Братство. ДМБ 1996

Глава 17

— Точно получится? — спросил Халява, съезжая с моста через реку. Он ехал в рубашке, забыв накинуть куртку, ведь слишком торопился. — Ты куда звонил-то?

— Потом об этом, — я смотрел вперёд. — Надо Шустрого догнать. Чтобы его на месте не взяли с пушкой, или повяжут всерьёз.

— Может, менту тому позвонить? — предложил Царевич, сидящий сзади. — Он свяжется, с кем надо, гаишники тормознут на выезде. Штраф, конечно, будет, что без прав и без доверенности, но Газон же не будет заяву писать на угон.

— Да нет, конечно, — подал голос Газон. — Просто настучу по его башке, чтобы…

— Гаишников нельзя, — сказал я. — У Шустрого ствол, он на взводе. Если выстрелит…

Стало тихо. Но лица решительные, готовы действовать, даже рискуя собой. Просто у всех на уме мысль, чтобы не зацепило других. За себя боятся, да, это естественно, но и за остальных страшнее. Потому что там человек, находящийся рядом, был близок, как кровный родственник, и даже сильнее.

Зелёная «восьмёрка» Газона, на которой ехал Шустрый, показалась впереди. Машина это резвая, в городе удобная, и даже на БМВ хрен догонишь. Да и догонялки устраивать — опасно. Не кино же, разбиться можно всей толпой.

Но мы уже покинули город, и впереди только железнодорожный переезд, за которым идёт длинная прямая дорога к посёлку при химкомбинате. Кстати, тот самый переезд, из первой жизни, на котором я тогда и остался.

Состав с цистернами ехал в сторону станции, но семафор на переезде уже моргал красным, правда, шлагбаумы ещё не опустились. Шустрый проехал, мы следом, и шлагбаум опустился за нашей спиной.

Славик втопил педаль в пол, и мощный двигатель БМВ зарычал. «Восьмёрку» видно хорошо, как и её номер, старого образца, с четырьмя цифрами 11–23. Но Шустрый сильно не гнал, хотя точно нас заметил. Будто опасался, что мы ещё в аварию все вместе попадём.

— Если сбоку заедешь, мы ему помаячим, — сказал Царевич.

— Да он же упрямый, — проговорил Халява сквозь зубы. — Дерёвня, блин, упёртый, как осёл. Вот я ему настучу, гаду! Он чё? Совсем уже?

— Всё равно надо его тормозить, — Руслан говорил спокойно, но твёрдо.

— Знаю. Эх, батя меня убьёт, — Славик хмыкнул. — Теперь точно в Таджикистан отправит, на границу, мать его…

— Ты чё собрался делать? — Газон догадался, но было поздно.

БМВ ускорился. Бац! Меня бросило вперёд, но не сильно, а вот Халява сматерился — немецкая подушка безопасности ударила его в лицо. Он затормозил, и мы остановились. «Восьмёрка» с помятым задним бампером рванула дальше, но резко остановилась.

— Вы чё там? — Шустрый вышел из машины и пошёл нас проверять.

Халява с матами пытался выпутаться из ловушки, а мы выбрались из машины. В целом, не так сильно, но ремонт такой дорогой тачки встанет в копеечку. Ладно, это хрень, разберёмся.

Я остановился перед Шустрым.

— Отдай ствол, — сказал я.

— Не, — он замотал головой.

— Дай мне, — я протянул руку.

— Ты не понимаешь, Старый, — его голос звучал иначе, злее. Глаза расширены, руки тряслись. — Иначе нельзя.

— Это ты не понимаешь, Борька. Мы придумали, что можно сделать. Как выбраться из этого. Отдай пушку.

— Не, я щас поеду, — он быстро-быстро закивал, — и прибью падлу. Тачку брошу подальше, чтобы Газона не подставлять, и дойду пешком. Завалю, а потом скажу, что я один был, и с журналюгой тоже я был. Один! Ещё кого-нибудь назову, кто там остался, пацаны на том свете в обиде не будут.

— Боря, — спокойно сказал Царевич. — Зачем один?

— А что ещё делать? Вы видели, что от Самовара осталось? — голос Шустрого дрогнул. — А эта падла в жизни не пропала! Всё ему достаётся легко. Мля, как так вообще? Почему? Других топчет, сам вперёд рвёт, и всё получает, хотя вечно косячит и подставляет. Вот и нас решил потопить, лишь бы выплыть.

— Харэ, Шустрый, — Халява выбрался из тачки и подошёл к нам. Холодно, он без куртки, но стоял прямо.

— Я давно хотел так сделать, даже адрес вычислил! Собирался же к нему явиться. Тогда морду разбил, да мало этого. Да тут Самовар отговорил, — он медленно отступал к машине. — Типа, а чё, у меня ноги заново вырастут? Не вырастут, но хоть что-то! Хоть кто-то получит по справедливости!

— Борька, — позвал я. — Сдай оружие, боец.

— И чё тогда? — прокричал он. — Следак всех на зону загонит! А сам на повышение пойдёт! Нихрена не выйдет. Они вдвоём выплывут, и ничё им не будет! А нам — хана.

— Сдай оружие, — сказал я спокойнее и подошёл ближе.

— Нет.

— Тогда слушай, скажу всего раз, Боря. Раньше мы сами воевали. Нас отправляли подыхать. А сейчас — время другое. И вот пусть теперь они сами попляшут.

Он посмотрел на меня с недоумением. А я продолжал:

— Пусть эта братва сама ищет, кто виноват, между собой разбирается. Пусть думают, что всегда были под колпаком, пусть хвосты свои зачищают, им скоро вообще не до нас станет. А когда разберутся с этими проблемами, мы ещё что-нибудь придумаем. Но нас трогать не позволим.

— Ты про что, Старый? — тихо спросил Шустрый.

— Мы уже повоевали своё, теперь всё будет иначе. Все эти бандосы и прочие гады сами посдыхают, а мы останемся. Всё продумано уже. Знаешь, сколько всего впереди нас ждёт? Так не ломай всё это раньше времени, и у нас будет всё. Отдай только пушку. И увидишь, что будет с этим Вадиком и Ерёминым заодно. Я не подведу. Не в этот раз.

Шустрый молчал, думал, шмыгнул носом и вытер его рукавом. После убрал руку под расстёгнутую дублёнку, и вытащил заткнутый за пояс пистолет ТТ.

Ствол выглядел как новенький. Наверняка украден с какого-то склада. Чистый ствол, из которого никогда ни в кого не стреляли.

— Точно? — спросил Шустрый упавшим голосом.

— Обещаю, Борька. Всё будет иначе.

Он протянул мне оружие рукояткой вперёд. Я взял пушку, тяжёлую, холодную. И подумал, что впервые с того самого дня, когда мы вернулись из армии, держу оружие в руках. Почти тридцать лет для меня прошло.

А для них всех это было вчера. И никто не знает, как можно решать проблемы иначе. Не видел других вариантов, поэтому и выбрал такой знакомый ему способ.

Шустрый так и стоял, опустив голову, ветер трепал непослушный хохолок на его голове.

— Да всё хорошо будет, — сказал я.

— Не знаю, — прошептал он. — Вообще всё не так идёт, как я думал. Там когда был, каждый день мечтал, что домой вернусь. А вернулся, так думаю — а зачем? Может, и не надо было возвращаться? А тут хоть что-то сделаю ради пацанов.

— Да ты хорош, Шустрый, — с удивлением проговорил Халява. — Ты чё, первый парень на деревне же, и тут…

Шустрый не ответил. Славик подошёл ближе, постоял, подумал. Потом шагнул и обнял Борьку, похлопал по спине.

— Всё хорошо будет, — пообещал я, осмотрев пистолет. — Иначе. По уму. И ни одна сука не сможет нас похоронить. А сейчас я буду действовать. Как надо буду действовать, — я протянул пушку Газону, — Не попадись только, скоро здесь ментов будет — не протолкнуться.

— Не попадусь, — Газон невесело хмыкнул и убрал оружие. — У меня заявление, если что, написано, что несу в ментовку сдавать.

— Хватит мёрзнуть, — подошедший Царевич нахлобучил на Шустрого забытую им шапку. — И так одни сопли. На, — он протянул ему платок.

— Ты как всегда, как мамка моя, — пробурчал Шустрый, отходя от Славика. — Халявыч, а чё от тебя женскими духами несёт?

— Клубные шмотки, с тёлкой какой-то танцевал, её же и пялил потом в сортире, — с привычной дерзостью в голосе ответил Славик и хмыкнул.

— Ты хоть стирай их, а то пацаны не поймут, в натуре, — Борька заржал.

— Халява, с ГАИ договоришься? — я показал на две побитые машины. — Если вдруг приедут.

— Да, чтобы я да не договорился? — он рассмеялся и достал из нагрудного кармана рубашки несколько долларовых купюр. — На такой случай всегда документы есть. И с батей договорюсь… чувствую, пешком с этого дня буду ходить.

— А я поехал, — я посмотрел в сторону переезда, где проехал поезд. — За мной.

Из города ехал автомобиль. Обычная «четвёрка», красная, причём во вполне себе хорошем состоянии. Она остановилась рядом с нами и издала гудок: невозможно громкий, низкий и долгий. Такие на машины не ставили. Обычно.

— Вот же *** моржовый, — Шустрый потёр ухо. — Это чё у тебя там за хрень стоит, Морж?

— Тепловозный тифон, ха! — из окна высунулся Моржов. — Поставил месяц назад для прикола. Правда, компрессор пришлось ещё ставить.

— Ну вы, десантура, даёте! — Халява засмеялся. — Ну здорово, Морж-десантник! А чё, милиционерам можно общественный порядок нарушать?

— Зато даже глухой услышит!

Бывший офицер ВДВ, а ныне опер уголовного розыска, сидел в машине, разглядывая нас. Это ему я и звонил, пока Слава Халява заводил тачку. Обрисовав вкратце, только в общих деталях. Моржов обещал помочь, и я знал, что вот он слово сдержит, как и положено. Ну и рассказал, где можно меня найти. Повезло, что дорога в посёлок одна, и на ней мы и встретились.

— Поехали, — я сел на пассажирское место, но дверь пока не закрыл. — А вы езжайте, парни, я всё потом расскажу.

— Удачи, Старый, — пожелал Царевич. — Но если надо, поеду с тобой.

— Нет, всей толпой не надо — заметят. Надо хитро. Ждите.

Я уселся в машину, парни расселись по своим. Верят мне, так что подводить их нельзя. План рискованный, но он поможет сделать так, что мы в этом замараны не будем. Но их не должны там видеть, иначе всё будет насмарку. А я найду, что сказать.

И никаких хвостов не найдут ни блатные, ни следак Ерёмин.

— О прекрасная, даль поглотившая небо, — пел Шевчук из магнитолы.

Моржов выключил музыку, потёр голову, остриженную почти наголо, и посмотрел на меня.

— Слушай, мочить его не дам, — сказал он. — Вы же за этим ехали?

— Уже неважно, Василий Алибабаевич, — я усмехнулся.

— Василий Петрович, — поправил Моржов и повторил: — Мочить не дам. И помешаю! — жёстко добавил он. — Не та эта жизнь. Конечно, я уже понял, что это за кадр, и если бы он не вернулся оттуда — никто бы не пожалел. Да и если при задержании будет пыркаться, и его подстрелят — тоже горевать не буду. Но там если варианта другого не будет. Я помочь обещал, но не такими способами. Мент же я теперь, всё-таки, или кто? И с меня за такое спрашивают строго, даже строже, чем с других. Если вальнуть его, так сразу решат, что псих с войны вернулся, и будут выдавливать. Не положено так теперь делать, только если выхода другого нет.

— А зачем мочить? Его свои кончат, чтобы молчал. Уже нам предлагали помочь, чтобы кровью повязать.

— Оба-на, — он нажал на газ. — А кто?

— Слушай, Васька, ну ты всё равно ничего не сделаешь, а нас подставишь. Но они Вадика кончат, как только поймут, что он знает больше, чем ему говорили. Давай так — тебе сообщил информатор из посёлка, или как там у вас это называется, что по адресу сидит разыскиваемый преступник, ты решил проверить. Главное — не выдать Газона.

— А ты?

— А я в тот момент сидел с тобой, и мы обсуждали проблему. И ты меня решил захватить. Потому что хочешь выручить — раз. Потому что знаешь, что я в опасной ситуации не запаникую — два. Потому что я знаю его и могу помочь уговорить его сдаться — три. Ведь он точно вооружён и опасен. Хотя сдаваться он не будет, конечно.

— А тебе бандиты потом не предъявят?

— Я по их понятиям не живу, — возразил я. — Газон живёт, вот к нему будут вопросы. К нам нет. Тем более я заявление не написал, а к тебе подошёл — практически сослуживцу. Главное — выставить так, что ты его нашёл и меня позвал.

— Но я всё равно его крепить буду, — сказал Моржов. — Хотя если поможешь — будет неплохо.

— Не рискуй, у него пушка может быть, и стрелять он умеет метко. Суть-то не в этом. Братва узнает, что его взяли — сразу.

— Ну, когда в изолятор доставят, само собой, — согласился он.

— Ещё раньше. Тебе говорю напрямую, потому что ты помогаешь. Есть у вас там личность, которая на Фиделя работает. Потом поговорим об этом, не сейчас.

— Ладно, раз обещал, то помогу, — неуверенно сказал Моржов. — Но что это даст?

— Увидишь. Сделаешь выводы. Продолжаем. Ты увидел его в посёлке, решил вызвать подмогу, но зовёшь только тех, кого я предложу, — сказал я. — Это же не твой клиент, у тебя своя работа в своём отделе, но мужиков выручить захотел, чтобы взяли гада. Вот и вызовешь их. А теперь слушай легенду…

Уже темнело. На окраине посёлок выглядел вполне себе преуспевающим. Рядом сам химкомбинат, и ветер порой доносил вонючие выхлопы из труб, но всё же дома здесь строили приличные, и жили в них в основном работники комбината. Хоть зарплаты задерживали, но всё же порой их платили, и за местом ухаживали. Улицы чистые, алкашей мало, есть магазины.

Но это касалось не всего района. Тут такая система — чем ближе к комплексу, тем хуже становилась обстановка, то ли от воздуха это зависело, то ли от чего-то ещё. Чаще встречались одноэтажные и двухэтажные бараки, где все удобства были во дворе и не было водопровода, а между ними росли горы мусора. И магазинов было мало, да и народ встречался своеобразный.

Сразу на улицу Нагорную, куда сообщили Газону, мы не поехали, остановились чуть раньше и вышли на разведку. Надо убедиться, что знакомые Газона не обманули, и что за местом не следят.

Дом ничем не примечательный, со ставнями и завалинкой, разве что печная труба покосилась. Дым из неё не шёл. Заброшенный недавно, ещё не развалившийся. Может, Вадик занял дом знакомого или родственника, хотя второе вряд ли — милиция будет проверять такие места.

Я, радуясь, что снова молод, и колени не скрипят, медленно подобрался к окну, вспоминая старые навыки. Окно завешано изнутри, но неплотно, между занавесками была щель.

Он. Вадик Митяев. Тот самый, только толще стал. Сидит в дорогой кожанке и вязаной шапке, на пальце перстень.

Сидит себе, пьёт водку и смотрит ящик, «Тему» с Юлием Гусманом. Не боится, наверняка думает, что наниматель его отмажет, даже если возьмут, ведь не в курсе, что его приговорили.

На столе початый пузырь, половина буханки хлеба и открытая банка тушёнки, в которую был вставлен нож. Им он, видать, и ел. Рядом что-то накрыто полотенцем, там может быть ствол. Вокруг мусор и пыль, но его это не смущало.

Но долго смотреть я не стал. Он тоже воевал, и у него башка стала устроена так, что любое движение — опасность. Заметит даже пьяный.

Ну что же, Вадик, твоя жизнь в твоих руках. Но я-то иллюзий не строил, что он перевоспитался. Просто сделать нужно так, чтобы на нас не пала тень.

И план уже работал.

Заходить и говорить по душам не буду: тут или он меня стрельнёт, или я его, и всё насмарку. Ну, как насмарку, я попаду на срок, Газон — перед своим «начальником», и для наших ничего, в общем-то, и не изменится. Разве что Шустрый, быть может, в этот раз уже не попадёт на зону. Хоть что-то, но хотелось бы больше.

Так что я передал Ваське Моржову, что цель здесь, и он вызвал помощь.

Это в кино сразу приезжает группа захвата, но в жизни так не бывает. Да и командированных в город омоновцев наверняка бросили разгонять какую-нибудь дискотеку для вида, так что придётся без них. Но они бы мне помешали.

Поэтому приехали опера-тяжи, которые занимаются расследованием убийств, тяжких телесных повреждений и изнасилований. «Убойный» отдел, как его называют в сериалах.

Среди них Семёнов, который удивился, увидев меня. И ещё Пешкин, молодой и смешливый опер, которого назвал Газон.

Мы засели за забором у дома. Уже совсем темно, в окнах домов горел свет. Только Вадик сидел в темноте, но в окно видно, что телевизор работал.

— А ты здесь чё делаешь? — спросил Семёнов, увидев меня.

— Да я его с собой взял, — доверительно сказал Моржов. — Знает же Митяев. Да жалко пацанов, как Митяя возьмут, он же там начнёт всё подряд сочинять, чтобы заложить и шкуру спасти.

— Может, — сочувственно сказал Пешкин. — А следаку только это и надо.

— Ну и из одного батальона они, уболтает его может. А то начнёт палить. ОМОН пока дождёшься…

— Мысль у меня есть, — сказал я, начиная спектакль. — Давай Владимиру Палычу позвоним, может, он посодействует? Может, по телефону Вадика уговорит сдаться? У меня мобила при себе, у Халявы взял.

— Кому позвонить? — удивился Моржов, вернее — сделал вид, что удивился. Я ему объяснял, что замыслил.

— Ты не помнишь? Он лежал на третьем этаже с нами. Ранило его ещё осколком под Дуба-Юртом. Майор ФСБ, в командировку приезжал. Он ещё тогда сигаретами нас угощал, помнишь? Коричневые такие, с цветным фильтром. Визитку оставил, помочь обещал, если что. Вот я звонил ему сегодня по своему делу.

— А, вспомнил. Загорянский, да. Хороший мужик, кстати, — Моржов оглядел остальных и пояснил: — Мы же в госпитале одном лежали, а раненых чекистов тоже с нами клали. Там и познакомились с ним. Но я не врубаюсь — он-то при чём?

— Так я же говорю — звонил ему сегодня, — продолжал я. — Спрашивал про моё дело, и про этого Вадика речь зашла, раз придумывает против нас всякое. Вот майор и говорит — может посодействовать, чтобы тот отстал. Потому что про него знает.

Пешкин заметно напрягся. Ну, Загорянский — человек реально существующий, мужик он и правда нормальный, в госпитале с нами лежал в действительности. Может быть, даже бы и вспомнил нас, если бы я позвонил. Но я ему не звонил, и номер он свой мне не оставлял.

Но такие детали никто в городе проверить не сможет. А вот новости про это передадут братве сразу.

— И при чём здесь Митяев? — спросил Моржов, продолжая спектакль.

— Да как бы сказать… работали они с ним, — проговорил я, стараясь, чтобы это выглядело неуверенно. — Он конкретно не говорил, но вот намёки делал. Да и клички этих бандитов я не знаю, толком, не лезу же в эту тему. Фидель какой-то, что ли.

Пешкин аж вздрогнул.

— А откуда он его знает? — навострил ушки молодой опер. — Московский чекист того киллера?

Я посмотрел на Моржова, будто сомневаюсь.

— Да нормальный пацан, говорить можно при нём, — сказал тот и кивнул.

— Ну, я не знаю толком, не будет же он по телефону такое обсуждать, — сказал я. — Говорит, что знает этого человека по работе, но они его сейчас сами ищут. Типа, какой-то он косяк упорол серьёзный, влип конкретно. Как найдут, так и поговорят, насчёт меня тоже.

— Ты смотри-ка, — Моржов заулыбался. — Смежники завербовали стукача у «химкинских». Ещё и киллера. Ничего он там против них насобирал, наверное. Зря шифровался Фидель, чекисты везде пролезут. Наверное ищут, потому что Бычка завалил, он же тоже в ФСБ постукивал. Спастись хотел, значит, с себя подозрения снять, да не вышло, спалился. И тем, и другим насолил. Вот же гад.

Как естественно вышло, сразу самую суть пересказал. Да, этому десантнику голова нужна не только для того, чтобы об неё бутылки бить.

— Мне-то что? — я пожал плечами. — Лишь бы закончить уже с этим.

— Не отмазали бы они его потом, — недовольно проговорил Семёнов. — Хотя после Бычка вряд ли. Но всё равно, увезут в свой изолятор в область, и следователя-чекиста назначат, чтобы уж точно всё выведать, что он им ещё не рассказал. А если они с Бычком на пару работали, то знать может много. Больше, чем бы киллер разузнал.

— Да не должны, — сказал Моржов. — Хотя кто знает, может, и увезут. Здесь-то в СИЗО у блатных власть, а в изоляторе ФСБ их не жалуют.

Семёнову мы ничего не говорили заранее, и он не знал ничего из того, что мы задумали, но он отлично вписался в разговор.

— Зато тебе проще будет, — старый опер посмотрел на меня и усмехнулся. — Ерёмина к этому делу уже сто пудов не подпустят. Не его уровень уже, там своих поставят. Вот только крепить Митяева всё равно надо. Пока пьяный.

— А вы откуда звонили? — вдруг переполошился Пешкин. — В дежурку бы позвонить, может, ОМОН выдернуть получится. А то мало.

Что-то мне думается, что звонить он собрался не только в дежурку. Но среагировал он сразу, как кот, которому наступили на хвост. Увидел опасность для нанимателя со стороны аж ФСБ, ну и в первую очередь для себя. Вот и хочет предупредить, заодно узнать, что делать.

Это мне и надо. После таких новостей они уже не будут так уверенно говорить, что Вадик ничего не знает. Теперь они будут в панике трястись от мысли, что он мог о них рассказать за всё это время.

— Зачем ОМОН, вас-то для чего позвал? — удивился Моржов. — В четыре рыла не задержим одного пьяницу? Тем более, Андрюха помочь обещал с ним.

Он хоть и оживлённый, но вид у него стал печальным, ведь и сам понял, что его коллега продался, раз так заторопился. Но теперь Моржов мне точно верит.

Ладно, осталось продолжить план. Я раскидал ещё не все крючки, но некоторые уже начинали работать. Другие сработают скоро.