Девятый талисман

Глава 21

— Это было потрясающе, — снова прошептала Азир, и снова Меч жестом велел ей сидеть тихо. Он внимательно слушал, как Ведун описывает поведение Лорда-Чародея.

Все Избранные собрались в большой комнате дома Красавицы. Вожак с Ведуном заняли оба кресла у очага, Меч с Хватом притулились у стенки, а Азир пристроилась на камни очага у ног Меча. Тетива сел на ступеньках, Болтунья с Красавицей бродили по комнате.

— Но их было двадцать человек! — не умолкала Ясновидица.

— Двадцать пять, не считая капитана, — поправил Меч. — А теперь помолчи.

— Двадцать пять!

— Это магия. И замолчи наконец.

Азир явно хотела сказать еще что-то, но поскольку Меч упорно на нее не смотрел, не решилась и замолчала. Однако у Меча сложилось впечатление, что она не слушает Ведуна, а просто ждет, когда Меч обратит на нее внимание.

— По-моему, он искренен, — подытожил Ведун пересказ того, что ему говорил Лорд-Чародей. — Не думаю, что он притворяется или замыслил что-то плохое. Он действительно считает, что без магии Барокану будет лучше.

— Но править Бароканом будет он, с магией или без, — заметила Вожак.

— Ну… да.

— А конец магии означает конец чародеев.

— Что?

— Он убивает чародеев, — горько улыбнулась Вожак.

Ведун поочередно посмотрел на Меча, Лучника, Красавицу, Вора, Ясновидицу и Говорунью.

— Вы серьезно?

— Более чем. Ты ничего не слышал? Даже слухи не доходили?

— Нет! Ни единого слова. Насколько я помню…

— А, даже не пытайся! — воскликнул Меч. — Ты торчал наверху в Летнем Дворце, где магия не действует. Так что не имеет никакого значения, помнишь ты какую-нибудь специфическую подробность, услышанную там, или нет.

— Отлично! — рявкнул Ведун. — Я ничего не помню ни о каких убийствах, но смею полагать, что наверняка уж запомнил бы такое, с магией или без! Мы с Фарашем и Артилом обсуждали возможность что-нибудь сделать с местами наподобие Барабанной Кожи или Сада Костей и говорили, что такое решение может означать необходимость убить тамошних жрецов, но решили для верности подождать с этим еще несколько лет. И это единственные разговоры об убийстве, которые я помню.

— А насчет нового Избранного? — спросила Вожак.

Ведун уставился на нее.

— Ну? Так упоминал кто-нибудь о девятом Избранном или нет?

— Я не… Но он должен быть, ведь так? — Удивление и озадаченность на физиономии Ведуна не увидел бы только слепой. — Потому что мы убили Темного Лорда с холмов Гэлбек. Всякий раз, когда такое происходит, Совет Бессмертных добавляет нового Избранного. Но на сей раз они этого не сделали, да?

— Мы надеялись, что это ты нам скажешь, сделали или не сделали, — вздохнул Меч.

— Ну, я знаю, как было прежде. Когда Избранных создали, их было трое. Вождь, чтобы решать когда и как Избранным вступать в игру, Ясновидец, чтобы отыскивать Избранных и Темного Лорда, и Воин, чья обязанность — убить Темного Лорда. Темного Лорда из Среднеземья убил Вождь, прежде чем Воин успел до него добраться. И тогда добавили Красавицу, чтобы отвлекать противника. Затем Темный Лорд из Жирной Цапли укрылся за запертыми воротами и решетками на окнах, и тогда после его смерти добавили Вора. Первый Ведун появился, когда Избранные, сражавшиеся с Темным Лордом из Камитт'Дару, повторили ошибки своих предшественников. После ликвидации Темного Лорда из Цамаса было принято решение, что ошибочно полагаться только на ближний бой, и появился Лучник. Говоруна, по-моему, добавили после Темного Лорда из Голн-Влейя просто потому, что могли это сделать, и появление нового Избранного стало уже традицией.

— Чародеи весьма привержены традициям, — заметил Меч.

— Ну да. И поэтому они должны были добавить нового Избранного после того, как ты убил Темного Лорда с холмов Гэлбек, верно? Но я не знаю, сделали они это или нет.

— Не знаешь?

— Нет, — покачал головой Всезнайка. — Насчет девятого мне никто ничего не говорил.

— А кто должен был создать Девятый талисман? — поинтересовался Лучник. — И кто о нем может знать?

— Во всех предыдущих случаях после избрания нового Лорда-Чародея тайно собирался Совет Бессмертных и определял, какой будет роль очередного Избранного. Затем они собирали необходимую магию и создавали парные талисманы. Сначала один давали новому Избранному, а потом второй — Лорду-Чародею. После чего новый Избранный отправлялся к Вождю и сообщал тому о решении Совета Бессмертных. Лорду-Чародею никто ничего не сообщал, хотя, как правило, о том, что это за роль, всем становилось известно задолго до появления очередного Темного Лорда.

— Никто мне ни о чем не сообщал, — сказала Вожак.

— Наверное, ты тогда еще не была Вождем, — предположил Всезнайка.

На некоторое время воцарилась тишина.

— Ты правда думаешь, что дело в этом? — спросила наконец Азир. — Потому что тогда, наверное, и я в тот момент еще не стала Ясновидицей, а если новый Избранный постоянно носит перья арра, то это объясняет, почему мне никогда не удавалось его ясно ощутить.

— Ты его не почувствовала? — Всезнайка посмотрел сначала на Меча, потом на Вожака. — Тогда почему вы вообще решили, что он существует?

— Потому что именно об этом люди Артила расспрашивали чародеев.

— Расспрашивали? — Ведун явно расслабился. — Мне показалось, вы говорили об убийстве.

— Говорила, — кивнула Вожак. — Он отправил солдат расспросить чародеев о Девятом талисмане, а если те не отвечали, солдаты их убивали. Точно известно, что они убили Синюю Даму — повесили, — и нам сказали, что они убили еще по крайней мере троих.

— Синюю Даму? Лирию вил Сурулин аза Килорим Ноларис хела Тири? Эту Синюю Даму?

— Откуда нам знать ее истинное имя? — пожала плечами Вожак.

— Это ее имя, — тихо сказала Болтунья.

— Мне казалось, они друзья с Артилом! — воскликнул Ведун.

— Ну так его люди ее тем не менее убили, — отрезала Вожак. — Она ничего не рассказала им о Девятом талисмане. Как нам сообщили, она им сказала, что не может ничего рассказать, потому что на нее наложено особое заклятие.

— И они все равно ее убили? — ужаснулся Всезнайка.

— Да.

— Из-за Девятого талисмана?

— Похоже на то.

— Но это же… Он знает, что это плохо. Ему дозволено убивать чародеев, только если они сделали что-то запрещенное, но ему не дозволено вмешиваться в дела Избранных.

— Так ты считаешь, что его интерес к Девятому талисману — это куда хуже, чем то, что он убивает людей? — поднял голову Меч.

— Нет, я… это не… — Ведун умолк, потом глубоко вздохнул и начал снова: — Я сейчас говорю не о том, что хорошо, а что плохо. — Он обвел взглядом присутствующих. — Но отчасти моя задача как Избранного состоит в том, чтобы говорить, следует или нет Лорд-Чародей установленным для него правилам. Тем самым правилам, которые определяют, в каких случаях нам следует его либо низложить, либо убить. И согласно этим правилам, установленным Советом Бессмертных, вмешательство в отбор, создание или действия Избранных — куда более серьезный проступок, чем убийство чародеев, не замеченных в злодеяниях. В данном случае исходят из того, что эти чародеи могут только казаться невиновными, но на самом деле виновны в чудовищных преступлениях или представляют угрозу для Барокана. А вмешательство в дела Избранных рассматривается как попытка защититься от нас, из чего в свою очередь вытекает, что у него есть причина считать, будто Избранные для него опасны. А из этого следует: он знает, что сделал что-то плохое. Теперь вам понятно?

— Значит, мы не должны верить вообще никаким чародеям? — спросила Красавица. — Ни тем, кого он убивает, ни самому Лорду-Чародею?

— Совершенно верно. Чародеи сами создали такой механизм.

— Глупо с их стороны, — заметил Хват.

— Чародеи, как правило, больше опасаются друг друга, чем чего-то или кого-то другого в этом мире, — хмыкнул Меч.

— Ну, нынешний Лорд-Чародей, похоже, не слишком опасается других чародеев, — сказала Вожак. — Он их убивает просто так.

— Не просто так, — возразила Красавица. — Он пытается разузнать о Девятом талисмане.

— Я вовсе не уверена, что что Девятый талисман вообще существует, — заявила Вожак. — А если и существует, разве это повод убивать людей, которые просто не могут сказать тебе то, что ты хочешь узнать? Не лучше ли держать их подле себя и попытаться снять с них заклятие?

— Может, он просто уничтожает магию, — предположил Всезнайка. — А талисман — лишь предлог. Он постоянно твердит о том, что хочет видеть Барокан без магии. И убийство чародеев — шаг в этом направлении.

— Довольно решительный шаг, — заметил Меч.

— И себя-то он не убивает, — добавил Лучник. — А он ведь чародей.

— Не думаю, что он готов зайти так далеко, — сказал Ведун. — Но он действительно месяцами сидит в Летнем Дворце, где у него нет никакой магии.

— И он убил не всех остальных чародеев, насколько нам известно, — сказала Вожак. — Тот чародей, с которым я разговаривала, сообщил, что застал в живых еще двоих.

— Может, на тот момент люди Лорда-Чародея до них просто еще не добрались, — предположил Ведун.

— Ты считаешь, он действительно хочет уничтожить магию? — поинтересовался Меч. — Это не просто предлог?

— Тебе не кажется, что он просто жаждет власти? — спросила Вожак. — Если он способен править без магии, то помимо чародеев он может с тем же успехом убить и нас безо всякого вреда для себя. И очень может быть, что именно это он намерен сделать, потому-то так и стремится найти предполагаемого девятого.

Ведун помолчал, явно расстроенный ее словами.

— Не забывайте, что там, наверху, моя магия не действует И не обязательно все то, что я помню из пребывания там — истина. Даже здесь, внизу, я не всегда могу отличить правду от лжи, а в Верхнеземье я в этом разбираюсь не лучше обычных людей, если не хуже — у меня ведь меньше практики. Так что я могу высказать только мое личное мнение, не подкрепленное магией. Так вот, я не думаю, что он хочет именно власти. Но не власти ради власти.

— Объясни, — попросила Вожак.

— Вот что он мне рассказал как-то вечером. Что хочет сделать мир лучше. Он стал чародеем в первую очередь потому, что полагал: магия может изменить мир к лучшему. Он вырос в Каперсовом Кусте, где лерры капризны и суровы, слышал рассказы о Барабанной Коже и Саде Костей и всегда чувствовал, что мир должен быть лучше, что жизнь людей могла бы быть счастливее, богаче и спокойней, если бы жрецы не угождали бесчеловечным силам природы.

— Бывал я в Каперсовом Кусте, — буркнул Лучник. — Если он оттуда, неудивительно, что он малость тронутый.

— Итак, он стал чародеем в надежде улучшить мир, но быстро обнаружил, что на самом деле мало что может, — продолжил Ведун. — Он мог творить чудеса, но только в ограниченной сфере. Он не мог бросить вызов сложившемуся жречеству — это стало бы нарушением установленных Советом Бессмертных правил, и Лорд-Чародей убил бы его. Он не мог внести никаких существенных изменений. Пытался, но жрецы слишком боялись, а лерры слишком держались своих привычек. Он даже не мог ступить на землю в некоторых поселениях, не пообещав предварительно местным жрецам, что не сделает ничего, нарушающего местные традиции, — лерры распознавали в нем угрозу и не пускали его.

Меч вспомнил, как впервые увидел Артила им Салтира, известного тогда как Красный Маг. Чародей висел в воздухе над площадью в Безумном Дубе, потому что местные лерры не позволяли ему приземлиться. Тогда Меч никак на это не отреагировал, потому что в то время мало что понимал в делах чародеев, но теперь увидел те события иначе.

— Он пришел к выводу, — продолжал Ведун, — что коль скоро магия исходит от лерров, то соответственно противится переменам. Тот мир, который мы знаем, создан леррами, он такой, каким мы сделали его при сотрудничестве лерров. И если мы хотим чего-то получше, то должны навязать это леррам, природе, силой.

— И единственный, кто на это способен — Лорд-Чародей, — добавил Меч, припомнив, как Темный Лорд с холмов Гэлбек принудил лерров к неестественному для них поведению в попытке остановить Избранных.

— И он подсуетился, чтобы стать Лордом-Чародеем, — подытожила Вожак.

— Или как минимум уцепился за подвернувшуюся возможность, — кивнул Меч. — Сомневаюсь, что он имеет какое-то отношение к тому, что Лорд-Чародей с холмов Гэлбек стал Темным Лордом.

— Да, — кивнул Ведун. — Именно. Он не упустил свой шанс. И вот теперь пытается навязать свою волю леррам, прокладывая дороги через дикие места, рушит естественные границы между Бароканом и Верхнеземьем, создает независимые от жречества структуры власти и организации — короче, пытается сделать жизнь в Барокане лучше без всякой магии.

— И ты не считаешь это жаждой власти? — уточнила Вожак.

— Он хочет власти не над людьми, а над природой, — пояснил Ведун.

— Мы живем среди природы, — заметила Красавица.

— Мы — часть природы, — поправила Вожак.

— Но он хочет сделать мир лучше, — продолжал настаивать Ведун. — Для всех!

— В отличие от Фараша, который хотел сделать мир лучше только для себя, — проговорил Меч.

— Даже не напоминай мне о Фараше! — буркнула Вожак. — Ты отдаешь себе отчет, что если и впрямь существует Девятый талисман и девятый Избранный, то именно Фараш скорее всего знает все подробности? Если Совет Бессмертных поставил в известность Вождя, и сделали это до того, как нашли меня, то сказали они как раз Фарашу. Лорд-Чародей отправляет своих солдат допрашивать и уничтожать чародеев, когда его главный советник скорее всего давно уже знает все ответы.

— Нам это неизвестно, — возразил Меч.

— Может, как раз от Фараша он и узнал о существовании Девятого талисмана, — сказал Ведун. — Если исходить из того, что талисман и впрямь существует. Возможно, чародеи сообщили Фарашу не все, что хочет знать Артил.

— Значит, Артил уничтожает чародеев просто для того, чтобы улучшить мир, — ехидно произнесла Вожак.

— Но он действительно хочет улучшить мир! — с жаром воскликнул Ведун.

— Я не считаю дождливые дни и гибель урожая улучшением, — отрезала Вожак. — И меня терзают смутные сомнения, что убитые чародеи тоже не считали улучшением свою ликвидацию.

— Но дороги! — воскликнул Ведун. — Каналы, мосты, паромы! Кабан из Липовой Рощи, Безумный Дуб и другие угрозы, которые он устранил! И… и он еще много чего запланировал…

— Все это он может делать, сидя здесь, внизу, и не убивая никого при этом, — ледяным тоном отрезала Вожак.

Ведун умолк, беспомощно глядя на окружающих.

— Так какой у тебя план? — спросил Меч Вожака.

Она не стала отвечать ему прямо, а обратилась к Ведуну:

— Значит, ликвидация тех чародеев — не причина для его устранения?

— Не совсем, — пожал плечами Ведун. — Но нам в общем-то и не нужна причина. Мы — Избранные. Закон гласит, что мы должны руководствоваться лишь нашим собственным суждением.

— И тем не менее мне бы хотелось иметь возможность в точности указать то правило, которое он нарушил, — настаивала Вожак. — Скажи-ка, Ведун, есть ли какие-нибудь упоминания, что Лорд-Чародей обязан не покидать границ Барокана?

— Прямых нет, — чуть поколебавшись, ответил Ведун. — Темный Лорд из Паучьего Болота в какой-то момент сумел удрать от Избранных, уплыв на Западные Острова, но по здравом размышлении вернулся для переговоров. Он обнаружил, что его способность опреснять воду, чтобы поить экипаж и себя самого, исчезла, как только он пересек морскую границу Барокана.

До Меча вдруг дошел смысл одной непонятной доселе строки из древней баллады: «Уплыл он туда, где соленую воду очистить не мог». Но вряд ли сейчас это имело значение.

— И все? — спросил он.

— И все, — кивнул Ведун.

— Но его обязанность — защищать Барокан? — уточнила Вожак.

— Конечно. Это же часть его клятвы.

— Он не защищает нас от дождя и жары, — заметил Лучник.

— А это и не входит в клятву, — пояснил Ведун. — Он поклялся защищать Барокан от разбойников, безумцев, тех, кто использует магию во зло другим и всего прочего, что угрожает мирной жизни. О погоде там нет ни слова.

— В его обязанности входит использовать магию при защите Барокана? — поинтересовался Меч.

Ведун замолчал и некоторое время смотрел на Меча, словно размышляя.

— Думаю, да, — наконец ответил он. — Слова не совсем однозначны, но да, в его клятве сказано, что талисманы Лорда-Чародея даются ему, чтобы использовать их для защиты жителей Барокана.

— Значит, он нарушает свою клятву, и надо ему на это указать, — подытожила Вожак.

— Полагаю, ты имеешь в виду, указать с помощью наконечника стрелы, — изрек Лучник. — Пожалуй, я могу пристрелить его, когда он будет спускать с горы. Его легко узнать в этом красном балахоне.

— На самом деле мы не хотим его убивать, — сказал Меч. — Народ его любит, знаешь ли. Благодаря дорогам многие стали богаче, и жизнь людей сделалась более разнообразной. Я не имею в виду, что мы должны позволить ему и дальше убивать чародеев или оставить без внимания тех, кого уже убили, но просто всадить ему в грудь стрелу не кажется мне умным решением. Мы должны предоставить ему шанс объясниться. Ну и по крайней мере дать ему возможность спокойно отречься. Он сказал, что предпочтет отречение смерти. — Меч повернулся к Ведуну: — Ты ведь присутствовал, когда Артил это говорил.

— Да? — удивился Ведун. — Ничего такого не помню.

— Но ты… — Меч нахмурился. — Ты не помнишь?

— Нет.

— Значит, он лгал. — Меч оглянулся на Вожака. — Это нехорошо.

— Если ты точно уверен, что я слышал эти слова, то тогда да, он солгал, — подтвердил Ведун. — И тем не менее лично я вполне удовлетворюсь, если он просто пообещает не покидать больше Барокан и больше никого не убивать, ну и не допытываться больше об этом Девятом талисмане. Его ликвидация не вызовет поддержки у населения. И, если честно, он мне нравится.

— Я вовсе не жажду кого-то убивать, — заявила Вожак. — И вообще-то я имела в виду письмо, а не наконечник стрелы или острие меча. Мы скажем ему, что хотим услышать объяснение насчет убитых чародеев, и что данная им клятва обязывает его использовать магию. И из этого будем исходить. Если он скажет: «Ой, мне очень жаль, я это как-то упустил», согласится впредь не покидать Барокан и оставить в покое чародеев, то тогда все в порядке. На данном этапе. Хотя присматривать за ним мы, конечно, будем, чтобы удостовериться, что он держит слово. Если же он откажется прислушаться к нашим пожеланиям, мы его ликвидируем.

— Значит, я не смогу пристрелить его по дороге вниз, как бы заманчиво это ни было, но если увижу, что он поднимается наверх, то я волен его уложить? — уточнил Лучник.

— Ну, более или менее так, — кивнула Вожак. — Только штука в том, что я хочу его видеть мертвым не больше, чем Всезнайка. Как правильно сказали Меч и Всезнайка, народ его любит.

— К тому же его преемник может оказаться куда хуже, — добавил Меч. — Выбор возможных кандидатур невелик.

— Да, и это тоже, — согласилась Вожак. — А кстати, почему осталось так мало чародеев? Во всех старых песнях и легендах говорится, что их сотни.

— Причин тому несколько, — пояснил Ведун. — Самая главная, пожалуй, — у чародеев настолько плохая репутация, что им сложно найти толковых учеников. Никто не любит чародеев, следовательно, никто и не хочет становиться чародеем. Среди же самих чародеев мастера опасаются выучить кого-то, кто потом станет злым колдуном, или, будучи избранным Лордом-Чародеем, ступит на путь зла. Поэтому они очень-очень тщательно подходят к вопросу отбора учеников, и большинство желающих отсеиваются как неподходящие. Многие чародеи — вообще-то, большинство из них — за всю свою жизнь не удосуживаются подготовить хотя бы одного ученика, и поэтому с течением веков их численность неуклонно сокращалась.

— Неужели, — произнесла Вожак, и это вовсе не прозвучало вопросом.

— Одна из причин, — продолжил Ведун, — по которым нынешний Лорд-Чародей хочет создать систему, не опирающуюся на магию, такова: он считает, что лет через сто или около того в любом случае попросту не останется чародеев, чтобы поддерживать прежний уклад.

— Это… интересно. И многое объясняет, — задумчиво протянула Вожак. — Значит, он полагает, что просто ускоряет неизбежное.

— Но мы ведь этого не допустим, да? — обеспокоился Лучник.

— Не знаю, — пожала плечами Вожак. — Но в любом случае не позволим ему делать это в одностороннем порядке. Если Лорд-Чародей хочет изменить основные законы, по которым мы живем, то ему придется для начала проконсультироваться с Избранными и Советом Бессмертных.

По мнению Меча, это было вполне разумным, но почему-то он сомневался, что Артил согласится. Мнение Артила о коллегах-чародеях было, мягко говоря, невысоким.

— Он ведь принимает послания, да? — спросила Вожак.

Всезнайка поспешил заверить ее, что Лорд-Чародей принимает и лично читает большую часть доставляемых в Летний Дворец посланий.

— Ну, значит, мы напишем ему вежливое коротенькое послание с просьбой вернуться в Барокан для консультации, — подытожила Вожак. — Срок установим разумный. Мы вообще будем вести себя крайне разумно.

— А если он не сочтет это разумным? — поинтересовался Меч.

Вожак пожала плечами:

— Мы — Избранные, и знаем наш долг.

— Ты убил предыдущего, — глянул на Меча Лучник. — Теперь мой черед.

— Если в этом будет необходимость, — подчеркнула Вожак.

— Убивай на здоровье, если потребуется, — заявил Меч. — Да, я убил предыдущего, и это было… в общем, не испытываю ни малейшего желания повторять этот опыт.

— Сожаления? Кошмары? — Вожак поглядела ему в глаза.

— Нет, — покачал головой Меч.

— Что тогда?

Меч довольно долго смотрел на нее, потом решил сказать все как есть.

— Просто ощущение пустоты и бесполезности. Вот сейчас мы имеем Лорда-Чародея, который может оказаться темным. Ну и чего мы тогда добились, ликвидировав предыдущего? Нам потребовались месяцы, чтобы с боями пройти весь Барокан и добраться до Темного Лорда с холмов Гэлбек. Но мой последний бой, тот, что закончился его смертью, продлился буквально несколько секунд. Все закончилось даже быстрей, чем я тут тебе сейчас рассказываю. Лерры направляли мою руку так уверенно, что у него не было шансов, поэтому все это смахивало не на честный поединок, а на самое обыкновенное убийство. И теперь ни я, ни кто-либо другой ничего не можем изменить. Умер человек, заслуживший смерти, а у меня осталось ощущение… Да в общем — никакого, кроме уверенности, что я должен был бы ощутить нечто большее.

— Понимаю. — Вожак пристально глядела на него.

— Так ты поэтому не убил тех гвардейцев? — спросила стоявшая за плечом Меча Азир.

Меч удивленно оглянулся на нее:

— Нет, Азир. Я никого из них не убил, потому что не было необходимости их убивать. Они не сделали ничего такого, за что их следовало бы убить. Они просто выполняли свою работу, безвинным вреда не причинили.

— Себя я тоже считаю безвинной, — иронично усмехнулась Вожак.

— Они не причинили тебе вреда, — сказал Меч. — Их командир знаком что-то им приказал. Скорее всего схватить тебя, но никто еще не прикоснулся к тебе и не угрожал. Я не желал им зла. Просто хотел показать, что мы им не по зубам.

— Их было двадцать пять! — воскликнула Азир. — И ты сбивал стрелы в воздухе!

— Я величайший в мире фехтовальщик, — спокойно ответил Меч. — Избранный Воин, защитник Барокана, обладающий благодаря леррам стали и мускулов способностью сразить любого врага. Ну и конечно, на моей стороне была внезапность. Разоружить их оказалось просто. Наверное, мне следовало это сделать, не проливая крови, но я хотел побыстрее их обескуражить, не дать им перегруппироваться прежде, чем я с ними со всеми разберусь. Порез на руке или ладони дает человеку понять, что он проиграл, не вызывая ощущения, что он сражается за свою жизнь. Если бы у них было время оценить ситуацию и поразмыслить, то я мог бы оказаться под градом стрел, который просто не смог бы отразить.

— Похоже, ты все продумал, — заметила Вожак.

— Я восемь лет ежедневно по часу практиковался в фехтовании и готовился к любым неожиданностям. Как физически, так и духовно, — пожал плечами Меч. — Полагаю, ты тоже размышляла, как лучше пользоваться твоей магией. Особенно после того, как к тебе вернулись воспоминания о том, как ею можно злоупотребить.

— Размышляла, — признала Вожак.

— Моя… она действует не так, — сообщила Ясновидица. — Она не поддается сознательному контролю. Я просто знаю определенные вещи.

— Я практикуюсь и планирую, — сказал Лучник.

— Я слышу то, что слышу, хочу я того или нет, — проговорила Болтунья. — Но вот что говорить, кому или чему говорить, я решаю сама. Я ничего не планирую, даже не задумываюсь над этим, но, похоже, моя магия срабатывает лучше, когда у меня есть достаточно времени.

— А я Красавица всегда, — сказала Красавица. — Но я могу управлять тембром голоса и жестами, чтобы усилить или ослабить воздействие на мужчин. В этом практики не нужно.

Меч кивнул. И тут заметил, что восьмой участник ничего не сказал. Он поглядел на Хвата.

— О, я практикуюсь, — хмыкнул Вор, поймав его взгляд. — И планирую. И помалкиваю об этом. У людей какое-то ну совершенно непонятное отвращение к ворам.

Никто не нашелся, что на это ответить, и некоторое время все молчали. Затем Вожак хлопнула в ладоши:

— Полагаю, теперь мой черед писать письмо. Красавица, где у тебя перо, чернила и бумага?