу. Здесь мир, войны нет.

Он отошёл за стол к старому, и они начали что-то обсуждать, не глядя на нас.

— Это кто? — тихо спросил Маугли. — И откуда он тебя знает?

— Отчим мой, — проговорил Царевич. — Султан Темирханов. И его дядя Аслан, самый старый чеченец в городе.

— Точно, ты же рассказывал. Я забыл. А их тут много, оказывается.

— Угу.

— Ладно, — я оглядел пустой стол. — Мебель уцелела, посуда тоже, а мы наелись и не подрались. Уже неплохо. Ну что. Поехали к афганцам? Надо их уговорить сотрудничать, чтобы не кричали, что не собираются конкурентов плодить.